– На волоске от смерти. Убили его жену и детей.

– Бетти мертва?

– Убита в моем доме.

– Боже! – Снова молчание. – А что полиция? – Оба понимали, что линия, возможно, прослушивается. – Они сообщили только, что убит агент, в тебя стреляли и что-то еще насчет нескольких убийств. Обещали подождать, пока приедет кто-нибудь из наших. – Он продолжал играть на подслушивающую публику. – Очень мило с их стороны.

– Я им не говорил, кто такой Ронейн.

– По-моему, зря. Надо было сказать, что он сотрудник УБН и что это его семья убита. – Теперь Смит был уверен, что до его приезда в Сан-Антонио полиция будет держаться в стороне. Теперь это дело переходило в ведение УБН. – Как ты думаешь, чьих это рук дело?

– Это связано с Эль-Пасо.

– Каким образом?

– Может быть, Ронейну что-то известно. Я не знаю. Только это все те же люди.

– У меня там еще один агент.

– Его сейчас нет в комнате. Он сторожит палату Ронейна.

– Я вылетаю. Беру с собой команду. Что преступники?

– Ушли. Угнали фургон и по дороге сбросили его с насыпи. Никто их не видел.

– Ронейн знает о Бетти?

– Думает, они живы. Это помогает ему держаться.

– Попроси полицию ничего ему не говорить. Как он сейчас?

– Лежит в отдельной палате, кругом все стерильно. Он обнажен, на него ничего нельзя надеть и телу нужен воздух.

– Что говорят врачи?

– Что он теряет много жидкости. Ему ставят капельницы с солевым раствором. В комнате поддерживается температура семьдесят пять градусов.

– Как его туда доставили?

– Команда «Скорой помощи» обернула его марлей, пропитанной парафином. Говорят, они впервые такое видят, но тем не менее, я смотрю, они свое дело знают.

– Надеюсь. Я выезжаю в аэропорт. – Пауза. – Почему он передумал и поехал к тебе?

– Может быть, ты мне скажешь об этом? Я ведь в отпуске.

– Да ну тебя на хрен, Маршалл.

Положив трубку, Маршалл повернулся к Джилл:

– Сюда едут из Вашингтона. Они заинтересуются, почему ты здесь.

– Потому что я твоя подруга.

– И это все, что им нужно знать. Тебе надо вернуться в Англию.

– Сейчас?

– Как только мы выйдем отсюда. Им ни к чему знать, что ты из Манчестера.

– Что же с нами будет?

– Как только я буду уверен, что Ронейн вне опасности, сразу же приеду. Ну пойдем.

Они нашли ответственного за операцию полицейского офицера, и Маршалл сказал ему, что должен проводить Джилл в аэропорт. Тот стал колебаться, но Маршалл убедил его, что Джилл мало чем может помочь следствию. После звонка шерифу офицер позволил Джилл уехать, при условии, что с ней свяжутся, если возникнет такая необходимость.

Маршалл доставил ее домой на чужой машине, помог собраться и отвез в аэропорт. Говорили мало, нежность их отношений была грубо нарушена. Она видела, что теперь ничто его не остановит, он будет идти до конца. Так змея, заглатывающая свою жертву, ни за что ее не выпустит, даже если подавится. Он взял ей билет на ближайший рейс – до Майами, оттуда она улетит в Манчестер.

– Что мне сказать Армитеджу? – спросила она.

– Передай, я посмотрю, что смогу сделать. Пусть ждут, когда я с ними свяжусь. И не говори, что ты в курсе.

– Я люблю тебя, Джимми Маршалл. Или Джимми Соулсон?

– Я всегда буду Джимми Маршаллом. – Он крепко обнял ее. – Я люблю тебя, милая. – Он чувствовал, что она думает о чем-то другом. – В чем дело? – спросил он, слегка отстраняясь.

– Я перепугалась, когда они стали стрелять. Только сейчас почувствовала.

– Это пройдет.

– В Куантико было совсем не так. – Она нервно усмехнулась. – В смысле – мишени никогда не отвечали.

– Вот что значит охранять закон здесь. Это совершенно другой мир, дорогая.

Маршалл не стал дожидаться, пока взлетит «Боинг-727», не видел слез сидящей в самолете Джилл. Он сразу поехал в больницу. Состояние Ронейна было все таким же тяжелым. Вернувшись в ту же комнату, он стал ждать приезда Смита и команды из УБН.

Сидя с закрытыми глазами в кресле, он думал о Ронейне и Джилл. Дороже их для него нет никого на свете. Никогда в жизни он не испытывал такого страшного и полного одиночества.

И Маршалл заплакал, слезы катились по щекам, и он не в силах был их остановить. Рыдания сотрясали его тело, он крепко обхватил голову руками, пытаясь спрятаться от всего этого ужаса. К счастью, никто не входил в комнату, не в характере Маршалла было показывать свои эмоции.

Смит и сотрудники УБН застали его в этом состоянии час спустя. Никому не показалось странным, что этот сильный человек плакал. Все знали, насколько ему близок Ронейн.

Тем труднее им было сообщить, что полчаса назад Ронейн скончался. Затем они вышли, оставив Маршалла наедине со своим горем. Когда наконец он покинул комнату и нашел Смита, все горе было уже выплакано.

Теперь он знал, как действовать.

Поможет ему кто-то или нет, но Джимми Маршалл будет драться до последнего.

Ради Ронейна, Бетти и их детей. Хорошо хоть Ронейн так и не узнал о гибели своей семьи. Это облегчило его смерть.

– Если это имеет значение... – произнес Смит. – Ронейн перед смертью дважды выкрикнул твое имя. Как будто звал тебя.

Маршалл ничего не сказал. Все вокруг казались ему чужими. Теперь он был сам по себе, и ничего не оставалось, кроме как покинуть этот город.

Он поехал домой, привел все в порядок и приступил к осуществлению своего плана.

Манчестер и его окрестности

Англия

Маршалл выглянул в овальный иллюминатор «Боинга-747» и увидел первую гряду облаков – самолет приближался к побережью Шотландии.

Венценосный остров. Черт! Сколько лет прошло с тех пор, как он покинул эту непросыхающую землю. Здесь все так же пасмурно, сыро, моросит дождь. Он закрыл глаза и вспомнил Техас, его бездонное небо, чистый горизонт. Там человек чувствует себя частью чего-то большого и значительного. Не то что на этом маленьком, замкнутом на самом себе острове, который когда-то был его домом. Он вспомнил свой страх и растерянность, когда уезжал отсюда подростком, ведь до этого ему не доводилось бывать дальше южной окраины Манчестера. Какой большой и ужасной показалась Америка молодому Джимми Соулсону, которому велели покинуть дом и никогда не возвращаться! Все давнее и забытое вдруг с удивительной ясностью предстало пред ним.

Большой самолет затрясло, он вошел в полосу дождевых облаков и начал снижаться. На табло замигали предупреждения «Пристегнуть ремни» и «Не курить». Маршалл напрягся. Ему не доставляло ни малейшего удовольствия сидеть вот так, привязанным к креслу, в огромной металлической банке, мчащейся по небу со скоростью 500 миль в час. Он взглянул в окно, по крыльям самолета хлестал дождь, из-за темно-серых облаков земли совершенно не было видно. При последнем заходе на посадочную полосу номер 24 манчестерского аэропорта Рингуэй Маршалл услышал гул выпускаемых шасси. Он прильнул к иллюминатору, пытаясь разглядеть землю. Наконец прямо под ним на посадочной полосе замелькали огни, и огромный самолет всей своей тяжестью бухнулся на бетонированную дорожку, слегка подпрыгнул, раздался рев реверсов, и бег замедлился. Маршалл сразу же расслабился. Пока «Боинг-747» подруливал к вокзалу, дождь не ослабевал.

Таможенный чиновник подозрительно посмотрел на Маршалла, словно тот что-то скрывал. Маршалл их терпеть не мог, они всегда заставляли его чувствовать себя виноватым. Он шел по зеленому коридору, однако таможенник жестом предложил ему задержаться.

– Вы прибыли рейсом из Атланты, сэр? – вежливо спросил остроглазый чиновник.

– Да, – ответил Маршалл, не отводя от него взгляда и изо всех сил стараясь не выглядеть виноватым.

– Вам нечего предъявить?

– Нет, – солгал Маршалл, ощущая привязанный к животу жесткий пластмассовый корпус девятимиллиметрового пистолета «Глок-17». Все металлические части – ударник, затвор и ствол были сняты и замаскированы в чемодане вместе с фотоаппаратом. Пули он рассчитывал получить от Армитеджа, когда прибудет в Манчестер: их легче достать и, в отличие от пистолета, они не требуют регистрации. Поэтому в Атланте перед посадкой на рейс металлодетектор ничего не обнаружил, кроме зажигалки «Зиппо», которую Маршалл отдал чиновнику службы безопасности, прежде чем пройти через детектор во второй раз. «Ну надо же, все время одно и то же», – пошутил он тогда.