— Я ждала тебя, Эммануэль, — не обращая внимания на гранату, бабушка высвобождает из-под одеяла морщинистую тёмную кисть, чтобы коснуться девушки, но та отсаживается подальше.

— Бабушка, — просит Эммануэль: — Не надо.

Рука скрывается под периной.

— У тебя паранойя, Эмми, — замечает старуха.

— Нет, — девушка коротко мотает головой: — Вдруг они могут парализовать человека касанием? Они ведь как-то умудряются поедать крепких вооружённых мужчин.

— Эмми, — бабушка обводит взглядом комнату: — Ты же сама укрепила дом. Как они смогут сюда проникнуть? Сюда ходишь только ты.

— Они могут… — Эммануэль опускает глаза. Под кроватью в темноте что-то слабо поблескивает: — Я знаю.

— Как твои дела, девочка? — бабушка снова улыбается. Эмми тоже невольно начинает улыбаться. «Бабушка такая добрая…»

— У меня всё хорошо, — Эммануэль не лукавит: — Я принесла тебе тушёнки и быструю лапшу.

— Встретила кого-нибудь?

— Людей? — девушка удивлённо распахивает глаза: — Нет. Никого не встречала.

— Радиация рядом, — бабушка качает головой. Они наполовину садится, прислонившись к спинке дивана, чтобы удобнее было разговаривать.

Эммануэль знает, что в левой руке у бабушки обрез. Она сама дала старухе оружие. На тот случай, если какой-нибудь биоморф попробует взять дом штурмом. Возможно, что сейчас его воронёные стволы направлены Эммануэль в грудь. «И это правильно…»

— Тебе надо найти кого-нибудь, — заводит бабушка заезженную пластинку: — Не век же со мной нянчиться.

Эммануэль закатывает глаза: — Мне никто не нужен. Я посвятила себя карьере. Хочу быть матерью-одиночкой.

— Я серьёзно… — бабушка осуждающе хмурит брови.

— Я тоже серьёзно, ба, — девушка пожимает плечами: — Мы же в Сказочном лесу. Тут нет нормальной жизни. Никому нельзя верить. Каждый может оказаться биоморфом.

— Эмми-Эмми, я слышала это от своих подружек, когда была молода. Не было никаких биоморфов, а они твердили — никому нельзя доверять, все мужики сволочи…

Эммануэль хихикает, зажимая рот кулачком с гранатой: — Как я их понимаю.

Бабушка продолжает: — А ведь без доверия нельзя жить. Если ты не доверяешь никому, то всю жизнь будешь одинокой.

— И что мне теперь? Броситься в объятия первому встречному?

Бабушка вздыхает: — Во всём нужно знать меру.

Эммануэль медлит с ответом, и, наконец, сознаётся: — Я встретила сегодня волка. Когда шла к тебе…

— И что?

— Он предлагал мне жить вместе, — хмыкает девушка, смотря в пол. Под кроватью лежит какой-то небольшой продолговатый предмет, слегка поблескивающий в проникающем сквозь зашторенные окна свете. «Интересно, что это?»

— И ты отказалась? — догадывается бабушка.

— Естественно! — фыркает Эммануэль, ярко блеснув глазами: — Он же биоморф!

— Ты его застрелила? — бабушка пристально смотрит девушке в лицо.

Эммануэль отводит глаза. Её снова привлекает предмет на полу. Теперь она знает, что это. Красная картонная гильза с латунным фланцем. Патроны, которые она снарядила для бабушки. Края закатаны «звёздочкой». После выстрела гильза разворачивается во всю длину…

— Бабушка, ты давно стреляла из ружья? — как бы невзначай спрашивает Эммануэль, переводя разговор в новое русло.

Старуха пытается вспомнить: — Да уж год как мы с тобой не тренировались.

— Может, ты недавно случайно нажала на курок?

— Нет, Эмми. А что такое?

— У тебя под кроватью стреляная гильза, — тихо говорит Эммануэль.

Бабушка некоторое время молчит.

— Может, это патрон туда закатился? Я точно не стреляла. Да и в кого мне стрелять?

Эммануэль чувствует, как леденеют пальцы. Сидеть становится жутко неудобно. «Биоморф стирает у личности-прототипа любые воспоминания о контакте с хищником. Подделка не помнит, что была поглощена…»

«Что делать?» — эта мысль повисает в мозгу девушки словно уличный транспарант. Беззвучный крик рвётся наружу «Это же БАБУШКА!» Это её самый близкий и родной человек. Жизнь Эммануэль Готье, её собственный маленький мир рушится на глазах.

Старуха видит её смятение и пользуется секундным замешательством.

Узкая холодная ладонь появляется из-под одеяла и опускается на запястье девушки. Эммануэль поднимает к лицу гранату и начинает медленно разжимать палец за пальцем. Первый палец. Второй палец. Рычаг прижат к корпусу кольцом из среднего и большого пальца. Пара секунд отделяет его от того момента, как он и граната разлетятся в разные стороны, а боёк наколет пистон, и пламя лениво поползёт по трубке замедлителя, чтобы превратить всё вокруг в огненный ад…

Бабушка убирает руку. Эммануэль крепко сжимает гранату всей пятернёй, выйдя из ступора.

На неё смотрит волчья морда, обрамлённая белым чепцом. На одеяле лежат звериные косматые лапы.

— Я съел её три дня назад, — говорит волк Этьен.

— Я убью тебя, — тихо произносит Эммануэль.

— Твоё право. Но сначала выслушай меня.

— Выслушать? Ты хоть знаешь, что ты сделал? Ты отнял всё, что у меня было в этой жизни! — Эммануэль всхлипывает, поднимая к груди пистолет-пулемёт.

— Я дам тебе больше того, чем ты когда-либо имела, — обещает биоморф. Затем он добавляет: — Я был вынужден съесть твою бабушку, чтобы больше узнать о тебе. Мне нужна ты. И твоя бабушка была единственным способом проверить мою версию.

— Твою версию?! — переспрашивает Эммануэль.

— Я коснулся твоей руки. Теперь я знаю, что я был прав, — волк карикатурно разводит руками, подражая человеческому жесту: — Ты биоморф.

— Ты врёшь! — с ненавистью выпаливает Эммануэль: — Я прошла тест мочки, я ухаживала за бабушкой и никогда никого не ела. Я че-ло-век!

— Подумай, зачем мне врать?

— Я успешно выживающая особь. Ты хочешь меня сожрать. Забрать мой облик и мои навыки, — её лицо перекошено гневом: — Но сначала я сделаю в тебе много-много маленьких дырочек.

— Погоди! — торопливо прерывает её волк: — Тебя поглотил биоморф, который до этого поглотил военного.

— Чего?!

— Посмотри сама. Ты ходишь в поношенной десантной форме. У тебя армейское оружие и снаряжение. Ты отлично разбираешься в сапёрном деле. Это знания твоей предыдущей жертвы. Какой-нибудь вояка… Я угадал?

— Что ты обо мне знаешь? — Эммануэль задевают слова биоморфа. Он говорит ей то, что она сама давно подозревает, но не хочет признавать.

— Я всего лишь делаю предположения.

— Зачем биоморфу-военному есть ребёнка? Я была такой беззащитной! Какой в этом смысл?

Волк качает головой: — Эмоциональная сфера военного — это убожество. В ней мало человеческого. А ребёнок умеет любить, страдать и радоваться жизни. Ребёнок может мечтать. Мне не понять того биоморфа, что поглотил тебя, но у него свои кулинарные предпочтения. Он чувственный гурман.

Волк расплывается в звериной улыбке, словно только что удачно пошутил.

Эммануэль морщится. В её голове сотни не озвученных вопросов, вопиющих об ответах.

— Зачем я тебе понадобилась? Вы же не едите своих.

— Мы с тобой противоположного пола, — коротко отвечает биоморф.

— Вот те раз, — оскаливается Эммануэль, нервно хлюпая горлом: — Значит я самка биоморфа?

— Нет.

— Нет?

— Это я самка биоморфа, — признаётся волк Этьен.

— Значит… — Лицо девушки вытягивается: — Самец — это я…

— Как же долго я ждал этого момента, — Биоморф вздыхает: — Как гора с плеч.

— Ждал?

— Я люблю тебя, Эммануэль, — тихо, но уверено произносит волк.

— Любишь? — эхом повторяет она: — Тогда верни бабушку.

— Ты же знаешь, что это невозможно. Хотя я смогу вызывать для тебя её образ, когда ты захочешь поговорить с ней.

— Это будет подделка.

— Это будет лучшая подделка, что только возможна.

— Чего ты хочешь, Этьен? Трахнуть меня?

— Наоборот, — волк как будто смущается.

— А, — поправляется Эммануэль: — Это я должна тебя трахнуть?

— Да.

— А я не умею, — рассеяно произносит Эммануэль, и они оба нервно смеются.