— Джован, мы не знаем, скольким удалось вырваться.

Он приподнимает подбородок, хотя я вижу, что это лишь маска.

— Гадать бессмысленно, — соглашается он. Он смотрит вниз на неподвижного Агвана. — Но без этого человека никто из нас не остался бы в живых. Он проявил такую самоотверженность, какой я никогда не видел.

В горле встаёт ком. Я киваю, не в силах говорить.

Я остаюсь с Агваном наедине, пока из его руки уходит тепло. Слушаю, как с трудом и хрипом вырывается его дыхание. Наблюдаю за тем, как его грудь перестаёт подниматься. Пока он не умирает.

Агван был героем.

Когда я отступаю и позволяю двум мужчинам убрать его тело. Глядя на повисшего между ними голодного Солати, я решаю, что Агван останется в памяти навсегда.

Я поднимаюсь по песчаному берегу к Джовану. Из туннеля выходят люди, и я вижу, что взгляд Джована прикован к отверстию. Он полон страха, что поток остановится.

Я стою с ним плечом к плечу и оглядываюсь по сторонам в поисках своих друзей. Санджей, Аднан… Роско. Аквин и Адокс.

Оландон в безопасности, а вдалеке виднеется дымящаяся фигура Осколка. Правда, сначала я заметила Лавину. Но где же остальные? Малир, Рон, Лёд, Вьюга, Грех. Советники.

Мучительно наблюдать за потоком людей, выходящих из потайного источника, не зная, появятся ли близкие. Все наблюдают за отверстием, хотя Джован приказал им занять оборонительные позиции.

— Пока что около девяти сотен человек.

Я не отвечаю на замечание Джована. Потому что первая моя бессердечная мысль: этого недостаточно. Недостаточно, чтобы победить мою мать; недостаточно, чтобы мужчины вернулись к своим семьям в Гласиуме. Этого просто недостаточно.

Проходит ещё час.

Малир и Рон, спотыкаясь, выходят из туннеля. У Малира на голове кровоточит рана.

— Что случилось? — спрашиваю я, направляясь к лекарю.

— Он не хотел заходить в туннель, — ворчит Рон.

Малир смотрит на более крупного, ранее принадлежавшего к Внешним Кольцам, Бруму. Мой желудок сжимается. Малир должен был остаться, пока последний из людей не войдёт в проход. Это даже не пришло мне в голову. Я была уверена, что на другом конце туннеля находится ловушка. Хорошо, что Рон был рядом и убедил его в обратном — мирно или нет.

— Малир, — серьёзно говорю я. — Я понимаю, но разве ты не видишь, что ты живёшь во имя спасения и других жизней. Рон был прав, принудив тебя.

Я не хочу знать, согласен он или нет. Рон провожает меня обратно, туда, где Джован смотрит на проход. Теперь число прибывающих сокращается. Интервалы между выходом каждого выжившего увеличиваются. А трое моих друзей так и не вышли из пещеры.

— Сколько, мой Король? — спрашивает Рон.

— Тысяча.

Недостаточно.

Мы оставили сто дозорных для охраны деревенских жителей, тетушки Джайн и близнецов. Должны придти ещё четыреста Брум.

Мы ждём минут двадцать после того, как к нам пробирается последний Брума, но безрезультатно. Если и есть ещё кто-то, то они уже далеко позади.

Четыреста человек.

Стоящий рядом со мной Король сжимает кулаки. Он делает всё, чтобы сдержаться. Его ярость, его боль в сердце, его опустошение. Четыреста жизней. Четыреста человек сгорели заживо. Их плоть отделялась от их тел, когда они до самой смерти кричали. Моё воображение против воли вызывает ужасные видения. Вьюга, и Лёд, и Грех, задыхающиеся в хаосе дыма и отчаявшихся людей.

— Ранее от нас отделилась большая группа, — говорит Рон.

Мы с Джованом смотрим на огромного, мускулистого мужчину. Специалист по езде на собачьей упряжке никогда не говорит, пока не захочет сообщить что-то важное.

Чем хорош Рон, так это тем, что его не нужно уговаривать. Он сам знает, что хочет знать его Король.

— Не знаю точно, сколько их. Больше пятидесяти. Во главе с твоими друзьями из казармы, — он кивает мне.

— Вьюга, Лёд, Грех?

Их имена слетают с моих губ.

Рон наклоняет голову.

— Они поняли, что не все смогут пробраться, и рискнули поискать другой путь.

Я цепенею при мысли о возможных вариантах, хотя наиболее вероятным остаётся тот, в котором они мертвы.

— Думаешь, у них получилось? — голос Джована резок из-за его очевидного напряжения.

Рон слегка кланяется.

— Нельзя сказать наверняка.

Это одна из самых трудных задач для правителя — править, когда хочется выть. В прошлом Джовану это не удавалось — после смерти родителей и Кедрика. И Солис знает, что я тоже терпела неудачи, снова и снова убегая.

На этот раз мы не делаем ни того, ни другого. Я запрокидываю голову, мой пылающий взгляд направлен в глаза Джована. И мы без слов делимся отчаянием ситуации, прежде чем отворачиваем лица и разворачиваемся к своим людям.

К тому времени, когда мы подводим итоги, ухаживаем за ранеными и подсчитываем оставшихся в живых, свет пламени уже начинает окрашивать небо. Из-за большого количества дыма в воздухе темнее, чем в любое другое утро. Это накладывает дополнительную нагрузку на наших измученных и убитых горем солдат.

Я зачерпываю горсть воды из озера и отправляю её в рот. Тёплая вода смягчает горло. Может чего-то у нас нет, но, по крайней мере, есть озеро, способное утолить жажду.

— Хамиш отправился в Шестую Ротацию. Они принесут еду.

Оландон сидит на песке, его одежда порвана, а на лице грязь и усталость.

— Нам повезло, что они здесь, иначе эта война закончилась бы, так и не начавшись.

Я смотрю за спину, на яростное красное пламя вдалеке. Скорее всего, огонь будет полыхать весь следующий год. Пока не выйдет из Четвертой Ротации.

— Это был отчаянный шаг.

О чём должна была думать моя мать, чтобы совершить такой опасный поступок?

Оландон обдумывает мои слова.

— Или умный.

Я провожу рукой по поверхности воды.

— Я не знаю, достаточно ли у нас людей.

— Ты задумываешься, не лучше ли отступить.

Я смотрю через озеро и не отвечаю.

В стремительном движении рядом со мной встаёт Оландон. Я бросаю на него испуганный взгляд, но он сосредоточенно смотрит вправо.

— Что это? — недоумевает он.

Я слежу за его взглядом — глупо — потому что, если мой брат не видит, то у меня шансов нет вообще.

Он издает задыхающийся звук.

— Люди, — говорит он. — Выходят из реки!

Что! Я отворачиваюсь от озера и смотрю на то место, где ближайшая река впадает в озеро Авени. Те, кто стоит между нами и рекой, тоже заметили людей. Раздаются крики.

Мы с Оландоном пробираемся по песку, отмахиваясь от растущей толпы людей. Надежда сжимает меня в своей ложной хватке, и я слишком слаба, чтобы сказать ей «нет». А вдруг мои друзья выжили?

Джован уже помогает нескольким мокрым Брумам выбраться из воды. Как они вообще добрались до реки сквозь пламя? Я пробираюсь в глубину и хватаю за руку человека, цепляющегося за ветку Каура. Здесь десятки людей. Неужели все остальные здесь? Все четыреста пропавших?

Реки Осолиса бурные, но в этом месте, где они впадают в озеро, они более спокойные. Конечно, не все, кто вошёл в воду, выйдут.

— Не волнуйся за нас, девчушка! Мы просто выплывем прямо на середину озера! — я слышу вслед.

Сердце прыгает, я следую за звуком, судорожным взглядом озирая реку, пока не натыкаюсь на три промокшие фигуры.

Вьюга лежит на бревне без сознания, а Грех и Лёд гребут по сторонам от него. Грех выглядит как всегда невозмутимым, хотя большая часть его волос, похоже, исчезла. На лице Льда отражается только ярость.

Это он кричал мне. Я так понимаю, он не любит воду.

— Не спеши, Мороз, — снова рычит он.

Я в короткой, порванной ранее одежде, бегу по берегу реки до самой узкой переправы и ныряю в воду. Вода в реке холодная, и я недолго наслаждаюсь её бурным течением, прежде чем всплываю на поверхность.

Несколькими движениями я оказываюсь рядом с ними.

Лёд хмурится при моём приближении. Я почти смеюсь. Никогда не думала, что снова их увижу! Лёд не понимает, как нам повезло. Все ли четыреста пропавших Брум добрались до воды?