Брудер, вдруг, почувствовал, как его накрывает волна бешенства. Резко дёрнувшись, он всё-таки вскочил с кресла и, протянув руку, вцепился в лацкан плаща Штанца, хотя, если бы тот не успел отклониться, то пальцы Фридриха сомкнулись на его шее.
— Вы! Страшный и хитроумный человек, я думаю, прекрасно догадываетесь, почему доктор Рихтер не прибыл к вам лично. Он погиб из-за приёма вашего лекарства! Слышите?! Погиб! — Фридрих кричал от распирающей его злобы на весь дом. Он был готов уничтожить Штанца, когда картина с двумя трупами в доме Гессов вспыхнула ярким воспоминанием в его голове. — И знайте, уважаемый герр Штанц, я докажу вашу вину. Я не оставлю это дело просто так, потому что из-за вас погиб ещё один, совершенно безвинный человек, можно сказать, совсем ещё ребёнок.
Доктор Штанц схватил руку Брудера и, стиснув её как тисками, с лёгкостью отвёл от себя. Молодой человек даже взвыл от боли, услышав при этом, как хрустнуло его запястье. Затем доктор поставил ему на ботинок свою трость и надавил на неё. Мужчина громко вскрикнул, и его лицо изуродовала мучительная гримаса, но не от силы, с которой Штанц сделал это, а оттого, что он почувствовал в верхнюю часть своей стопы резкий укол, будто её пронзили острым штырём или конской иглой.
Убрав трость в сторону, Штанц мощным толчком в грудь усадил Брудера обратно в кресло и грозно процедил:
— Вот и всё, молодой человек. Теперь и вы помечены.
— Боже! Вы сломали мне запястье! — корчась от боли, закричал молодой человек, не зная за что хвататься, за вывихнутую руку или за проткнутую сверху стопу. — И, кажется, что-то сделали с моей ногой. Я чувствую, как по её сосудам поднимается нестерпимый жар.
— Скоро это пройдёт, — махнув небрежно тростью, сказал Штанц. И заметив, как молодой человек держит дрожащую кисть, спокойно добавил: — Всего лишь маленький вывих, доктор Брудер, уж вы-то должны это понимать.
А отойдя к камину, где он начал поправлять на себе помятую молодым человеком одежду, язвительно поинтересовался у него:
— Вы и теперь намерены обвинить меня в причинении вреда здоровью, после того, как сами напали?
— Будьте вы прокляты, — жмурясь и извиваясь в кресле от невыносимых болей, ответил Фридрих. — Всё равно вам не отвертеться. Я не позволю вам больше загубить ни одной человеческой жизни. И думаю, что доктор Менгер меня полностью поддержит.
— Доктор Менгер? Ха-ха! — резко отреагировал Штанц диким смехом на упомянутую Брудером фамилию. — Этот человек старой формации, который себя называет врачом?
Штанц облокотился двумя руками на свою огромную трость, и чуть помолчав, продолжил:
— Наука разрешает ошибаться! И если бы такие, как вы и ваш доктор Менгер, педанты и консерваторы, не мешали ей развиваться, то человечество уже давно шагнуло далеко вперёд во всех областях медицины. Но, к счастью, ещё попадаются такие люди, как доктор Рихтер, которые не боятся что-то изменить, и понимают, наука врачевания не должна до конца существования человечества оставаться на одном месте. Без великих открытий здесь не обойтись. А на пути достижения оных ошибок не избежать.
Наше общество вообще не должно держать в своих рядах закоренелых реакционеров и ретроградов. Всё меняется, всё движется, всё идёт вперёд и требует постоянных открытий. Без них человечество навсегда останется на низшей ступени своего развития. Неужели вы, доктор, этого не понимаете?
— А кем вы себя возомнили? — тяжело дыша, и продолжая придержать ноющую кисть, спросил его Фридрих. — Господом Богом? Лично мне кажется, что именно таким как вы нет места среди научного сообщества. Вы, идёте к своим целям, не обращая внимания на человеческие жертвы, не оглядываясь назад, и это, самое страшное.
— Так вы считаете, что несколько загубленных человеческих жизней, во имя науки и великих открытий, которые могут в дальнейшем спасти миллионы других людей, не стоят этого? — спросил иронично Штанц. И не дожидаясь ответа продолжил: — Так запомните; новая жизнь, всегда порождает смерть! Всегда! Это — закон природы!
— Вы безумец! И безумец вдвойне, если сами не видите этого. Никому не позволено губить жизни людей, даже ради благих целей. И хочу вам напомнить, что именно благими намерениями выстелен путь в ад. И вам туда прямая дорога, доктор.
— Ну что же, безумие и гениальность всегда были две стороны одной медали. Мои исследования и открытия изменят суть вещей. А позвольте спросить, что собираетесь открыть вы? Или вы так и будете надеяться, что человечество само по себе не вымрет от появляющихся всё время новых болезней, от которых продолжают лечить методами праотцов медицины? А может, действительно, наивно полагаете, будто Гиппократ расписал десяток способов трепанации черепа, не умертвив случайно ни одного человека? Или думаете, что Гален и Парацельс не гнушались разделкой трупов и живых людей? Значит, вы вообще не имеете представления об истинной медицине и никогда не поймёте настоящей сути и ценности открытий, сделанных этими великими людьми.
Брудер вдруг заметил, как сильно у Штанца во время его речи задёргалась от возбуждения нижняя губа со шрамом, выдавая тем самым его чрезмерное внутреннее волнение.
— Ад. Ха! — продолжил доктор. — Тогда все великие учёные должны попасть в ад, если следовать вашей логике. А между тем, ещё Гиппократ оторвал болезни людей от религии. Заболевший холерой человек не дьявола к себе подпустил, случайно проигнорировав утреннюю молитву, а пренебрёг элементарными правилами гигиены, о которой у нас, к сожалению, многие забывают или даже не знают вовсе.
— Послушать вас, так все доктора должны непременно становиться великими учёными.
— Хотя бы стремиться к этому.
— Получается, вы атеист и отсюда исходит ваше пренебрежительное отношение к человеческой жизни. Значит, для вас нет Бога, и вы считаете, что можете творить любое зло в достижении своих, как вы полагаете, великих открытий? Да, я верю в Бога! Да, мне не чуждо человеческое милосердие. Рано или поздно человек умирает и ему неизбежно приходится отвечать за свои проступки перед куда более высшим судом, чем земной.
— Раз вы заговорили о религии, то позвольте вам сказать, доктор Брудер, что и здесь ваши знания весьма и весьма ограничены. Разве я говорил вам, будто не верю в Творца? Да я знаю о религиях всего мира больше, чем их самые ярые и фанатичные приверженцы. Я пережил десятки жизней в самых разных точках планеты и принадлежал к самым разным конфессиям. Позвольте кое-что вам объяснить.
В чем-то я с вами всё же согласен. То человеческое тело, за которое вы все так держитесь, — и он ткнул своим огромным пальцем молодого человека прямо в грудь, — это лишь несовершенная временная оболочка, в которую заточен наш дух. Именно он является нашим истинным естеством. Однажды зародившись, дух будет менять свои телесные оболочки, пока не наберётся опыта и не выполнит все возложенные на него миссии. И только после этого он полностью распрощается с земной жизнью и отправится в более тонкие миры, где будет продолжать совершенствоваться в новых ипостасях. Но! Почему бы не сохранить эту оболочку как можно дольше?
Давайте вообще не будем лечить больных, и пусть они страдают и умирают по естественным природным законам, где всегда выживает сильнейшая особь. Зачем вообще тогда нужны доктора?
Не дожидаясь от молодого человека ответа на свой вопрос, Штанц сделал шаг назад, выпрямился и продолжил:
— Так что, таких людей как я можно даже считать мессиями. Мы пытаемся сохранить то, что создал Бог, наше тело, которое нерадивые людишки не берегут и не ценят. А когда у них что-то заболит, бегут за помощью к нам, докторам. Только такие люди, как я, сохранят человечество от самоуничтожения. Так разве ж мы заслуживаем ад? За что? За то, что я пытаюсь создать лекарство от старости и любых болезней?
Запомните; тот, кто победит старение и смерть физическую, сможет править миром!
— Весьма амбициозно, — нервно рассмеялся молодой человек. — До сих пор, до нашего разговора, я ещё всё-таки считал вас не только доктором, но и учёным. А сейчас вы опять подтвердили, что вы сумасшедший. От таких врачей нужно наоборот спасать общество. И грош цена всем вашим открытиям, если они оставляют за собой длинный кровавый след. Вам его не удастся стереть, и люди всегда будут помнить об этом. Если человек, в самом деле, обладает сакральными знаниями и стремится использовать их во благо людям, он не должен поддаваться гордыне и тщеславию.
