— Ну хватит, хватит… не хватало еще, чтобы молоко пропало. Это потому он вчера не приехал, да? С ней был?

Стираю слезы, задираю голову вверх, чтобы не разрыдаться снова, хотя очень хочется. Просто обнять себя руками и плакать, жалеть, но доктор права — молоко может пропасть, а мне кормить Наденьку.

— Не знаю, где был. Не приехал.

Эта ложь во благо. Не хочу видеть на себе сочувствующие взгляды, а они обязательно будут. Жалею, что открылась незнакомому человеку, а перед подругой состроила железную леди, которая через все пройдет с высоко поднятой головой.

— Та с шалавой своей наверняка. Все они там, когда нам нужны.

Она говорит что-то еще. Что-то, что уже не имеет отношения к моей ситуации. Кажется, сетует на жизнь и на мужчин, которых теперь ненавидит. Мне кажется, если я закрою глаза, то превращусь в эту женщину. В такую же разочарованную жизнью, браком и мужчинами. Возможно, местами мудрую, но несчастную. Я не готова мириться с изменами мужа. Закрывать глаза на то, что он хочет другую женщину. И менять себя я тоже не готова. Не ради него и не для него. Не заслужил.

Поднявшись с кушетки, подхожу к окну и слышу, как тихо закрывается дверь. Медсестра уходит, оставляя меня один на один с поисками решения. Я знаю, что Динар не даст мне развод. По крайней мере не так просто. Он теперь не тот парень, с которым я познакомилась и в которого влюбилась, не тот студент, мало что имеющий за душой. Он — успешный бизнесмен, акула бизнеса. Такому, как он не отказывают и не говорят “нет”. И уж тем более от него не уходят, вильнув хвостом. Если мы разведемся, то у разбитого корыта останусь я. Эдакая принцесса, разом ставшая никому ненужной.

Динар ушел из палаты, громко хлопнув дверью. Его последние слова больно режут по сознанию до сих пор:

— Ты из богатой семьи, Ясмин. Ты сбежала со мной, невзирая на запрет отца, пожертвовала всем, чтобы быть со мной, и я тебе благодарен. Без тебя я бы не достиг всего, чего имею. Без тебя я бы не стремился выше. Но пока я рос, чтобы дать тебе ту жизнь, к которой ты привыкла, ты словно деградировала. Дети, пеленки, готовка, отдых не заграницей, а на арендованной даче за городом. Мы давно можем позволить себе другой отдых, и ты об этом знала, но мы каждый раз ездили на дачу, как, ей-богу, пенсионеры. Неужели тебе не хочется вернуться к тому, что у тебя было? К дорогой одежде, украшениям и автомобилям? Куда делась принцесса, ради которой я сворачивал горы?

Видимо, превратилась в тыкву, едва ей стукнуло тридцать и она родила троих детей.

Я понимаю, о чем говорит Динар. Когда мы познакомились, я была богатой мажоркой. Единственной дочерью отца, самой любимой принцессой, которой папа разрешал все. И гулять, и тусить, и учиться плохо, если хотелось. Единственным, с чем отец не смог смириться, стал Динар. Он запретил мне выходить замуж, запер в доме, но я все-таки сбежала и заполучила штамп в паспорте.

Мы долго прятались, жили по съемным дешевым хостелам, пока не выяснилось, что меня никто не ищет. Более того, богатая наследница четы Багрянцевых оказалась никому из родни ненужной. Отвернулись и отец и братья. Уже потом, когда я была беременна близнецами, отец нашел меня и попросил сесть в машину.

— Ты сделала выбор, Ясмин. Но если однажды ты поймешь, что ошиблась — позвони. Динару нет места в нашей семье, но ты всегда можешь вернуться.

Я никогда не думала, что данная однажды визитка может пригодиться, а теперь беру телефон в руки и набираю номер отца, даже не предполагая, что услышу в ответ совсем не то, чего ожидала.

— Ну что, мамочка? Вас заберут? — в палату заходит медсестра и вопросительно на меня смотрит.

Три часа назад меня выписали и сказали, что я могу собираться домой. Прямо с утра, как только прошел обход, врач оформила выписку, но вот уже половина первого, а я все еще в больнице. Нервно хожу по палате туда-сюда и жду, когда мне позвонят, чтобы спускалась. Отец сказал, что за мной приедут, но на мои звонки папа не отвечает, а контакты того, кто приедет, папа не отправил. Уверена, что лично он не приедет — пришлет кого-нибудь из своих ребят.

— У нас сегодня много поступлений, роженицам палата нужна. Поторопи там своих, пускай едут. Что они тебя, не ждут, что ли?

— Ждут. Что-то у них случилось, видимо.

— Дай бог, чтобы все обошлось! — перекрещивает и выходит из палаты.

Отец звонит как раз тогда, когда я готова уходить из больницы на своих двоих. Просит выходить, на улице меня ждут.

Я выглядываю в окно и вижу там большой черный внедорожник. Водитель, к сожалению, не вышел на улицу, так что мне не видно, кто за мной приехал. Подхватив на руки дочку и небольшую сумку, выхожу в коридор, где на меня едва не налетает та самая медсестра.

— Уже приехал, что ли? — хмыкает. — Быстро. Только позвонили и уже тут.

— Кому позвонили?

— Так мужу! Он, оказывается, ничего не знал о выписке. Ты не ему звонила, что ли? — хмыкает, рассматривая меня с прищуром, словно подозревает в том, что я нагуляла ребенка и конечно звонила не мужу, а кому-то другому.

— Простите, — обхожу ее стороной и иду к лифту.

— Куда же ты одна… — меня догоняет санитарка.

Забирает у меня из рук дочку.

— Нельзя тебе такие тяжести таскать. И сумку брось, я отнесу все.

Выйдя из больницы, воровато оглядываюсь, будто где-то из-за угла должен выскочить Динар и, подхватив меня под локоть, потащить к своей машине.

— Ну и где папочка? В машине сидит, что ли?

Пока я растерянно осматриваюсь, санитарка решительно шагает к огромному внедорожнику и, постучав в окошко отходит, ожидая, пока оттуда выйдет “папочка”. Я же вместо того, чтобы смотреть, кто за мной приехал, с опаской посматриваю в сторону въезда, опасаясь, что в любой момент сюда влетит автомобиль Динара. Уверена, он уже где-то на пути в больницу. После звонка он наверняка сложил дважды два и понял, что я и не собиралась ему говорить.

— Вот ваше чудо, папочка, — слышу за спиной голос санитарки и, наконец, оборачиваюсь.

Сердце пропускает удар, потому что кисти рук, усыпанные татуировками, я узнаю из тысячи других.

Я утыкаюсь взглядом в эти руки и в маленький сверток, который он ими держит. Моя дочка. На руках у Давида Багирова. Человека, который разбил мое влюбленное девичье сердце.

Я утыкаюсь взглядом куда-то в область его груди. Блуждаю там, не в состоянии заставить себя поднять голову и посмотреть в глаза. Я боюсь. Столько лет прошло, мне давно не восемнадцать, а он… впрочем, а что он? Судя по тому, что приехал в больницу, он все еще работает на моего отца. Никакого карьерного роста и личной жизни.

Меня шатает из стороны в сторону от одного лишь осознания, что ничего не изменилось. Что Давид, как и восемь лет назад, все еще работает с отцом. Все еще подчиняется ему и выполняет его приказы. Сколько ему сейчас? Если не ошибаюсь, тридцать пять. А он все на побегушках.

— Здравствуй, Ясмин, — слух режет легкая осиплость, которой раньше не было.

Я поднимаю голову, сталкиваюсь с пытливым взглядом прищуренных карих глаз.

— Здравствуй, Давид.

— Нам нужно ехать.

— Да, конечно.

Мне нужно забрать у него из рук Надю, но я никак не могу уговорить себя подойти ближе. Столько лет прошло, а кажется, будто только вчера состоялся наш последний разговор. Только вчера я рыдала, стоя на коленях под проливным дождем, только вчера просила его выбрать меня, а не карьеру и отца.

Смахнув ненужные воспоминания, все же подхожу ближе. До меня долетают едва уловимые нотки его туалетной воды и табачного дыма.

Я пытаюсь принять новую реальность, где больше нет счастливой любящей и любимой Ясмин. Реальность идет на таран, пока я тщательно и даже бережно пытаюсь от нее отгородиться. Из роддома меня забирает не муж. Человек, который безжалостно растоптал меня восемь лет назад. Мужчина, в которого я до беспамятства влюбилась, а он выбрал свою безопасность, а не счастье.