Фон Вебер поклонился и вышел из комнаты. Вернер фон Майер ждал его на улице.
— Ну что, как всё прошло? — задал он вопрос графу, когда тот вышел из здания.
— Лучше, чем ты можешь себе представить, — ответил граф. — Не задавай глупых вопросов, а лучше запрягай мою карету лошадьми и тащи сюда моего кучера.
— Ха, да он пьян, — усмехнулся комендант. — Всё время, что ты здесь находился, он пьёт не просыхая. Я дам тебе своего человека, он отвезёт тебя. А карета твоя уже кстати готова. Я не сомневался, что тебя отпустят, тем более у меня уже имеется письменный приказ короля.
— Ну, тогда скорее открывай все ворота крепости и выпускай меня! — закричал фон Вебер. — Пока я доеду до своего дома, уже наступит обед.
— Поэтому я и хочу предложить тебе позавтракать вместе со мной, — предложил ему комендант. — Сегодня у меня омлет из десятка яиц и жареный фазан.
— И никакой каши? — облизываясь, спросил граф, чувствуя, как урчит в животе.
— И никакой каши, — заверил фон Майер.
— Ну, в таком случае остаюсь на завтрак, — махнув рукой, согласился граф. — Только не в моей комнате, а то меня от неё тошнит.
— Отправимся прямиком ко мне, — похлопывая графа по плечу, сказал комендант, и обрадованный тем, что его друг согласился с ним перекусить, повёл его в комендантские покои.
13 глава
Поле того, как Отто отнёс потерявшую сознание девушку в её комнату, она пролежала там, находясь без чувств, ещё минимум полчаса. Однако, даже придя в себя, Брунгильда не захотела вставать с кровати.
То письмо, которое ей передал Эмиль Кунц, нанесло девушке сильнейшую психологическую и душевную травму. Положив руки на уже округлившийся живот, Брунгильда смотрела в потолок и пыталась отвлечь себя рассматриванием украшавшей его лепнины.
Она была настолько погружена в себя, что даже не сразу заметила сидящую рядом служанку.
— Ах, это ты Линда, — сказала девушка, когда повернула голову на привлёкший её внимание шум.
Служанка сидела на стуле и листала Библию. Это была её личная маленькая книжечка, которую она сама приобрела в церкви и как ревностная католичка всегда носила с собой.
— Ну, наконец-то госпожа, — вздохнув с облегчением, ответила служанка. Она убрала Библию в карман на подоле своего серого мятого платья и подошла к Брунгильде. — Мы все так испугались за вас, когда вы упали в обморок. Отто попросил меня ни на минуту не покидать вас. Он принёс вас сюда на руках и положил на кровать.
— Спасибо ему, — ответила Брунгильда, — но было бы лучше, если вы оставили меня лежать на земле и позволили просто навечно уснуть.
— Что же вы такое говорите, — возмущённо проговорила служанка. — Вы ведь католичка, и не имеете права даже думать о таких вещах.
— Просто я не понимаю, как мне теперь жить дальше, — сказала, смотря на служанку Брунгильда. — Мой отец вот уже три с половиной месяца находится в крепостной тюрьме, а я только что получила письмо от любимого человека, в котором он признаётся, что мы никогда не сможем быть вместе. Так зачем же мне жить, Эльза? Кому я теперь нужна?
— Вы нужны Богу, раз он оставил вам жизнь, — ответила служанка, присаживаясь на край кровати. — Вы нужны вашему отцу, который не переживёт вашей смерти, и наконец вы нужны вашему будущему ребёнку, который скоро родится.
Брунгильда посмотрела служанке в глаза и сказала:
— Спасибо тебе Линда за тёплые слова поддержки. Никогда бы не подумала, что ты можешь так здраво и взросло рассуждать. Спасибо тебе, — и поблагодарив её ещё раз, Брунгильда взяла свою служанку за руку. — А где же письмо? — вдруг встрепенулась она, приподнявшись.
— Оно на комоде, — ответила служанка, кладя хозяйке на грудь ладонь, чтобы не дать ей встать с кровати, — но прошу вас, пусть оно там так и лежит. Не читайте его больше.
— Да я и не собиралась, — откинувшись обратно на подушки, с вялой улыбкой ответила Брунгильда. — Лучше принеси мне попить, — попросила она, облизывая сухие, потрескавшиеся губы, — и подбрось в камин ещё дров, а то я что-то замёрзла.
Служанка встала и моментально исполнила все пожелания своей хозяйки.
Весь остаток дня Брунгильда так и провела в своей комнате. Линда, не только как исполнительная служанка, но и как верная подруга, не отходила от неё ни на шаг. Лишь ближе к вечеру, она сходила на кухню и принесла своей хозяйке обед. И хотя у Брунгильды совсем не было аппетита, по настоянию Линды она всё же немного поела.
Следующий день, не принёс никаких особых изменений в состоянии девушки. Проснувшись рано утром, у Брунгильды хватило сил лишь спуститься вниз и немного пройтись по дому, а уже через несколько минут она вновь ощутила головокружение и усталость.
Всё ещё пребывая в депрессии от прочитанного письма, девушка вернулась в свою спальню и решила немного развлечь себя чтением какой-нибудь книги. Однако даже на это у неё не хватило сил. Её голубые бездонные глаза застилали слёзы, а мысли путались.
Периодически она бросала взволнованный взгляд на находившееся на комоде письмо и после этого сразу же начинала плакать. Принёсшая завтрак служанка, застала Брунгильду сидящей у окна с полными слёз глазами. Линду очень беспокоило душевное и физическое состояние её хозяйки, поэтому она решила попросить Отто съездить в город за доктором Менгером.
Вернувшийся лишь к вечеру личный слуга графа сообщил, что герр Менгер сможет посетить их имение только на следующий день, так как в городе у него было слишком много дел. Линде ничего не оставалось, как следить за своей хозяйкой самой. Однако Брунгильда по-прежнему отказывалась от еды и не выходила из своей комнаты.
Наступил вечер. Решив уговорить хозяйку хотя бы отужинать, Линда зашла на кухню и попросила фрау Беккер собрать ей поднос с едой. В этот момент во дворе послышался топот копыт и чьи-то крики. Когда служанка вышла в гостиную, она была и поражена и обрадована, тем, кого там увидела. Прямо посреди гостиной, потирая замёрзшие руки, стоял хозяин особняка граф фон Вебер.
— Ну что же у нас так холодно, — громко сказал он, подходя к камину, в котором едва тлели догорающие дрова. — И где моя драгоценная дочь?! Ну, обрадуйте же моего ребёнка, что я наконец-то дома! — прокричал граф, подкидывая в очаг пару поленьев.
Особняк сразу ожил. Слуги забегали по особняку, как муравьи по разворошённому муравейнику. Кто-то из них уже зажигал по всему дому свечи, а кто-то уже спешил за дровами, чтобы растопить в комнате графа камин. Отто же приказал немедленно накрывать стол. Линда тоже сорвалась с места и помчалась в комнату своей госпожи, желая как можно скорее её обрадовать известием о приезде графа. Однако когда она поднималась по лестнице Брунгильда уже и сама, услышав голос отца, спешила в гостиную.
— А, вот и моя малышка! — обрадованно воскликнул граф, увидев свою дочь.
Он широко расставил руки и пошёл на встречу плачущей от счастья девушке. Про себя граф отметил, что живот у его дочери стал выпирать намного больше, чем прежде, и когда Брунгильда прижалась к отцу и зарыдала ещё сильнее, он попытался заключить её в своих объятиях как можно нежнее, чтобы не давить на него.
— Вот это да! — воскликнул граф. — Вместо того чтобы радоваться, моя дочь встречает меня слезами.
— Отец, я так рада, что вы вернулись, что слёзы сами льются из моих глаз, — всхлипывая, ответила девушка. — Но как же вас отпустили? И почему вас так долго держали в тюрьме? — стала она засыпать вопросами графа, отстраняясь.
— Да я, если честно и сам не особо понял, почему меня продержали столько времени в крепости, — ответил граф. — Но давай же сядем и, несмотря на столь поздний час спокойно обо всём поговорим, — сказал он, проходя к накрываемому слугой столу. — Ты уже поужинала, конечно?
— Ах, нет отец, — потупив взгляд, ответила девушка. — Без вас у меня совсем не было аппетита.
— А что же это так, доченька, — возмущённо сказал граф. — Если ты думаешь, что я целых три с половиной месяца сидел в какой-то темнице впроголодь, то ты ошибаешься. Хочу тебе сообщить, что меня очень неплохо содержали. Кормили почти как дома, а всё свободное время я играл с фон Майером в шахматы или кости. Всё-таки начальник гарнизона крепости мой давний приятель, и мы с ним не раз бывали на одних и тех же приёмах, а в беззаботные дни нашей молодости верой и правдой служили бок о бок в армии курфюрста. Его тоже весьма удивил приказ о моём заключении под стражу, подписанный, между прочим, самим кронпринцем, но как человек военный он не мог не выполнить его.