Я подавила улыбку. Они оба неверяще уставились на свои отражения, содрогаясь всем телом, а затем снова, повинуясь какой-то необъяснимой связи, вместе подняли правые руки: Гермиона медленно потянулась ладонью к лицу, отводя волосы и проводя пальцами по тем самым участкам кожи, которых касалось дыхание Драко, а он неспешно и осторожно потер щеку, наверняка вспоминая, как щекотали кожу завитки волос Грейнджер. Мне представилось, какая тишина, какое спокойствие стояли в четырнадцатом доме в это мгновение.

Несмотря на сомнения, опасения, возможно, страх и тревогу, которые испытывали и Драко, и Гермиона в этот момент, мне казалось, что не было еще более безмятежных минут, которые они провели в одном месте. Я будто впала в транс, наблюдая за ними, пока они наконец не нарушили симметрию картинки: Гермиона развернулась, сжимая руками голову, а Драко остался стоять, как стоял, опустив руки и напряженно разглядывая свое отражение, будто бы пытаясь уловить то, чего никогда не было до этой минуты.

***

Все поверхности в верхней комнате вновь были обклеены бумагами: я видела там карточки с крупно выведенными незнакомыми мне именами: «Кингсли», «Грюм», «Уизли», «Люпин», «Джонс», а на противоположной стене какие-то черные силуэты с мелкими, скачущими надписями.

В тот вечер Малфой что-то судорожно переписывал с клочка бумаги, легким движением руки меняя таблички, так что я и не замечала скотч или булавки, которыми они были прикреплены, а затем, зацепившись взглядом то ли за фамилию, то ли за изображение, Драко застыл на месте и искоса посмотрел на свою руку, будто сравнивая рисунки.

***

Редкие прохожие шарахались в стороны, неудачливый водитель резко крутанул руль, стараясь избежать столкновения, а из-под подошв ботинок вылетали серые облачка пыли.

Малфой бежал.

Он двигался быстро, стремительно, хорошенько помогая себе руками, в одной из которых была зажата палочка. Полы его странного одеяния развевались за спиной, мешая рассмотреть костюм целиком, а лицо исказилось волнением, испугом и еще какой-то непривычной, жесткой и упрямой эмоцией.

В три шага пересек он двор четырнадцатого дома и прыжком поднялся на крыльцо, врезавшись в дверь всем телом и начиная барабанить, будто на счету была каждая секунда. Когда Гермиона распахнула дверь, он чуть было не залепил ей пощечину, но вовремя остановился и на секунду замер.

Гермиона молча уставилась на него, впиваясь взглядом в нечто, напоминавшее мантию выпускника или же длинный черный балахон, и, ее глаза расширились, а следом за этим она открыла было рот, чтобы накричать на него — я уверена в этом.

Но Малфой опередил ее.

— Я промахнулся с аппарацией, Грейнджер, но это неважно, нам надо идти! — выпалил он скороговоркой, и как только смысл слов дошел до Гермионы, она среагировала мгновенно, словно в голове что-то щелкнуло, замкнув цепь. Схватив Драко за рукав, она затащила его в дом.

Больше в тот день я их не видела.

Спустя сорок минут после внезапного ухода начал накрапывать дождь, а ближе к полуночи я услышала рокочущий звук грома, повествующий о приближении грозы, и молния разделила темное небо надвое.

***

На другой день Гермиона вернулась одна: она выглядела уставшей и немножко потерянной. Наверное, никогда больше я не видела её настолько вымотанной. Следующие несколько недель Гермиона практически не отлучалась и занималась делами дома. Она часто проводила время на коленях у камина, а иногда по ночам я замечала голубоватое свечение из ее спальни.

Наверное, опять голограммы.

***

Он заявился четвертого июня.

Как назло, вечером на улице не работали фонари, и темнота стояла такая, что я даже не увидела, как Драко приближался к дому. Он просто возник на крыльце, и опознать его было возможно только по цвету волос.

Малфой тяжело привалился к косяку и постучал. Бледная рука мелькнула в темноте.

Гермиона не открывала слишком долго, и я даже усомнилась, что она вообще дома, однако, когда Драко в очередной раз нетерпеливо, но не особо активно, стукнул кулаком по двери, на лестнице возникло голубое свечение, проскользившее вниз, и Гермиона выглянула на крыльцо.

Заметив Малфоя, она открыла дверь пошире, но не пригласила его внутрь, а вышла сама, задавая какие-то вопросы.

Малфой мотнул головой, и Грейнджер подняла руки, складывая их на груди, что было одной из самых грозных поз в ее арсенале. Но на Драко это не подействовало. Он махнул в сторону двери, а потом дотронулся до своей груди, и я увидела желтоватый блеск в темноте, когда Малфой показал Гермионе какую-то побрякушку, висевшую у него на шее, напоминавшую часы или, может, медальон. Я не успела разглядеть, потому что в это же мгновение одновременно произошли две вещи.

Во-первых, Гермиона резко вскинула руки, одной прикрыв рот, изумленно приоткрывшийся, а вторую протянув к Драко, дотрагиваясь до его плеча, и (то самое «во-вторых») в этот же момент Малфой согнулся пополам, склоняясь в диком приступе кашля. На секунду мне даже показалось, что его вывернуло прямо Гермионе под ноги, и на фоне приоткрытой двери я увидела какие-то темные капли, вылетающие из его рта.

«Кровь», — стучало в моей голове.

Снова кровь.

Выпрямившись, Драко прижал руку к груди и поднял голову на Гермиону, а всего мгновением позже начал заваливаться вбок. Грейнджер среагировала молниеносно: она подхватила его, крепко обнимая за талию и подталкивая в сторону приоткрытой двери. Ноги Малфоя путались, когда он с трудом сделал несколько шагов по крыльцу и, ведомый Гермионой, ввалился в дом. Втащив его внутрь, Грейнджер высунулась за дверь и оглянулась, словно проверяя, не стал ли кто свидетелем развернувшейся сцены. Затем ее губы шевельнулись, прошептав что-то, и, сокрушенно покачав головой, Гермиона закрыла дверь.

Мне нравилось представлять, что она сказала что-то вроде «не верю, что делаю это».

***

Воздух был чист и прозрачен, лишь легкий ветер сновал где-то меж веток, изредка случайно попадая в дома и путаясь в шторах. Нежно-зеленые газоны блестели в свете показавшегося солнца, и желто-серая туманная дымка медленно отползала по улицам к западу, скрываясь за домами. Из приоткрытого окна доносились лишь шорохи и крики птиц, и легко можно было представить, что ты далеко от города, от духоты и затхлого воздуха и, выйдя из дома, почувствуешь выступившую за ночь влагу росы и свежесть летнего утра.

Гермиона показалась на улице спозаранку. Дверь тихонько приоткрылась, будто бы нельзя было будить каких-то обитателей дома, и Гермиона ступила на крыльцо, босая, простоволосая, в летнем сарафане, который, видимо, первым попался под руку. Выглядела она непривычно и немножко противоречиво: с одной стороны, возникало ощущение, что она изрядно поработала, трудилась всю ночь и от этого теперь казалась отчасти измученной, но вместе с тем передо мной предстал хорошо отдохнувший человек — нет, конечно, не физически, но скорее морально. Ее задумчивая улыбка в первый раз за долгое время не была испорчена морщинками, выступившими на лице.

Когда Гермиона подошла ближе к забору и откинула крышку мусорного бака, я смогла разглядеть в ее руке цепочку, на конце которой болтался медальон. Я попыталась рассмотреть его повнимательней, но, прежде чем Грейнджер безропотно выкинула его, я заметила только одно: вещица, хоть и красивая, была безнадежно испорчена. Кто-то разбил его просто вдребезги.

Наблюдая за Гермионой, я пропустила тот момент, когда дверь распахнулась.

Он стоял на пороге, почти небрежно прислонившись спиной к косяку. Его грудь и, преимущественно, правое плечо были обмотаны белоснежным бинтом, аккуратно подоткнутым и закрепленным. Кроме бинта на нем были только брюки. Я невольно задержала взгляд на его торсе, обвела глазами худощавую фигуру. Малфой был ладно сложен, с крепкими мышцами на руках и животе, но довольно узкой грудной клеткой. Даже с такого расстояния было возможно рассмотреть набор шрамов, украшавших его бесцветную кожу, и увидеть, что дыхание было сбитым, неровным, шипящим, видимо, из-за повязки.