— Давайте закурим, геррен, — предложил резко принц, поймав направление взора доктора, и первым вытащил из портсигара скрутку из табачных листьев. — Эту вещицу я привёз из западной Европы, где уже давным-давно принято курить табак на светских приёмах, а во многих заведениях есть для этого даже специальные комнаты. Я же лишь недавно перенял эту привычку и скажу прямо, успел достаточно оценить это повсеместное, успешно набирающее обороты увлечение. В настоящее время настолько доступное, что даже во французских армиях теперь курит чуть ли не каждый солдат. Правда табак из их кисетов сильно отличается от скруток, которые мне подарил вместе с этой чудной вещицей сам Боанапарте. А ему в свою очередь её преподнёс какой-то преподобный из высшего духовенства, утверждавший, что это вообще шкатулка, и принадлежала она когда-то Екатерине Медичи.

И Штанц, и Вагнер, иногда тоже балующие себя этим занятием, немедленно протянули свои руки к портсигару и через пару секунд, прикурив от свечей в позолоченных канделябрах, уже выпускали струи ароматного синего табачного дыма в потолок огромной гостиной.

— Прекрасный табак, — одобрительно кивнул головой доктор и взял со стола портсигар. — Но вот как можно в таком великолепном дорогом и весьма старинном предмете что-то хранить, я не понимаю, — пожал он плечами, внимательно разглядывая шкатулку. И тут же добавил: — А ведь впервые я попробовал табак ещё в Севилье. И скажу вам, прямо, эти скрутки, не хуже тамошних. Ох, и давно же это было! Вот только хочу вас предостеречь от частого его потребления, иначе ваши печень и лёгкие будут не в силах справиться со смолами из этих тлеющих табачных листьев.

— Ну, что же, герр Штанц, — немного расслабившись и откинувшись на спинку своего кресла, сказал кронпринц, проигнорировав данный ему доктором совет, — несколько минут назад я уже имел возможность оценить ваш талант рассказчика, а потому с нетерпением жду от вас очередной истории. И имейте же снисхождение к женскому любопытству фрау Вагнер.

— Да-да, доктор, — тут же, подхватил и Абелард, осмелев, — мы все ждём от вас увлекательного изложения ваших приключений.

Хенрик Штанц вновь вздохнул, сделал глубокую затяжку, и, уставившись на пламя свечек шестирядного канделябра, которые зеркально отразились в его огромных чёрных зрачках, начал повествование о случившихся с ним когда-то таинственных событиях.

Второй рассказ доктора Штанца

— Тогда немного предыстории.

Начну с того, что в 179. году я опять отправился в морское путешествие. Только на этот раз я оказался на острове Тобаго. Меня туда послал в составе завоевательной кампании, как доказавшего своё искусство врачевания доктора, герцог Курляндии. Это была его последняя попытка создать свою собственную колонию в Карибском архипелаге. Только большая часть наших кораблей пошла в Тринидад, и лишь одно судно, с так называемой разведкой, на Тобаго.

Зная, что британцами на Тобаго был установлен слабый форпост, насчитывающий лишь небольшое охранение и администрацию, герцог думал, что мы с лёгкостью отобьём у них остров обратно себе. Никто из нас тогда и не догадывался насколько опасным и бесполезным окажется это путешествие. Ведь только прибыв на остров, мы узнали, что его давно облюбовали всё ещё бесчинствующие (хоть уже и сильно притеснённые испанским и британским военными флотами) в Карибском море пираты. Тоже, кстати, узревшие слабость выставленного здесь англичанами гарнизона.

Оказавшись в их власти, большая часть нашей команды была убита, за неподчинение и нежелание вступать в ряды пиратского братства, а оставшаяся четверть воинов оставлена для продажи на невольничьем рынке. Торговля людьми там до сих пор процветала.

Мне, как человеку учёному, знающему множество языков и весьма полезному, даже для таких негодяев, даровали и некую свободу и жизнь. При первой же возможности я ступил на палубу корабля и отправился в авантюрное путешествие по морю, в надежде рано или поздно оказаться на американском материке, откуда у меня была единственная возможность вернуться обратно в Европу.

Кстати, почти сразу после моего отплытия, британцы вернули контроль над островом и уже окончательно изгнали оттуда пиратов. Ах, если бы мы приплыли сюда чуть позже, тогда для многих из нас всё могло обернуться иначе.

Однажды курсируя в поисках добычи, наш пиратский корабль попал в такую бурю, что даже бывалые моряки проклинали Посейдона и всю его родню, отчаянно борясь за живучесть команды и судна. Шторм длился не менее пяти суток, по истечении которых мы остались полностью без мачт и рулевого управления. По расчётам шкипера нас выбросило к другой части южного материка, и теперь болтало где-то вблизи берегов Перу.

Для пиратов эта близость с вице-королевством конкисты Испании не сулила ничего хорошего. Особенно опасно было попасть в поле зрения военных корветов в том состоянии, в котором находилось наше судно теперь. Да и команда была слишком обессилена после столь продолжительной борьбы со стихией. Меня же спасала только моя служба. С трудом передвигаясь по палубе через нагромождение разбитого такелажа, я оказывал медицинскую помощь всем нуждающимся, коих составляло большинство команды.

Вы только представьте, безжалостно палящее солнце, мерное покачивание остова корабля; его бесконечное кружение то в одну, то в другую сторону из-за полной потери управляемости. И что самое страшное, сильный недостаток пресной воды. Эти мучительные стоны умирающих от жажды и от полученных во время шторма ран людей. Каждый день количество выброшенных нами за борт трупов увеличивалось в Евклидовой геометрической прогрессии. Всё это, конечно, никому не вселяло оптимизма.

И вот, в один из дней, мы уже сбились со счёта, какой именно, наше утлое судёнышко налетело на риф. Это случилось на закате, когда ярко-багровый диск солнца, стал тонуть за горизонтом в чёрных гребнях океанской воды. Но наш страх давно отступил от безысходности рано или поздно неминуемой смерти и многие из команды даже обрадовались, что скоро наступит долгожданный конец. Конец всех их страданий, всех их мук и чаяний. Конец их никчёмно прожитым жизням.

В красном закате остов нашего судна стал медленно, но уверенно погружаться в морскую пучину.

И вдруг, кто-то из более-менее ещё крепких пиратов, закричал: «Корабль! Посмотрите туда — там корабль!» И взобравшись на бак, матрос стал указывать на восток, где все кто ещё мог, действительно увидели быстро рассекающий волны военный фрегат. Посмотрев в небольшой аналог своей подзорной трубы, мне удалось рассмотреть на флагштоке грот-мачты идущего к нам корабля стяг испанского королевства, жёлтая полоса с гербом между двух красных линий по краям. Убедившись, что приближается не торговое, а военное судно, я и сам ощутил небольшое волнение.

Его прибытие не заставило себя долго ждать, но к тому моменту мы сговорились с оставшимися в живых членами команды, выдавать себя за потерпевших крушение моряков торгового флота первой Французской Республики, с которой тогда Испанская империя подписала свой договор. Да и к тому же большинство из нас сносно знали французский язык или же действительно являлись французами.

Не стану утомлять подробностями, но наша уловка удалась и уже через несколько часов мы все, спасённые, очутились на берегу американского материка, от которого, как, оказалось, находились совсем недалеко.

Шкипер не ошибся в своих расчётах, нас действительно носило вдоль перуанского побережья. Здесь, в Лиме, нам оказали не очень радушный приём, и отнеслись с подозрением к сбивчивым и часто разнящимся историям спасённых моряков. Мне пришлось сразу от них себя отделить признанием в том, что я доктор, и очутился на этом судне совершенно случайно, и то, лишь с целью попасть в Америку. А так как в Лиме имелись свои доктора, меня переправили на небольшом судёнышке работорговцев в Каману, маленькое поселение на самом берегу океана. Именно там мне и пришлось применять все свои профессиональные навыки, и, кстати, пополнять их новыми знаниями, столкнувшись с самыми необычными видами тропических лихорадок. А ещё я открыл там для себя выведение ядов и лекарственных соков из редких экзотических растений.