Она качает головой.

— Я… Нет. Ничего. И, честно говоря, я совершенно сбита с толку в этот раз, — полузадушенно бормочет Гермиона и, опираясь ладонями о столешницу, смотрит на Драко. Изучает. Пытается понять. — После твоей записки я перебрала в голове столько вариантов того, что могло произойти. Я понимала: время не сходится, всё пока не кончено, у нас впереди ещё месяц. Но ты сказал, что нас почти раскрыли, и мне казалось, что всё может быть совсем ужасно, и…

— Это не было ужасно, но и приятным тот день не назовёшь, — сухо перебивает Малфой.

— Да, но… Ничего не произошло.

— Тогда.

— А позже?

Она прикусывает щёку, смотря, как Малфой мрачнеет на глазах.

— А позже, Грейнджер, случилось много, но, как и всегда, мы будем двигаться постепенно, и…

— Мы обсуждали, что Лорд ждал от тебя… определённых поступков.

— Так.

— И, получается, — она сглатывает и подбирается всем телом, исподлобья глядя на Драко. — Получается, всё ведёт к этому?

Он опускает голову, и его рот странно изгибается. Малфой морщится, качает головой, будто надеясь, что неприятные ощущения слетят от этого движения.

— Хорошо. Я знал, что этого разговора не избежать, так что давай обсудим, что конкретно ты вспомнила, чтобы…

— Ты когда-то говорил про приоритеты, — перебивает Гермиона неожиданно даже для самой себя. Она наблюдает, как подозрение проскальзывает по лицу Драко, и он неестественно выпрямляется, понимая, к чему она ведёт.

Он ждёт традиционного вопроса.

— Ну. Допустим, говорил.

Она вздыхает и борется с собой, чтобы не отвести взгляд и не прикрыть лицо руками. Ей нужно прояснить несколько вещей. Проговорить их вслух, чтобы убедиться — Гермиона пока не уверена, в чём именно.

Она сжимает зубы и хмурит брови.

— Когда-то в июле ты говорил, что мог бы убить за мать. Что это… вопрос приоритетов, — Гермиона переводит дыхание, прежде чем продолжить. Малфой не перебивает и не сводит с неё напряжённого взгляда. — Но потом ты сказал, что не хочешь убивать.

— Я… никогда не хотел.

Голос чуть не подводит его.

— То есть как обычно ты болтал много лишнего? — Это её жалкая попытка пошутить, но Малфой не ожесточается и не обижается, лишь приподнимает брови в некотором удивлении.

— Я запутался в тот момент, Грейнджер. Мне… Мне сложно это объяснить.

— Постарайся.

Возможно, это звучит жестоко. Драко морщится, и всё в груди Гермионы неприятно сдавливает.

— Говорить действительно проще, чем делать… — Он прикусывает губу и тут же выпускает, а затем кидает взгляд на свои скованные руки; поворачивает их, рассматривает оковы. И наконец говорит: — Я… я не хотел убивать, потому что не хотел лишать кого-то жизни и не хотел разрушать самого себя. Но некоторые… люди. Люди и обстоятельства могли быть важнее.

— Могли быть?

— Были.

Гермиона чувствует, как её горло сжимается с такой силой, что она с трудом вздыхает. Воздух неохотно наполняет лёгкие. Она прикрывает глаза. Всего на мгновение, просто чтобы собраться с мыслями и силами.

Мерлин, ей нужно так много сил, чтобы задать следующий вопрос.

— То есть в итоге ты убивал?

Она не хочет этого, но звучит почти утвердительно. Будто не сомневается в его ответе, хотя так страстно желает, чтобы он оказался другим.

На самом деле, в её голове Малфой так и не получил клеймо убийцы. Этот ярлык был там, но, казалось, его так же легко оторвать, как бирку на одежде.

Малфой был обвинён в убийстве Рона. Гарри сказал, что он мучал и убивал их друзей.

Но она… не видела этого. Не знала.

И было так легко всё это время обманывать себя, считая всё одной большой ошибкой, которую может исправить лишь Гермиона Грейнджер.

И эти воспоминания… В прошлом в те моменты, которые она вспомнила, Гермиона была совершенно растерянна, погребена под волной чувств и мыслей, затянута в схватку между совестью, разумом и сердцем.

У неё не было понимания тогда — как вообще она могла найти его сейчас?

Гермиона не знает.

Ей просто нужно время. И ответы.

Малфой не медлит, но отзывается так тихо, что приходится читать по губам, однако его ответ однозначный.

— Да.

Острое мучительное отчаяние колет её изнутри так сильно, что Гермиона, лишь на миг встретившись с Драко глазами, опускает взгляд. Она смотрит на столешницу, где их руки лежат так близко, почти соприкасаясь, и вздрагивает, не выдержав груза его признания.

Он молчит. Ничего не добавляет, ничего не объясняет.

Гермиона знает, что если взглянет на него — увидит, как напряглась челюсть и сузились глаза. Как заметно бьётся вена на лбу. Пульс Малфоя наверняка ускоренный, да и её сердце стучит так часто и громко, что шум отдаётся в ушах.

Гермиона не понимает, что сказать или спросить. Она вообще не уверена, что хочет продолжать разговор.

Её слегка мутит.

Она сглатывает и, всё же подняв на него взгляд, выдавливает.

— Что было дальше?

Драко моргает пару раз, выглядя одновременно трагично и пугающе. Глаза слегка темнеют, и Гермиона кожей ощущает, как он следит за каждым изменением в её лице.

Он тоже пытается понять и ищет свои ответы.

Но не сбивает её своими вопросами, а благородно даёт время и пространство. В сложившихся обстоятельствах это всё, что он может сделать для неё, но Гермиона слишком погружена в раздумья, чтобы оценить это в должной мере.

Драко кратко описывает несколько их встреч, как обычно не слишком уж делясь подробностями. Но в этот раз Гермиона не слишком прислушивается, не пытается узнать больше и не спорит.

Застряв между прошлым и настоящим, она пытается осознать все мысли и чувства. Смириться с ними, понять, принять.

Год назад она знала, на что ему придётся пойти, но, кажется, была готова пересмотреть собственные убеждения и договориться с совестью, чтобы простить его и… спасти.

Но она не сделала этого — и назойливо любопытный и требовательный мозг отчаянно желал постигнуть, почему так вышло.

Тогда она полюбила Драко Малфоя, и теперь её сердце, кажется, разодрано в клочья, потому что не понимает, что испытывать к человеку, сидящему напротив.

Она умела справляться с бардаком, но тот, что захватил её организм, разросся до таких размеров, что Гермиона уже не была уверена, что сможет с ним совладать.

Она думает обо всём этом сразу и не задаёт вопросов, потому что кажется, что любая дополнительная деталь способна привнести ещё больший хаос.

И только уходя, Гермиона поддаётся порыву: уже у проёма она застывает и оборачивается. Драко не провожает её взглядом, лишь глядит в пустоту перед собой. Она долго смотрит на его чётко очерченный профиль, прежде чем задать вопрос, о котором, наверное, пожалеет.

Но Гермиона не может покинуть камеру без ещё одного кусочка информации.

— Но ты же не убивал его? — спрашивает она, отчётливо выговаривая каждое слово.

Голова пухнет, нервы гудят, кровь хлёстко бежит под кожей, мышцы напрягаются, и Гермиона ждёт ответа, сигнала, намёка — хоть чего-то!

Но Драко молчит и никак не реагирует. Проход закрывается перед её лицом.

========== 20. Двадцатая глава ==========

Перед ней на столе несколько десятков флаконов.

Стеклянные бока поблёскивают в редких лучах зимнего солнца. Флаконы вытянутые, изогнутые, гладкие.

Пустые.

Пока ещё пустые.

Гермиона чувствует знакомую немного пугающую уверенность. Она бурлит под кожей, заставляет держать спину ровнее и голову повыше.

Палочка удобно легла в руку и теперь подрагивает, словно от нетерпения. Магия Гермионы готова ко всему, что она задумала; её сознание в этот раз спокойное, непоколебимое. Она ощущает себя нейрохирургом, который готовится вскрыть череп и провести операцию на мозге. Однако редкий хирург ковыряется в собственной голове.

Кислород наполняет лёгкие. Грудная клетка расширяется и сжимается, расширяется и сжимается; сердце мерно стучит в груди.

Гермиона полна решимости докопаться до правды и исправить ситуацию.