И она готова действовать.

Опустившись в кресло у стола, она медленно поднимает руку и касается кончиком палочки виска. Она двигает рукой — газообразная субстанция скользит за палочкой, переливаясь в воздухе, и, повинуясь мановению руки, оказывается прямо в одном из флаконов.

Далёкий май 1998 — их первая встреча в Паучьем тупике.

Гермиона переводит дыхание и погружается в работу. Она вытаскивает воспоминания одно за другим. Они заполняют флаконы, закручиваются, причудливо изгибаясь. Они живые и такие разные. По серебристой, будто глаза Малфоя, поверхности то и дело пробегает рябь.

Гермиона закупоривает склянки и взмахом палочки прикрепляет бирки с подписями. Её коллекция, личная библиотека.

На всё это уходит много времени и ужасно много сил.

Закончив, Гермиона сжимает зубы и постукивает кончиком палочки по столу. Флаконы, словно танцуя, выстраиваются ровными рядами в хронологическом порядке. Скользя глазами по биркам, Гермиона медленно выдыхает и расслабляется в кресле; её голова склоняется к груди. Вся процедура истощает её, но зато помогает заново оценить всё произошедшее.

Это не просто воспоминания.

Это её эмоции. Это кусочки пазла, которые были затеряны, но всё же нашлись. Это доказательства.

Летопись её взаимоотношений с Драко Малфоем.

С тем Драко Малфоем, который теперь сидит в тюрьме и выглядит почти как в её воспоминаниях. Но она не может ему доверять и всё ещё не понимает, как к нему относиться и как его воспринимать.

Только почему же Гермиона скучает и жаждет его прикосновений?

Даже спустя столько времени Драко из Азкабана и Драко из её воспоминаний будто остаются разными людьми. Но только вот теперь образы в голове особенно близки к тому, чтобы соединиться. Школьный задира, трусливый предатель, Драко-шпион и тот, что ждёт в камере, — все они вот-вот станут одним человеком. И это, кажется, либо сломает, либо освободит её.

Без общей картины произошедшего в голове Гермиона не может полностью осознать и прочувствовать всё, что вспоминает.

Но уже сейчас ощущения невыносимы. В груди болит, тянет.

Она испытывает острое чувство потери, которое смешивается с той влюблённостью, что вспыхивает в ней при каждой мысли о Драко.

Ей до сих пор странно, что она испытывает подобное к нему, хоть Гермиона и ощущала отголоски этих чувств уже давно.

Прошлое, которое открывалось ей, демонстрировало его с разных сторон.

Он сделал немало хорошего, но вместе с тем…

Драко Малфой убивал. Он признался ей, что убивал. Конечно, это было понятно и так, разве могли быть какие-то сомнения?

Но у Гермионы они были.

И теперь он развеял их.

В её голове было столько отрывков, которые, смешиваясь, давали странную, противоречивую картину. У Гермионы не было однозначного решения, и она была без понятия, чему довериться: чужому мнению, неопределённым фактам, своему разуму или сердцу.

Непростительные заклинания, которые Драко наверняка применял, и раскол души из-за осознанного убийства, которое он совершил, — у всего этого была цена. И Гермиона не знала, являлось ли то, что уже пережил Драко, подходящей платой за его проступки.

Она понимала лишь то, что не могла его судить. Именно поэтому Гермиона подготовила флаконы с воспоминаниями, не дожидаясь полной картины. Она сделает для него то, что может.

А судить будут другие.

***

Когда прямо посреди ночи ровно через пятьдесят часов после расставания Гермиона чувствует жжение галлеона, она вскакивает с постели и, торопливо собравшись, аппарирует в их новое место.

Это старый дом на окраине Лондона. Вокруг как минимум на несколько километров ничего волшебного, и Гермиона вдруг чувствует опасения из-за того, что защитные чары могут заметно фонить. Им не нужно лишнее внимание. Ни от чужих, ни от своих.

Пока что Гермиона никому не сказала, что теперь они с Малфоем используют это убежище.

За день до этого Орден Феникса совершил успешную атаку на поместье Мальсиберов. Гермиона успела проинструктировать всех по поводу защитных заклинаний, о которых ей рассказал Малфой. С каждым днём она чувствовала себя всё более некомфортно от того, что никто, кроме нескольких человек, не знал, кто поставляет им эту информацию. Она понимала, что с точки зрения безопасности это было единственным возможным вариантом, но после того, как она побывала в голове Драко, её стало преследовать предчувствие…

Предчувствие, что даже если с ней что-то случится — ей необходимо позаботиться о нём.

Защитить, обеспечить безопасность и будущее, которое она пообещала.

Но Гермиона не знает как.

В магловской обстановке Драко Малфой выглядит непривычно и чужеродно. Видимо, чувствует он себя тоже не самым естественным образом. Когда Гермиона появляется в гостиной, он сидит на краю дивана, сжав палочку и сосредоточенно уставившись в пространство.

— Драко, — робко приветствует она.

Он вскидывает голову, встречаясь с ней взглядом.

— Грейнджер.

Она поводит плечами, пытаясь избавиться от напряжения. Несколько секунд она молча глядит на него, но что-то, мелькнувшее в его глазах, сразу подсказывает, что Драко уловил её заминку и понял немой вопрос. Он колеблется, выражение его лица мгновение остаётся неопределённым, а после становится нарочито расслабленным.

Выпрямившись, он покачивает головой.

— Давай, не сдерживай себя.

— Что произошло? — тут же срывается с языка.

Он отвечает, не задумываясь ни секунды:

— Ничего.

Это слово короткое, элементарное и означает понятную вещь. Пустоту, отсутствие.

Но Гермиона, замерев, взирает на Драко, будто он произнёс какую-то околесицу.

— Ничего? — переспрашивает она; слоги перекатываются во рту, и голос звучит глухо.

— Ваше нападение оказалось очень своевременным… Меня отправили в срочном отряде к Мальсиберам.

Гермиона трижды моргает, осознавая услышанное, и вглядывается в лицо Драко. Круги под его глазами болезненно тёмные, и на щеке крошечная ссадина. Никто бы и не заметил, но, когда дело касается изучения Драко Малфоя, Гермиона особенно внимательна и дотошна.

Она обдумывает его слова и чувствует, как брови живут своей жизнью: подпрыгивают от изумления, которое внезапно пронзает её.

— То есть, — медленно говорит она, — тебя отправили на сражение, в котором ты мог умереть, но это хорошая новость, потому что…

Она не заканчивает, но Малфой явно понимает, что она хотела сказать.

— Да, Грейнджер. Суровые времена — суровые меры. И всё такое.

— Восхитительно, — бормочет Гермиона и наконец, шагнув к нему, опускается рядом. Драко разворачивается к ней корпусом, но не двигается с места и не касается её. — Тогда у меня есть…

— О, Мерлин, неужели вопрос?

— Замолкни, — огрызается она, но выходит почти весело. — Я не спрашивала в прошлый раз, но… Ты тогда сказал, что Лорд недоволен нашими успехами. Но… было ли что-то выдающееся в его поведении?

— Разве что выдающаяся ублюдочность.

— Малфой!

Он передёргивает плечами и задирает подбородок.

— Я знаю, о чём ты хочешь спросить. Я тоже подумал об этом, но не похоже, чтобы портрет был в одном из этих поместий. Думаю, если бы Лорд почувствовал настоящую угрозу — то был бы разъярён совсем в другом смысле. То, что было в прошлый раз, показалось бы детской шуткой.

— О, ещё одна хорошая новость: мы не приблизились к портрету, но зато Волдеморт не убил тебя стихийным выбросом магии?

— Эта твоя способность видеть хорошее во всём вокруг…

Гермиона вдруг смеётся и, вскинув руку, прикрывает рот, чувствуя себя безумной. Малфой фыркает.

Его взгляд проясняется, и Драко перекладывает палочку из одной руки в другую и попутно щёлкает костяшками. Гермиона прислоняется к спинке дивана, отдавшись волне облегчения от того, что Малфой в который раз смог пройти по канату между двумя небоскрёбами и не сорваться. И неважно, что он сам даже не поймёт эту аналогию.

— Хорошо. Тогда… всё вроде как удовлетворительно.