Давайте протестируем «соборность», как мы раньше тестировали «солидаризационное развитие человечества», гипотетическим общением двух представителей русского народа.

– Скажи, мил человек, для чего на земле Русь стоит?

– А это чтобы всем нам объединиться.

– А зачем? Какова польза от того миру («каково назначение и роль Руси в мировой истории»)?

– А это для того, чтобы… (?)

Видимо, помимо объединения (соборности), должно быть что-то ещё, то, ради чего происходит объединение. Мы же не капли ртути, чтобы стремиться к объединению ради самого объединения.

Возвращаясь к формуле В. Э. Багдасаряна, должно сказать, что в расширенном объяснении его формулы звучит нечто очень важное, но как бы вскользь.

Понятно, почему многие исследователи приходят к похожей мысли, похожим ответам. Так философ Арсений Гулыга назвал мыслителей XIX–XX века творцами русской идеи. Его книга, посвященная данной теме, так и называется: «Русская идея и её творцы».

Но ведь мыслители XIX века не пришли к однозначному выводу, так и не дали ответ: в чем заключается русская идея. Каждый давал свои трактовки, сходясь в понимании конечной цели, к которой должно (по их мнению) прийти человечество. Потому называть их творцами русской идеи, как мне кажется, нельзя. Скажу более: даже если бы ответ был дан, это всё равно не предотвратило бы крушение Российской империи. Нужно было ответить на вызов, который поставила перед русским народом история. Для этого недостаточно одной или двух философских статей, нужно нечто значительно более действенное! Другими словами: для сохранения русской христианской государственности, для того, чтобы избежать революции, требовалось нечто большее, чем просто философский ответ.

И чтобы объяснить эту мысль, необходимо немного забежать вперед, дабы не водить читателя окольными путями, по которым пришлось двигаться автору. Пока просто предлагаю принять к сведению сказанное. В дальнейшем это станет понятнее. Если кратко: русскую идею не нужно придумывать, она существует и не меняется на протяжении всей русской истории. Однако она не может действовать сама по себе (как мысль, мечта или, собственно, идея). Для того чтобы она превратилась в созидательную силу, ей необходимо облечься в некую актуальную для данного исторического периода форму, которую можно назвать идеологией или идеологической формой, идеологической конструкцией или миссией.

Итак, русская идея (как мечта, мысль, идеал) нуждается в актуальной идеологической форме. Таким образом, перед мыслителями XIX века историей была поставлена сложнейшая задача: не только и не столько найти саму русскую идею, но предложить новую идеологическую форму (или реформировать прежнюю), согласующуюся с русской идеей, которая была бы принята большей частью народа. Христианские мыслители начали эту работу, но известные события XIX века не позволили им завершить начатое.

Тем не менее, новая идеологическая форма возникла. Но она была создана коммунистами. Хорошо или плохо, но она возникла и просуществовала некоторое время. Вот поэтому называть мыслителей XIX–XX века творцами русской идеи нельзя. Если бы иначе, то русское историческое бытие, получив необходимое «топливо», продолжило бы свое движение, и не было бы необходимости сворачивать на новый, неизвестный путь, пролегавший через обрушение, через радикальную трансформацию, или, как выразился философ Н. А. Бердяев, «через смерть».

Помимо того, назвать мыслителей «творцами русской идеи» – значит предположить, что ее не существовало до XIX века. Этому противоречит тот же Достоевский, называя ее исконно русской, уходящей истоками в Московское царство.

Из этого следует несколько выводов:

– Русская идея должна была существовать и до XIX века.

– Мыслители, размышлявшие над русской идеей, не смогли ее сформулировать. Но даже этого было недостаточно. Нужно было коренное реформирование прежней идеологической формы. Только так можно было избежать революции.

– Революция и последующий рост государства: территориальный, промышленный, научный, победа над армией объединенной Европы, выход на второе место в мире по многим параметрам, а по иным – и на первое, говорят нам о том, что коммунисты смогли предложить нечто новое и жизнеспособное. Новая форма, вместившая русскую идею, возникла. К сожалению, она была лишена христианского содержания и оказалась крайне неустойчивой – просуществовала всего лишь несколько десятилетий.

И ещё, так как русские мыслители XIX века не смогли сформулировать русскую идею, то нет смысла пытаться ее найти, обобщая всё написанное ими. А ведь именно по этому пути идет большинство исследователей. Потому «солидаризационное развитие», «соборность», «объединение человечества» – это лишь сходные мысли, встречающиеся у русских мыслителей XIX века и не только христианского толка (коммунисты и социалисты тоже говорили о братстве народов и о развитии). Это именно мысль, план идеального будущего, что-то иное, но не искомая идея.

 Итак, давайте, обратившись взором в прошлое, попытаемся найти «метафизическое топливо», мечту, идею, вдохновившую русский народ на создание царства, позже – империи, просуществовавшей несколько веков, империи, раскинувшейся на двух континентах (пока не была продана Аляска).

[1] https://www.youtube.com/watch?v=Smgg3vGUZH0 «Русская идея»: что не понимает власть

[2] Полное собрание сочинения Ф. М. Достоевского издание шестое, Том 12 Дневник писателя за 1877, 1880—81 гг СПб, 1906 С. 21—23 https://viewer.rsl.ru/ru/rsl01003975968?page=25

[3] А. В. Гулыга Русская идея и ее творцы. – М.: Изд-во Эксмо, 2003. С.32

[4] Бухаркин П. Е. «Русская идея» в русской литературе / П. Е. Бухаркин – «Издательство СПбПДА», 2014

[5] Там же С.18

[6] Там же С.24

[7] Там же С.6

2.1 

Возникновение древней Руси

Итак, мы предположили, что русская идея не появилась в XIX веке, не была придумана гениальными мыслителями и это не цель, находящаяся где-то в отдаленном будущем. Русская идея – это то, что наделяет смыслом, воодушевляет, вдохновляет русский народ испокон веков. Её можно уподобить мечте.

Процитируем в очередной раз Федора Михайловича Достоевского, считавшего, что русская идея была уже в Московском царстве (а, возможно, и раньше).

Ф. М. Достоевский: «Допетровская Россия была деятельна и крепка, хотя и медленно слагалась политически; …про себя же понимала, что несет внутри себя драгоценность, которой нет нигде больше, – православие, что она – хранительница Христовой истины, но уже истинной истины, настоящего Христова образа, затемнившегося во всех других верах и во всех других народах. Эта драгоценность, эта вечная, присущая России и доставшаяся ей на хранение истина, по взгляду лучших тогдашних русских людей, как бы избавляла их совесть от обязанности всякого иного просвещения. Мало того, в Москве дошли до понятия, что всякое более близкое общение с Европой даже может вредно и развратительно повлиять на русский ум и на русскую идею, извратить самое православие и совлечь Россию на путь погибели, «по примеру всех других народов». [1]

В данном отрывке Достоевский упоминает русскую идею как бы вскользь, не разъясняя ее. Но нам важно именно то, что она, в понимании писателя, уже существует и в допетровской Руси – в Московском царстве. И связана она не с богатством, не с властью, не территорией или отечеством, а с беспредельным, высшим, вечным, драгоценностью, правой (правильной) Христовой верой, доставшейся нам на хранение, и которой нет больше нигде.

Не нужно придираться к словам. Ведь здесь речь идет о народном представлении. И в народном представлении после исчезновения Византии именно на Русь легла эта ответственность – хранить драгоценность, истинную веру, Христову истину, «затемнившуюся во всех других верах и во всех других народах».