Несмотря на это, незнакомец спокойно снял камень со штатива и убрал его в табакерку, которую затем всё-таки протянул полноватому священнику. Тот опешил, и как многим показалось, поначалу даже побоялся взять столь странный предмет в свои руки. Но посыпавшиеся со всех сторон слова: — Берите! Берите же! — подбодрили его, и, набравшись храбрости, он забрал табакерку и торжественно прошёл с ней на край кафедры, где подняв над головой, показал остальным.

Незнакомец же отошёл на задний план и молча наблюдал за этой картиной со стороны.

— Ну, что же, — сказал он, наконец, после того, как дал всем присутствующим насладиться созерцанием магистерия. — Я не мог не оставить магистерий здесь, в стенах этого собора, в руках самых ярых его приверженцев. И пусть он находится тут до нашей следующей встречи, о которой говорил монсеньор.

— Как!? — воскликнул худощавый священник, у которого вновь прорезался голос. — Вы меня узнали?

— Узнал, — спокойно ответил мужчина, сходя с кафедры. — И приеду обязательно в день весеннего равноденствия будущего года.

— Вы уже и дату знаете?

— Знаю, — немного усмехаясь, ответил незнакомец, отступая всё дальше и двигаясь в направлении противоположной к кафедре стены. — И очень надеюсь, что наша встреча состоится.

— Можете в этом не сомневаться! — воскликнул полный священник.

— Я вам верю господин Префект.

— Как?! — воскликнул он. — Вы и меня узнали?

— Да, — спокойно ответил незнакомец, — и в случае надобности, всегда смогу всех вас найти. Ведь вы же не потеряете доверенную мной вам вещь?

— Эту!? — вновь воскликнул священник и прижал к своему сердцу табакерку с камнем. — Никогда! Она будет храниться в тайнике этого собора, известном только нам троим, — и он обвёл рукой себя и двух других священников.

— Тогда я спокоен, — сказал незнакомец, пятясь к стене, где вдруг на секунду исчез из виду, скрывшись в единственном тёмном углу помещения.

Но и этого мгновенья мужчине оказалось вполне достаточно, чтобы незаметно покинуть подземелье, воспользовавшись скрытой потайной дверью, известной, почему-то, только ему одному. Даже дежуривший у лестницы каноник не успел ничего увидеть. Поэтому бросившиеся по мановению руки священника следом за ним люди наткнулись лишь на глухую и холодную серую стену.       

Когда же они вернулись к кафедре с дико шарящими вокруг себя глазами, полный священник откинул крышку табакерки и издал истошный, дикий крик.

— Что там?

— Что вы увидели?

Тут же посыпались вопросы испуганных его криком людей.

Трясясь всем телом, священник перевернул табакерку внутренним донышком вниз, и, посмотрев на взволнованных братьев, еле выдавил из себя лишь несколько фраз:

— Там, ничего нет. Пусто.

Часть первая

Бернардо: — Присядем, И разрешите штурмовать ваш слух, Столь укреплённый против нас, рассказом о виденном.

Горацио: — Извольте, я сажусь. Послушаем, что скажет нам Бернардо.

У. Шекспир «Гамлет…»

1 глава

В северо-западной части федеральной земли Баварии раскинулась одна из её самых живописных областей включающая в себя красивейший округ — Нижнюю Франконию.

Именно здесь, утопая в зелени лесов, покрывающих холмистую местность этого региона, на берегу реки Майн, вырос великолепный, пусть не очень величественный, но древний — город Вюрцбург.

Корни своего происхождения он надёжно спрятал глубоко под землёй. Землёй, порождающей прекрасные урожаи винограда, из которого местные виноделы вот уже много веков производят отличное вино. И здесь же, громоздясь на одном из холмов, расположилась величественная крепость Мариенберг, надёжно оберегающая этот чудный уголок баварской земли от набегов врагов.

В один из последних дней летнего месяца, когда лиственный лес ещё только собирался окраситься в томные и ярко-вычурные цвета, на кривой грязной дороге, ведущей в этот славный город, появилась большая крытая платформенная повозка — настоящий дормез. Запряжённый шестёркой лошадей, он даже не подпрыгивал на ухабах и буграх дорожного полотна, что говорило о том, насколько тяжёлым был его груз. И действительно, присмотревшись, можно было увидеть привязанный цепью к широкой длинной крыше повозки огромный ящик, чем-то по форме похожий на гроб. На нём лежал небольшой чемодан, примотанный к ящику лишь пеньковой верёвкой.

Четыре больших колеса дормеза, рассекая чёрную раскисшую после дождей жижу и надрывно скрипя осями, медленно, но уверенно, приближали свою тяжёлую ношу к старинному городу Вюрцбургу. Острые шпили его кафедрального собора постепенно пронизывали тёмный покров ночи, заставляя в окнах домов загораться масляные светильники и восковые свечи. Размывая образы строений, бархатная мгла оставляла место лишь их одиноким огонькам, напоминающим скопление светлячков; но по мере наступления непроглядной темноты и эти пятнышки света начинали поочерёдно гаснуть.

Грохоча по булыжной мостовой, большая тяжёлая повозка, наконец, въехала в город. Медленно перебравшись через мост и миновав вдоль набережной реки пару старинных церквей, она остановилась. Дверь дормеза распахнулась, и из его недр вышел человек; довольно высокого роста и очень плотного телосложения. На его голове был кондовый цилиндр, а на широких плечах дорожный плащ с верхней наружной подстёжкой. В правой руке он держал длинную массивную трость с изящно изогнутой ручкой, увенчанной большим эллипсоидным набалдашником. Созданный, словно из огранённого горного хрусталя, набалдашник сверкал даже в непроглядном сумраке ночи, которая уже окончательно вступила в свои права.

Данный предмет имел мало чего общего с теми тросточками, которые только начинали входить в моду и скорее напоминал дорожный посох какого-нибудь пилигрима. Заслуживающая всяких похвал, виртуозная и филигранная работа весьма искусного мастера.

Но даже такого поразительного и чарующего блеска набалдашника трости было недостаточно, чтобы затмить тот фееричный радужный ореол, который изливался от огромного драгоценного камня в золотой раковине на перстне незнакомца, надетого на его мизинец левой руки. И именно на эту же кисть была натянута чёрная кожаная перчатка, обрезанная по фаланги всех пяти пальцев; возможно для того, чтобы демонстрировать окружающим своё дорогое и поистине великолепное украшение.

Ступив на мощёную мостовую, и при этом, громко цокнув высокими каблуками лакированных туфель с посеребрёнными пряжками, человек огляделся.

Улочка была узкой и очень уютной. Вдоль неё тянулась вереница высоких каменных домиков с красными черепичными крышами. Они располагались настолько близко друг к другу, что казалось, будто их жители могут здороваться за руки, не выходя из своих квартир.

Прямо перед незнакомцем находилась одна из дверей такого дома.

Человек вытащил из-под плаща руку с зажатой в ней тростью и постучал в эту дверь. Почти сразу же, за дверью послышались чьи-то быстрые шаги, щёлкнул замок, и она со скрипом открылась.

В проёме показался низенький, полный и лысоватый мужичок с фонарём в руке. На вид ему было лет пятьдесят.

— А, наконец-то вы приехали герр Штанц, — поприветствовал мужичок ночного гостя, и тут же освободил ему проход, приглашая тем самым войти.

Резко разорвавший ночную тишину лай бездомных собак, заставил мужичка вздрогнуть и грубо выругаться в их адрес.

— Вот собачье племя! Давно же вас никто не отстреливал, — прогремел он, опасливо оглядывая в свете своего фонаря тёмную улицу.

Ступив на порог дома, гость обернулся и спокойно спросил:

— А вы, я так понимаю, и есть герр Хорьх, арендатор? — тембр голоса ночного визитёра был басовит и грозен, а по густоте и насыщенности звучания ему мог бы позавидовать любой оперный тенор.

— Всё верно, это я, — кланяясь, словно при дворе, ответил хозяин жилья. — Ваше письмо и щедрый залог курьер доставил ещё два дня назад и с тех пор ваша комната ждёт вас.

— Очень хорошо, — продолжая диалог на пороге, проговорил гость, и встретивший его мужичок заметил, как необычно у него при разговоре опускается уголок нижней губы со шрамом, — а то, знаете ли, я не совсем доверяю этим почтовым дилижансам. Да, курьером оно как-то надёжней, хотя и тут остаётся риск потерять свои деньги, но он минимален. Куда прикажете моему слуге переместить экипаж?