— Я вдруг вспомнила, — задумчиво улыбаясь, говорит девушка: — Это, конечно, не моё воспоминание…

Этьен заинтересованно кивает: — Продолжай.

— У нас в группе был парень, — Эммануэль осматривает шасси с разных углов: — Нас учили взрывному делу. В Швеции. И этот чудак заминировал зажигательной гранатой снеговика, слепленного детишками на холме у дороги. Он-то думал, что весной снеговик подтает, и — бабах!

Эммануэль выдерживает паузу: — Десантники с нашей базы патрулировали местность на «Хаммере». И капралу взбрело в голову переехать снеговика джипом… Пятеро отличных парней сгорели заживо.

Этьен вздыхает: — Того горе-минёра наказали?

— Никто не знал, что это сделал он.

— Тогда ты откуда знаешь?

— Это я заминировала снеговика… — признаётся девушка.

— Это не ты, — мотает головой биоморф: — Это тот, кого ты съела. Мне должно быть стыдно за множество вещей, которые сделали те люди, чьи личности я получил. Но это не мои грехи. И не твои.

— Я понимаю… — Эммануэль рассматривает свои руки: — Он позволил поглотить себя добровольно. Он считал, что это станет искуплением его вины.

— Как звали… твоего вояку?

— Ксавьер Безье. Ему было двадцать три, — девушка закрывает глаза, чтобы вспомнить — широкое смуглое лицо, вечный ёжик непослушных волос, привычка разглядывать собственные руки, словно в этом был какой-то тайный смысл. «Отец съел сына, сын съел девочку. Кого съест она?» — руки сжимаются в кулаки. Спасительное заклинание вырывается из глотки: — Я человек. Моя форма есть истинная форма меня!

— За один день такое не вылечишь… — биоморф поудобнее перехватывает свою коробку: — Пошли, Эмми. Дорога неблизкая.

— Пойдём ко мне, — Эммануэль равняется с Этьеном на тропинке: — Места у меня хватит.

— Они пустят по нашему следу гончую.

— Собаку? — удивляется девушка.

— Собаку с радиомаяком. Они полетят за ней на вертолёте. У твоего дома, они будут ровно через два часа, как гончая встанет на след.

— Предложения? — девушка начинает понимать, куда клонит биоморф.

— В зоне радиации у меня есть хорошее логово, — с гордостью заявляет Этьен: — Помнишь, в детстве я рассказывал тебе про хоббитов, которые роют дома в холмах?

— Это не ты рассказывал, а мой отец, — сердито поправляет девушка.

Не обращая внимания на замечание, Этьен продолжает: — У меня есть нора у берега реки. Туда можно попасть только вплавь. Никакая гончая не выследит нас, когда мы поплывём по реке.

— Радиация меня убьёт. Я уже однажды пробовала зайти в ту зону. Чуть не померла, — Эммануэль вспоминает, как долго ей приходилось отлёживаться. Стряхивая с подушки начавшие вылезать волосы, она меланхолично пила красное вино в надежде, что оно выведет из её организма свободные радикалы. «Пьянь малолетняя», — только и сказала бабушка, когда спустя три недели Эммануэль пришла к ней, горланя песни, с очередной порцией тушёнки.

— Это твой организм притворялся, — возражает Этьен: — Чтобы ты верила, что ты человек. Если бы ты осталась там жить, то привыкла бы к высокому фону.

— Я решила не пробовать… Погоди, — Эммануэль в последний раз оглядывается на бабушкин домик. В её руке небольшой пульт автомобильной сигнализации. «Пик! Пик» — еле доносится вместе с ветром.

— Ещё один сюрприз для гостей, — пульт улетает в кусты, спугнув мелкую пташку, прыснувшую из ветвей, как пуля. Провожая её взглядом, Эммануэль понимает, что так же и она — снялась с насиженного гнезда, чтобы улететь и не вернуться…

В последний раз судорога охватывает её тело, завершая морф-фазу. Позади несколько восхитительных часов слияния, когда Эммануэль и Этьен, приняв свои истинные формы, обменивались генетическим материалом и знаниями, накопленными ими порознь.

«Похоже, я его оплодотворила…» — Эммануэль, уже практически вернувшаяся в человеческое обличие, лениво поворачивается набок, чтобы посмотреть на Этьена, ещё находящегося в стадии превращения в человека.

Она по привычке думает о себе в женском роде, а об Этьене — в мужском. Он всё ещё напоминает гигантского бурого слизня — настоящую форму биоморфов, но постепенно формируется скелет и вытягиваются конечности. Покров принимает телесный оттенок.

«Странно», — замечает девушка, рассматривая как на её собственной руке прорезаются ногти: «После секса превращение идёт так медленно…» Она ещё помнит блаженство последнего часа, когда они начали разделяться на две самостоятельные особи. Теперь между ними гораздо больше общего — знания, опыт… «Люди не могут так…» — с огорчением понимает Эммануэль: «Они могут заниматься сексом по несколько раз в день, но оставаться друг другу такими же чужими и непонятными, как и до этого…»

Где-то над рекой пролетает вертолёт. Уже шестой за последние сутки. «Мы подняли шум…» Но даже самые чуткие сенсоры не могут разглядеть их укрытия — вход в логово зарос ивняком и осокой, над ним — крутой обрыв, откуда изредка срываются сухие глиняные комья.

Чувствуя, что морф-фаза подошла к концу, Эммануэль поднимается с расстеленного на полу одеяла и идёт к выходу, влажно сверкая плечами и ягодицами. Волосы, которые отрастают позднее всего, забавно шевелятся, вытягиваясь в русые космы.

«Жрать охота. Слона бы съела…» — девушка садится на край моторки, доставившей их сюда. На дне лодки — прелые листья и моток сырой верёвки. Одинокая лягушка лезет по скользкому текстолитовому борту.

Через минуту к ней подходит Этьен. Он в привычном ему облик волка. Эммануэль кладёт ладонь на его лохматый тёплый лоб.

— Тебе понравилось быть самцом? — спрашивает биоморф игриво.

— Надо будет в человеческом виде попробовать, — Эммануэль тянет Этьена за ухо, стремительно обрастающее шерстью.

— По-всякому попробуем, — волк отводит её руку лапой: — Я, кстати, не собака, чтобы меня за уши тягать.

— Вот ты какой! — Эммануэль оглядывается на круглую дверь, ведущую в жилое помещение. Он неплохо потрудился, собрав сюда богатые запасы продуктов и разнокалиберных бытовых приборов, включая компьютер.

— Мы проживём здесь до старости… — задумчиво говорит Эммануэль.

— Ты же в Англию хотела?

— Я думала, что я человек, — Эммануэль с лёгкой печалью вспоминает свои мечты: — А теперь я знаю, что я биоморф.

— И что это меняет, Эмми? — Этьен по-собачьи чешет за ухом лапой. Ему доставляет особое удовольствие находиться в форме волка — можно спать на земле, питаться мелким зверьём и пить из лужи — всё то, что у человека вызвало бы несварение и лихорадку.

— Мы опасны. Нам нельзя жить в человеческом обществе. Мы начнём поглощать и поглощать… — Эммануэль очень серьёзна: — Мы волки в стаде овец.

— Есть или не есть — это твой выбор, — возражает Этьен: — Я могу месяцами питаться хлебом или даже тем, что ни волка, ни человека есть не заставишь… Люди — не пища. Это источник знаний и способ маскировки. Мы могли бы найти семейную пару и занять их место… Какой-нибудь тихий городок на юге Англии. Размеренная жизнь.

— И никого не поглощать? — с вызовом спрашивает девушка.

Волк кивает: — Мы и так уже знаем достаточно, чтобы успешно выживать.

— Почему же тогда мы жрали всех подряд после посадки?

— Мы? Лично я не жрал. Ты тоже, — волк смотрит ей в глаза: — Это другие жрали. Им хотелось сразу стать главными — мэрами, губернаторами, президентами… Но люди — не овцы, которых можно есть безнаказанно. И они доказали это.

— Думаешь, мы должны попытаться? — Эммануэль не скрывает волнения и страха.

— Мы обязаны, — настаивает Этьен: — Мне тоже страшно. Нас могут выявить и убить. Нас будут преследовать. И каждый день там, вне зоны, будет полон опасностей, подозрений и проверок.

— Почему же тогда нам не остаться здесь?

— Здесь мы как в волчьей яме. Никаких перспектив. Я не хочу, чтобы наши дети выросли в резервации.

— Ты прав, — Эммануэль садится на землю, рядом с волком и крепко обнимает его за шею. Они смотрят на реку и делятся мечтами. О доме на побережье. О тихом провинциальном городе. Об обычной человеческой жизни, которая прекрасна, если уметь её ценить.