Доктор Штанц нахмурился и медленно двинулся вдоль ряда соединённых между собой столов, внимательно вглядываясь в лица своих гостей. Казалось, он хотел пронзить своим пламенным взглядом каждого, кто находился здесь. Вот он остановился возле одной из молодых фрейлейн и, осмотрев её со всех сторон, как это делает человек посетивший вернисаж, когда хочет рассмотреть все детали понравившейся картины, быстро подошёл к ней и протянул свою руку.

— Я вижу, вы без спутника, фрейлейн Диммар? — обратился к ней доктор. — Кажется, вы пришли лишь со своей матерью, известной на весь город модисткой, — заметил Штанц.

Растерянная девушка промолчала. На вид ей было не больше шестнадцати лет, хотя парик и белила намного взрослили её.

— Да, это моя дочь, — отозвалась сидевшая рядом с ней пожилая дама.

— Вы позволите воспользоваться услугами вашей дочери? — спросил у неё доктор.

— Но ведь она ещё дитя, — удивлённо ответила пожилая фрау, кладя свою морщинистую руку на протянутую к девушке через стол, руку доктора.

— Вот именно, дитя, — подтвердил свои намерения герр Штанц. — Только чистое дитя, ещё не вкусившее плода с древа греха, способно распознать будущее и рассказать прошлое, — объяснил Штанц.

— Ну, извольте, — убрав руку, поворотила носом недовольная дама, фыркнув от досады.

— Как ваше имя, дитя моё? — спросил у девушки доктор.

— Бенедикт, — ответила, застенчиво опустив глаза, девушка.

— Как символично. Имя, соответствующее вашим помыслам, — сказал Штанц, показывая девушке знаком руки выйти из-за стола и подойти к нему.

— Принесите стул, и погасите свечи паникадила, — приказал он слугам, вкупе указав крестообразным жестом музыкантам прекратить играть.

Через несколько секунд, красивый стул с высокой спинкой и резными подлокотниками, стоял уже в центре гостиной, а пара слуг, тушили гасильниками свечи огромной люстры.

— Садитесь фрейлейн, — вежливо пригласил вышедшую из-за стола девушку занять место на стуле, доктор.

Девушка испуганно повиновалась, всё время, поглядывая на свою мать, закрывшую лицо до самых глаз большим лохматым чёрным веером.

— Не бойтесь фрейлейн, — наклонившись над самым ухом девушки, прошептал доктор.

Затем он выпрямился и оглядел присутствующих внимательным взглядом, на доли секунд задерживая его на каждом из них.

В этот момент даже гурманы и самые голодные гости замерли в ожидании, прекратив свою трапезу. Вскоре гостиная погрузилась в полумрак, освещаясь лишь настенными канделябрами.

— Сейчас я хочу продемонстрировать вам один из видов нестандартной медицины, — сказал негромко доктор, начиная не быстрые пассы руками над головой девушки. — Этот способ открыли ещё в древнем Египте. Когда лекари после очередной битвы с врагами, отнимали у своих пациентов самое дорогое, их повреждённые и не подлежащие восстановлению конечности, несчастные вместо страданий и мук начинали петь или рассказывать истории из своей жизни, не чувствуя при этом никакой боли. Таким образом, они лечили им не только тело, но и разум, не прибегая к опиатам или вдыханию газа.

Штанц закончил движения своих рук над головой девушки и, обойдя стул, пристально посмотрел ей в глаза. В гостиной возникла такая тишина, что начавшие отбивать шесть вечера, напольные, большие часы, заставили вздрогнуть даже мужчин с крепкими нервами.

Девушка же, смотревшая невольно в глаза доктора Штанца, даже не шелохнулась и не моргнула. Штанц, не сводя с девушки глаз, отошёл на небольшое расстояние от неё и начал говорить:

— Скажите мне, дитя, как вас зовут? — задал он тот же вопрос девушке.

— Бенедикт, — повторила фрейлейн.

— Вы видите? — спросил он её. — Видите, дитя моё? — два раза спросил девушку Штанц.

— Немного вижу, — поморщив лоб, с трудом ответила фрейлейн.

— Приказываю тебе видеть всё! — более громко, сказал герр Штанц. И, взмахнув руками как настоящий чародей, снова спросил: — А теперь? Теперь, вы видите?

— Теперь вижу, — спокойно и монотонно ответила девушка.

Её мать вдруг привстала и внимательно посмотрела на дочь. В создавшемся в гостиной полумраке, она увидела, что девушка смотрит в одну точку, расположенную где-то далеко за пределами окружающих стен. Но сидящий рядом с фрау Диммар гость, потянул её за рукав и посадил на место.

— Я хочу, чтобы вы были сегодня откровенны с нами, фрейлейн Бенедикт, — обратился к ней герр Штанц. — Вы будете отвечать на мои вопросы?

— Да, я буду отвечать, — ответила девушка.

— Какие у вас будут вопросы господа? — обратился к гостям доктор Штанц, не оборачиваясь, и продолжая смотреть фрейлейн в глаза. — Давайте же, задавайте? Может быть, у вас есть вопрос, герр Шульц?

Судья словно ждал этого. Потянувшись через стол, он тихо спросил:

— Где мой сын? Пусть скажет, где мой сын.

— Фрейлейн Бенедикт, — обратился к девушке доктор Штанц, настойчивым, твёрдым, но не очень громким голосом. — Посмотрите, где находится сын Герр Шульца. Ответьте мне, где он сейчас?

Штанц смотрел на девушку, выпятив наклоном головы свой мощный широкий лоб и почти не дышал.

— Вижу юношу, — вдруг тихо сказала фрейлейн. — Он идёт в обнимку с молодой девушкой по улице какого-то города и иногда целует её в щёку.

Девушка говорила так, словно стеснялась увиденного ею видения.

— Нет-нет, этого не может быть! — энергично, словно молодой, вскочив из-за стола, закричал судья. — Он не мог! Он бы не посмел!

Сидевшие рядом с судьёй гости, сразу усадили его на место, пытаясь утихомирить его внезапный порыв.

— Он не мог. Не мог, — продолжал повторять уже шёпотом герр Шульц, под укоризненные взгляды гостей. Несчастный старик стянул с себя парик и стал вытирать взмокшую лысину большим платком. — Он не посмел бы так поступить с нами. Он не мог.

Последних слов судьи уже нельзя было разобрать.

Штанц, всё это время, стоял спиной к гостям и по-прежнему не сводил с девушки взгляда. Когда судья затих, продолжая лишь что-то бормотать себе под нос, из-за стола встал другой человек.

— Пусть фрейлейн скажет нам, куда пропали те люди, которых ищет полиция города.

Вопрос задал сам начальник жандармерии, герр Штольц.

— Скажите нам Бенедикт, куда девались люди, которых ищет полиция? — повторил его вопрос доктор Штанц.

— Их нет! — громко ответила девушка, широко раскрыв глаза.

—А где они? — опять спросил её доктор.

— Они, они…, — начала заикаться и путаться девушка, хмуря брови и морща лоб, — они…

— Так лучше? — спросил Штанц, приблизившись к девушке и положив ей на голову свою руку.

— Да, так лучше, — ответила, чуть вздрогнув, словно от укола острым предметом, девушка.

— Так, где же пропавшие люди?

— Они ограблены, а потом убиты людьми в рваных одеждах, — спокойно и сразу, ответила девушка.

— Быть может это банды городских попрошаек?

— Да, это банды городских попрошаек, — монотонно повторила за доктором девушка.

По гостиной пронеслась волна негодования и все невольно устремили свои взгляды на герр Штольца. Начальник полиции был явно растерян. В его взгляде читалось недоумение. Пожав плечами, словно не согласившись с услышанной от девушки версией, он опять сел на своё место.

— А можно спросить о прошлом? — задал вопрос другой гость.

Это был Фридрих Брудер. И хоть сидевшая рядом супруга пыталась усадить его обратно, он продолжил:

— Я бы хотел знать, где хранятся архивы моей семьи, содержащие письма отца, деньги и ценные бумаги, подаренные мне моим тестем.

Доктор Штанц вновь повторил заданный вопрос, слово в слово, назвав только имя вопрошающего человека.

— Все бумаги лежат в сейфе, расположенном за портретом, висящем над вашим камином в гостиной, — ответила без запинки девушка.

Брудер вскрикнул и, сражённый правильным ответом, сел обратно на свой стул под общие смешки гостей.

21 глава

Часы в гостиной пробили половину седьмого вечера. За плотно зашторенными окнами дома стемнело окончательно, и на небе повисла растущая луна, в окружении своих извечных спутников, далёких, манящих звёзд.