— Тебя ждут, — произнес Максуд и неопределенно мотнул головой. — Там.

Из-за скалы появились трое.

Боян дружелюбно помахал им, но они не ответили на жест: стояли в высокой траве и внимательно на него смотрели.

Красный сокол сделал над ними круг, скользя все ниже по невидимому склону воздушного потока, потом резко пошел вниз и скрылся из вида.

Трое продолжали стоять неподвижно.

— Что это с ними? — спросил Боян.

— Смотрят, один ты или нет, — сказал Максуд. — Не хотят сюрпризов.

— Сюда никто не может прийти незаметно, — сказал Боян. — Сверху все видно.

— Иди, — подтолкнул его цыган. — Сначала поздоровайся вон с тем, высоким. И не говори ничего плохого об албанцах, понял?

Подойдя к этим троим, Боян сначала протянул руку стоящему посередине.

Небритый тип с костлявым лицом и кустистыми бровями, крепко сжал ее.

— Я Джемо, — сказал он, глядя в глаза Бояну. — Ты один?

— Сам видишь, — сказал Боян.

— То, что видно, не всегда правда, — процедил Джемо с кривой улыбкой.

— И наоборот, — не смог удержаться, чтобы не добавить, Боян.

— Что наоборот?

— Ничего. Просто так. Я Боян.

— Я Димче, — поспешил представиться парень в белой футболке с короткими рукавами, на которой было написано по-английски: Не стреляйте в пианиста! Он протянул левую руку — два пальца правой руки были забинтованы.

— Пианист?

— Техник, — сказал парень и сделал неопределенный жест, как будто таская по полу пылесос.

— Все детали после, — сказал Джемо.

Боян протянул руку третьему — низенькому пожилому мужчине с короткими волосами, очень круглой головой и черными очками на носу — но тот не протянул ему руку в ответ. Он стоял, приподняв лицо, и смотрел чуть выше головы Бояна. Боян мог поклясться, что он его уже где-то встречал. Тут Боян опустил глаза и увидел туфли: огромные белые туфли, украшенные черными треугольниками из лакированной кожи — и вспомнил, где именно и когда он его встречал.

— Мемед, — сказал Джемо. — Не видит.

— Ясно, — сказал Боян, убирая руку. — Тогда давайте посмотрим, как обстоит дело, и решим, что будем делать.

— Что будем делать… — протянул Джемо. — Я слышал, тебе не нравится карта?

— О карте потом, — сказал Боян. — Давайте сначала посмотрим, что вы нашли.

Джемо вызывающе взглянул на него.

— Никаких потом, — сказал он. — Сначала карта.

В том, как держался Джемо, сквозила заметная угроза. Он говорил так, как будто искал ссоры — хотел потянуть время, не желая приступать сразу к делу, а может быть, потому, что не доверял Бояну, или, возможно, просто проверял его на выносливость, устроив ему своего рода экзамен.

Неведомый воин стоял в окружении варваров-кочевников, направивших на него свои копья. На каждое самое малое его движение они отвечали взмахами копий и преувеличенными, почти театральными жестами. Это и был своего рода театр: каждый играл свою роль, но не знал, что прописано в роли у другого. Надо было угадать: если я сделаю этот ход, каким будет ответный?

Молчание было напряженным: все хмуро переглядывались и как будто ожидали, когда Боян потеряет терпение или осторожность, чтобы наброситься на него.

— Я что-то вижу, — сказал вдруг человек в черных очках. — Кто-то едет. Белая машина. Полиция.

Он держал голову неподвижно, уставившись в небо, будто к чему-то прислушиваясь.

Все повернулись к тому месту, где между двумя скалами далеко внизу виднелась дорога.

На дороге ничего не было.

Затем внезапно за дальним поворотом, выскочив из-за зеленой завесы деревьев, закрывавших ленту дороги, показалась белая патрульная машина полиции.

— Быстро за камни, — крикнул Джемо. — Если это ты вызвал полицию, я тебя убью.

Это, безусловно, относилось к Бояну.

Все укрылись за камнями, только человек в черных очках остался стоять, недоуменно поворачиваясь в разные стороны и размахивая руками.

— Уберите Мемеда, — прошипел Джемо.

Максуд и Димче быстро потащили Мемеда за скалу. Он что-то бормотал, беспомощно дергался, но не мог помешать намерениям тех, кто его волочил; один ботинок остался в траве, он попытался вернуться и взять его, но его не пустили. Он махал руками, ругался, злясь на тех, кто его держал.

Все лежали в траве, не шевелясь, лишь время от времени поднимая головы, чтобы посмотреть, что происходит на дороге.

Патрульная машина, проезжая мимо скал, немного притормозила; на мгновение показалось, что она остановится, но она продолжила движение, снова набрала скорость и, поднявшись на холм, исчезла за перевалом.

Красный сокол прилетел и сел на вершине скалы, глядя на людей, лежащих в траве.

Первым поднялся Джемо и стал отряхивать штаны.

— Нигде покоя от них нет, все чего-то вынюхивают, — недовольно сказал он. — Пойдем, я тебе кое-что покажу.

За одним из камней лежала корзинка с бубликами, наполовину покрытая куском черной ткани. Джемо многозначительно посмотрел на Бояна, отодвинул бублики в сторону и вытащил из-под них что-то, завернутое в старые газеты.

— Неважно, как женщина одета, важно, что у нее под одеждой, — сказал он. — Не смотри на то, во что завернуто.

И он передал сверток Бояну.

Под газетой была картонная коробка из-под конфет, вся в следах от множества прикосновений плохо вымытых рук и заклеенная прозрачной липкой лентой.

Боян повертел коробку в руках, прикидывая, как ее открыть.

— Дети, жена, все хотят глянуть, — объяснил Джемо. — А то возьмут кусок, потом приходится их бить. Один уже потеряли.

Покачав головой, он посмотрел на Максуда и, словно угрожая кому-то, что-то невнятно пробормотал.

— Но ничего, найдется, — добавил он.

Он вынул из кармана складной нож — лезвие выскочило со щелчком — и бросил его Бояну. Тот сумел поймать нож в полете и в несколько движений разрезал липкую ленту.

Все стояли вокруг в ожидании, глядя в лицо Бояну. Он открыл коробку: внутри вперемешку, все еще в следах земли, в которой они были найдены, лежали разрозненные части какого-то ювелирного украшения, состоящего из кусочков цветного стекла, лазурита и сердолика. Не хватало плитки Исиды, которую Бояну показывал Максуд, но зато была другая — такого же размера, на которой сидел черный пес Анубис, проводник душ мертвых в подземном царстве. Нитка, на которую они были нанизаны, давно сгнила, и было непонятно, в каком порядке когда-то висели части украшения. Боян насчитал тридцать три предмета, которые, судя по отверстиям, проделанным в них и теперь забитым землей, когда-то составляли ожерелье. Боян был впечатлен. Но больше всего его привлекла небольшая каменная плитка — примерно с ладонь — на которой с большим тщанием и очень точно были вырезаны египетские иероглифы.

Боян рассмотрел идущие вертикально иероглифы; таких строк было четыре, их нужно было читать слева направо, на это указывало то, что знаки живых существ, использованные в письме, были повернуты влево. На другой стороне плитки была лишь небольшая группа знаков в середине, заключенная в продолговатую форму с закругленными краями. Боян знал, что это картуш и что в нем было написано имя египетского правителя; имена фараонов так писали всегда. Но Боян не мог прочитать имя.

— Что там написано? — нетерпеливо спросил Джемо.

— Не знаю, — сказал Боян. — Я такое письмо не учил.

— Оно египетское?

— Египетское.

— И ты не знаешь, что там написано?

— Нет.

— Надо это выяснить, — сказал Джемо. — У тебя есть кто-нибудь, кого можно было бы спросить?

— Найду.

— Хорошо, — сказал Джемо. — Но будь осторожен, не говори ничего лишнего. Никаких имен, понял?

— Это будет трудно, — сказал Боян. — Придется спрашивать людей в других местах, возможно, даже в Каире. У нас нет специалистов, которые могли бы это прочитать.

— Долбаная страна, — выругался Джемо. — Чему вы там учитесь в своих университетах?! Дайте один нам, албанцам, увидите, какую науку мы там создадим.

— Не мешай сюда политику, — сказал Боян. — Все тебе не так. Но скажи — где ты это нашел? И зачем тебе надо знать, что тут написано?