— Не говори очевидных истин, — вздыхая и хрипло усмехаясь, ответил ему друг. — Просто мой кишечник отказывается в последнее время принимать и переваривать любую пищу. Я больше не чувствую вкуса и аромата еды. Мне хочется лишь потреблять больше жидкости.

— В таком случае тебе необходимо срочно обратиться к доктору Штанцу, и если в ближайшие дни ты этого не сделаешь, несмотря на все твои уговоры и просьбы я сам навещу его. И пусть он только попробует мне не объяснить того, что происходит с твоим организмом. Я покажу ему славу и честное имя, которым он сейчас гремит на весь Вюрцбург! Тоже мне, учёный!

Было видно, как возмущён и насколько враждебно настроен по отношению к доктору Штанцу, Брудер.

— Не знаю как ты согласился на подобный эксперимент и чем тебя этот доктор соблазнил, но я не оставлю его в покое, пока ты не станешь прежним, — сказал напоследок Фридрих.

Покидая дом Гессов, в гостиной он застал с нетерпением ожидающую его, сестру друга. Фридрих не стал рассказывать и объяснять фрау Магде всё, что сейчас видел, но попросил женщину следить за Рихтером вдвое внимательнее, чем прежде, и посоветовал ей покормить своего брата куриным бульоном.

3 глава

Громкий лай Альфа заставил Руперта Гесса отойти от большого зеркала, перед которым он одевался, собираясь на службу, и посмотреть в окно.

— Тьфу, — выругался он, возвращаясь к трюмо и пытаясь застегнуть запонки.

— Ты чего? — спросила своего мужа Магда, поправляя ему лацканы пиджака.

— Опять припёрся дружок твоего непутёвого братца, — процедил мужчина.

— Ну и хорошо, — ответила женщина. — Пусть хоть кто-то его навещает. С нами же он совсем перестал общаться.

— Как будто кто-то расстроился, — язвительно усмехнулся герр Гесс, намереваясь покинуть комнату. — Если бы не твои уговоры и любовь наших мальчиков к своему родному дяде, я бы давно вышвырнул этого горе эскулапа на улицу.

— Ты не справедлив, дорогой, — проговорила женщина, семеня за мужем. — Вспомни, сколько раз наши дети заболевали, а он безвозмездно лечил их. Да и к тому же, он исправно платил нам за своё проживание.

— А сейчас! Сейчас он тоже платит? — резко развернувшись, спросил мужчина.

— Но ты же знаешь, что пока мой брат болен, — ответила фрау Магда и закусила губу.

— Слушай, что это за болезнь, которая заставляет его бегать по ночам во дворе и по дому, не давая никому спать, — возмущённо спросил супругу Гесс.

Женщина промолчала; зная вспыльчивый характер мужа, она решила, что это лучшее, что она может сделать в данной ситуации. Руперт Гесс действительно обладал несносным характером и к тому же был очень жаден. Его лицо, напоминающее бугристую картофелину с узенькими, бегающими глазками, говорило само за себя и выдавало все недостатки этого пожилого мужчины.

— В общем, так, — остановившись у входа, обратился к своей жене хозяин дома, — если он не прекратит своё столь странное поведение, которое начинает пугать даже меня, я уж не говорю о наших детях, я выполню своё обещание, и выкину этого больного на улицу, будь он хоть трижды твоим братом.

В это время старый сгорбленный слуга открыл входную дверь и в переднюю вошёл герр Фридрих Брудер. Он сдержанно поприветствовал хозяина дома и, улыбнувшись, слегка поклонился его жене. Не желая дольше общаться с этим молодым человеком, Руперт Гесс сразу заторопился и, надев пальто и вежливо попрощавшись с гостем, отправился к себе на службу.

— Ну, как наш больной сегодня? — поинтересовался Фридрих у женщины, когда за её мужем захлопнулась входная дверь.

— Даже не знаю, как вам и сказать, — ответила женщина, прикладывая к щекам ладони.

У Брудера это было уже третье посещение друга за неделю. С каждым своим очередным визитом, он всё больше замечал, что состояние его товарища ухудшается. Рихтер не только почти перестал общаться с ним, но и рассматривал теперь Фридриха так, словно видел его впервые, но потом что-то всё-таки щёлкало у него в голове, и после опознания посетителя, он снова прятался в темноту. В свой предыдущий визит Брудер всё-таки не выдержал того зловония, которое стояло в спальне друга, и распахнул без его разрешения окно, впустив в помещение поток чистого, морозного воздуха. Однако, прорвавшийся через отдёрнутую портьеру свет настолько напугал Рихтера, что тот завизжал, как только что родившийся щенок, и забился в самый тёмный проём комнаты, расположенный между кроватью и секретером.

Видя всё это, Брудеру становилось не по себе. Он понимал, что его товарищ не в состоянии больше контролировать себя, а уж тем более вести какие-то наблюдения за изменениями своего организма и записывать их. Нужно было немедленно прекращать эксперимент. Сразу после посещения друга, Фридрих собирался незамедлительно отправиться в дом доктора Штанца и потребовать от него разъяснений.

Именно поэтому Брудер поинтересовался у сестры товарища о состоянии её брата и шёл сейчас за ней по лестнице, для того чтобы увидеть своими глазами, какие изменения с ним могли произойти за ещё одну ночь.

— Эта ночь была самой ужасной, из всех предыдущих, — пожаловалась вдруг женщина.

— Что же такого ужасного у вас случилось? — спросил Фридрих с волнением.

Поднявшись наверх, женщина остановилась и, посмотрев молодому человеку прямо в глаза, со вздохом ответила:

— Прежде, чем вы войдёте в комнату моего брата, хочу вас попросить быть весьма осторожным с ним и ожидать от него всего, что угодно.

— Да объясните толком, что у вас тут произошло? — повысив голос, вновь задал вопрос Фридрих.

В коридоре стоял полумрак, и тихо подвывал под потолком сквозняк. Женщина огляделась по сторонам, словно боясь, что её может кто-нибудь услышать и начала рассказывать:

— Видите ли, сегодня ночью, когда мы уже спали, я и мой муж были разбужены внезапным и бесконечно долгим лаем нашего пса, Альфа. Он так долго и громко лаял, что Руперт, ругаясь на нашего старого глухого слугу, который не вышел, чтобы успокоить пса, заставил это сделать меня. Я не из боязливых, да и Альф во дворе обязательно заступился бы за меня, поэтому встав, и взяв дорожный фонарь и на всякий случай один из пистолетов мужа, висящий на стене и всегда заряженный, смело вышла на улицу; ведь из-за темноты, через окно всё равно ничего не было видно.

Во дворе ко мне подбежал Альф, и мы с ним сделали вокруг дома обход. Так никого и, не обнаружив, я отругала пса за такое хулиганство посреди ночи и хотела вернуться уже домой, когда вдруг услышала в ельничке, возле забора, какое-то шебуршание. Альф сразу же ринулся на шум и возобновил свою псиную канонаду. Светя перед собой фонарём и держа в вытянутой руке пистолет, я медленно пошла на лай собаки. Какого же было моё удивление, когда в свете фонаря я увидела своего брата.

Он стоял на коленях, повернувшись ко мне спиной, и зачем-то рылся в снегу. Альф, его любимец и верный друг, прыгал вокруг и ни на секунду не умолкал, словно перед ним был абсолютно чужой человек. Я позвала Иоганна по имени и спросила, что он тут делает, но брат ничего не ответил, а после моей попытки подойти поближе и взять его за плечо, резко обернулся и, издав звериное рычание, зло посмотрел на меня.

Боже! Я никогда не забуду эти сверкнувшие дьявольским зеленоватым блеском глаза и какое-то нечеловеческое выражение лица. Но что самое страшное, его рот был чуть приоткрыт, а губы вымазаны какой-то ярко-красной жидкостью, похожей на кровь. Капли этой жидкости стекали ему на подбородок и падали на блестящий белый снег.

Я чуть с ума не сошла от страха и, забыв, что передо мной мой родной брат, а не чудовище, развернулась и побежала домой. Но перед тем как захлопнуть входную дверь, подозвала Альфа и запустила его в дом. Он успокоился и, свернувшись у камина калачиком, спокойно проспал до самого утра. Правда потом, муж всё утро ворчал, что в гостиной пахло псиной, и выгнал Альфа обратно на улицу. Руперту я, конечно, ничего не рассказала, объяснив, что запустила собаку домой, чтобы она не лаяла ночью на белок.