Простите, что я говорю о таких вещах после великолепного обеда. Но теперь, когда вы знаете, с чем приходится сталкиваться полицейским, постарайтесь представить себе, каково мне и моим коллегам, когда некоторые политические деятели обвиняют нас в жестокости, безответственности, недостаточной общительности. – Чарли Соулсон улыбнулся и промокнул лоб платком. – Есть такая байка о льве и газели. Просыпаясь каждое утро, газель знает: чтобы выжить, ей нужно бегать быстрее самого сильного льва. А лев понимает, что главное для него – не отстать от самой нерасторопной газели. Поэтому, когда наступает рассвет, лев и газель показывают лучшие результаты в беге, иначе их ждут неприятности. То же самое можно сказать о преступном мире и полиции.

– Это было выступление начальника полиции Чарльза Соулсона вчера на обеде в Манчестере. В своей речи он коснулся насилия, связанного с наркотиками, которое снова выплеснулось на улицы. Соулсон и полиция подвергаются критике за неспособность поддерживать порядок в городе.

«Ого, – подумал Маршалл, – удар ниже пояса». Оказывается, Соулсон здесь многих не устраивал. И как только его брату удается справляться с этой публикой? Он знал, что у Чарльза мягкое сердце, ему нравились уважение и любовь окружающих. Но все его лучшие черты скрывались за надменной пуританской внешностью.

Национальный медицинский центр военно-морского флота

Бетесда

Мэриленд

Сейчас им нужна только его голова, его способность анализировать.

Вывернув шею, он наблюдал, как к нему приближаются двое. Передний старался выглядеть спокойным, но глаза над марлевой повязкой выдавали его потрясение. Все реагировали одинаково, впервые попав к нему в палату. Его тело представляло собой бесформенную массу, покрытую лоскутами пересаженной кожи, к которой были подведены капельницы с физиологическим раствором и катетер для вывода жидкости.

– Уж если я могу выдержать такое, то вам-то и подавно следовало бы, – произнес он с улыбкой, которая обычно появляется на лице при словах «рад вас видеть». Здесь, в этой палате, он оставался один на один со своими мыслями и, что самое страшное, наедине с кошмарами, не дающими покоя ни днем ни ночью.

– Мне очень жаль, что приходится встречаться при таких обстоятельствах, – сказал тот, который постарше.

Он пожал плечами и тут же пожалел об этом: по всему телу прошла болевая судорога. Они терпеливо ждали, пока боль утихнет. Ждать пришлось минут пять. Любое неожиданное движение вызывало тяжелую реакцию.

– Все в порядке, – наконец произнес он. – Если вы придвинете пару стульев и сядете напротив, мне не нужно будет поворачиваться. Эй! Только не скребите по полу. На меня действуют даже звуки. Пожалуйста, осторожнее.

Он наблюдал, как они плавно, словно исполняя адажио из балета, перетаскивают стулья, и с трудом, чтобы не вызвать нового приступа боли, сдерживал смех. Даже теперь он не терял чувства юмора. Насчет звуков он слукавил. Маршалл оценил бы его скромную шутку.

– Итак, что он сейчас делает? – спросил, наконец усевшись и завертываясь в белый больничный халат, старший.

– Открывает двери, – ответил он.

– Какие двери?

– Пока не знаю. Нам известно только, что он где-то в Европе. Я думаю, в Манчестере. – Он решил умолчать о письме. Пусть Маршалл сам решает, ставить их в известность или нет.

– Почему?

– Он считал, что груз был отправлен туда. Или же в Ирландию.

– Но почему Манчестер?

– Это крупный центр по распространению наркотиков. С его характером он будет пытаться заключать сделки, пока из этого что-либо не выйдет.

– Но так он может погибнуть.

– Ему не привыкать к опасности.

Второй из мужчин наклонился вперед.

– Слишком много поставлено на карту. Он намерен идти до конца?

– Думаю, что да.

– А что, если им движет месть? – спросил первый.

– Возможно, но это не затмит его рассудка.

– Лучшего шанса у нас не будет. Надо надеяться, что он не оплошает.

– Он у вас самый лучший.

– Все так говорят.

– А это я вам говорю. – Ему вдруг захотелось накричать на них, обругать за то, что они втянули его в эту ужасную историю. Волна эмоций захлестнула его, и в этот момент страшная боль тысячью осколков разорвалась в его теле. Он закрыл глаза, пытаясь унять боль, усилием воли понизить температуру, но было уже поздно: жгло так, словно на раны плеснули горящим бензином. Он вскрикнул, те двое быстро встали, не понимая, в чем дело. Сейчас же распахнулась дверь, и в комнату вбежали две медсестры.

– Пусть они останутся! – крикнул он, превозмогая дикую боль. – Пусть побудут здесь. Не отпускайте их.

– Сядьте и сидите тихо! – крикнула одна из медсестер. – Сидите спокойно, что бы ни случилось.

Почти двадцать минут ушло на то, чтобы унять боль. Когда медсестры наконец ушли, он заговорил снова:

– Температура. Жжет, как огонь. Просто невозможно терпеть.

– Мне очень жаль, – посочувствовал старший.

– Ничего. Но вы должны доверять ему.

– Даже если он работает в темноте, на ощупь?

– Особенно в этом случае. Учитесь доверять своим людям.

– Вам мы доверяем.

– Этого мало. Он тоже достоин.

– Мы хотим, чтобы вы рассказывали нам, что там происходит, – вмешался второй мужчина.

– Каким образом, откуда же мне знать? Я прикован к постели.

– Мы будем доставлять вам информацию о том, как там идут дела. Нам необходимо знать, каким будет его следующий шаг.

– Вы что, хотите, чтобы я предугадывал его действия?

– Вы знаете его лучше, чем кто-либо еще, – сказал старший.

– Единственное, что в нем предсказуемо, – это его полная непредсказуемость.

– В любом случае мы должны попробовать.

– У вас там есть свой человек?

– Да. Джон Пентанзи в Лондоне.

– Этого недостаточно.

– Так вы будете нам помогать? – спросил старший.

– У меня нет выбора. – Он ненавидел их за то, что они вынуждали его к этому. Маршалл заслуживал большего.

Второй помощник администратора встал. Его заместитель Питер Смит тоже.

– Решено. Шанс слишком велик, чтобы им не воспользоваться.

Они ушли.

Ронейн лежал на воздушной кровати с пропитанным парафином марлевым матрасом.

Ему хотелось расплакаться, но слезы скатятся на грудь и обожгут нервные окончания на его лишенном кожи теле. Он был возмущен их поступком: они обманули Маршалла, сказав ему, что он умер, чтобы тот уехал в Англию с желанием отомстить. В конце концов ему не удалось сдержаться, и слезы полились потоком.

Крича от боли, он вспоминал Бетти, детей, друга, которым пожертвовал, не выдержав пытки. Если бы его можно было предупредить! Как бы ему хотелось остаться верным товарищем.

В этот раз сестры не стали подходить к нему. Они и раньше слышали, как он кричал, и знали, что ему ничто не поможет. В конце концов, только сам Ронейн мог поправить то, что испортил.

Отель «Плаза»

Нью-Йорк

Техасец посмотрел в окно на городские улицы и с отвращением плюнул.

Он ненавидел это скопление высоких зданий, миллион застывших окон, глядящих немигающим взглядом на шумные улицы. Здесь его никогда не покидало ощущение, что за ним следят, что где-то там, за окном, секретный агент не спускает с него глаз. Ему нравился простор равнин его родины. Просто земля, небо, вода, но он так скучал по ним. А она, эта уродливая, жестокая женщина, как никто понимала его.

Он вспомнил ту первую звездную ночь в Техасе, которую они провели в пшеничном поле. Он был одним из немногих не принадлежащих к семейству людей, кому они доверяли. Ему велели отвезти ее в Луббок и показать, где живет Бадди Холли. Она с ума сходила по этому певцу, и родители в Колумбии, желая сделать ей подарок, устроили эту поездку. Всю дорогу они слушали только Бадди Холли. Он ничего не сказал ей о припрятанных в багажнике двадцати килограммах кокаина – ее родители убили бы его, если б узнали, что он подвергает их дочь опасности. Партия кокаина была изъята у местной банды, которая обманула Кали и с которой он расправился по-своему. Но груз все равно надо было доставить по назначению, и это поручили ему. Он вспомнил, как остановил машину и вышел на обочину облегчиться. Когда вернулся, увидел, что она стоит на коленях на переднем сиденье, а на приборной доске насыпана полоска кокаина. Он забрался в машину и наблюдал, как она нюхала его через свернутую в трубочку долларовую купюру. Затем вышла из машины и поманила его за собой. Пока он обошел вокруг машины, она успела полностью раздеться. Он тут же влюбился в ее тело – большое и мускулистое, с огромной грудью. Она лежала на обочине дороги на спине, призывно раздвинув ноги. Он никогда еще не видел такой буйной растительности: густые, жесткие, черные лобковые волосы, казалось, лавиной стекали от пупка и до поясницы. Это выглядело так, словно на ней были надеты узенькие трусики из спутанных волос. Обезумев, он опустился перед ней на колени и погрузил лицо в этот спутанный рай, вобравший в себя вкус и запах ее тела. Она стала кончать, но это не смутило его, а лишь еще больше распалило страсть. В тот вечер в Техасе, занимаясь любовью под мелодию «Пегги Сью», они поняли, что нашли друг друга. Через три недели они поженились, и с тех пор она всюду следовала за ним, куда бы он ни поехал. Теперь ее не было рядом: она погибла, сраженная пулей Маршалла. И никто больше не сможет любить его так, как она.