========== 1. Первая глава ==========

Это не крик и не стон.

Она не представляет, что или кто может издавать такие звуки. Это не похоже ни на какое знакомое ей животное, но ещё меньше похоже на человека.

Этот звук… Гермиона слышала его уже столько раз, но никак не могла подобраться к нему. Она брела к источнику, который, казалось, бесконечно приближался, но никогда не был достаточно близко, чтобы увидеть, чтобы ухватить.

Сначала она блуждала в полной темноте, не видя ни земли, по которой ступала, ни чего-либо вокруг.

Спустя время она поняла, что находится в каком-то помещении: под ногами поскрипывали половицы, пальцы слепо натыкались на стены, бедром Гермиона задевала мебель, а потом набредала на дверь, но снова оказывалась не в той комнате. Дом затягивал её как лабиринт.

Он не был большим, но комнаты повторялись, а звук оставался всё таким же далёким и неразборчивым.

Гермиона торопилась, она чувствовала, что время поджимало, что ей нужно было успеть, нужно было дотянуться до этого звука как можно раньше. Она срывалась на бег, спотыкалась и падала, но поднималась обратно. И вот наконец спустя много долгих ночей Гермиона достигла узкой лестницы, уходящей в темноту, и, не задумываясь, бросилась по ней вверх.

Она что-то кричала, надрывая связки. Чьё-то имя. Она пыталась достучаться до того, кто издавал этот странный отчаянный скулёж, похожий на писк раненого зверя.

Но лестница была очередным обманом. Оборачиваясь спустя время, Гермиона видела лишь мрак, который начинал медленно подступать, сжимая её в кольце, но она не сдавалась и бежала всё выше, и выше, и…

Только чьё же имя было у неё в голове?

***

В Большой зал влетают совы, разносящие почту. Они планируют, сбрасывая посылки и письма прямо на стол, и студенты оживляются ещё больше, обсуждая последние новости. Гермиона сидит в отдалении от однокурсников, сегодня она не в настроении общаться, ей хочется быстрее расправиться с завтраком и успеть перепроверить своё сочинение по Травологии до начала занятий.

Вдруг прямо перед ней падает Ежедневный Пророк и почти угождает в тарелку, но Гермиона успевает взмахом палочки перенаправить его к себе в руки.

Вообще-то, она совсем не собиралась его читать. Она уверена, что хорошо знает всё, о чём будет этот выпуск. Гермиона вздыхает. Вокруг галдят младшекурсники, и никто на неё даже не смотрит, и хотя бы это уже радует.

В этом году от Хэллоуинского пира решили отказаться. Забавы и символы праздника, вызывающие ассоциации со смертью, были лишними, когда у всех были так свежи воспоминания о настоящих мертвецах и ужасах. Но Хогвартс всё равно пребывает в приподнятом настроении.

Ещё бы, такой повод.

Восемнадцать лет с конца первой магической войны и вот уже год — с конца второй.

Гермиона переводит взгляд на газету у себя в руках и хмурится: на первой же странице большая фотография Гарри, а она знает — он этого не любит. Гермиона разглядывает его с минуту и всё-таки сдаётся, быстро переворачивая листы, уверенная, что не найдёт ничего достойного внимания. Внутри есть разворот, посвящённый и ей самой. Она даже не вчитывается и пролистывает хвалебные заметки, пока её взгляд не привлекает статья о другой стороне. Она короткая и скупая — в праздничном выпуске решают не освещать все те ужасы, что творили Пожиратели. На вкус Гермионы даже колдография Пожирателя в полной амуниции — лишнее. Она не хочет вспоминать о них и уверена, что остальные с ней солидарны.

Впрочем, Гермиона не думает об этом слишком долго, потому что её внимание притягивает другая колдография.

Сердце Гермионы пропускает удар.

Со страниц Пророка на неё уверенно и будто немного зло смотрит молодой волшебник с худым и бледным лицом и светлыми волосами. Он сжимает челюсти, его ноздри чуть раздуваются, а затем он резко поворачивается в профиль; на его скулах играют желваки.

Гермиона несколько долгих секунд не может отвести взгляда и лишь после замечает пафосный заголовок.

«Предатель света или тьмы? История искупления и раскаяния, обернувшаяся ложью».

Гермиона внезапно морщится и отбрасывает газету в сторону. Она не хочет даже думать о статье, слепленной из домыслов и сплетен. Глупая это была затея. Она не хочет читать, не хочет видеть, не хочет снова вспоминать все ужасы войны. Не поэтому ли она отказалась от вполне настойчивого предложения Молли встретить годовщину у них в Норе?

Нет уж, ей хватило последнего раза.

Гермиона мотает головой, будто в подтверждение собственных мыслей, и прикрывает глаза. Однако тут же распахивает их, потому что перед её внутренним взором вдруг возникает его лицо.

Лицо с колдографии.

Такое же как в одном из её снов — лицо Драко Малфоя.

Гермиона гулко сглатывает.

Она не хочет смотреть, не хочет думать об этом, не хочет… В голове стремительно проносятся отрывки из снов, которые мучают её вот уже три месяца.

Мерлин, помоги ей.

Гермиона оглядывает Большой зал, с нежностью замечая знакомые лица, а потом смотрит наверх, подняв лицо к зачарованному потолку. И вот сочинение по Травологии уже не кажется таким важным… Видимо, её план на сегодняшний день изменился. Прошло достаточно времени, и пора положить этому конец.

Всё-таки пришло время навестить его.

***

Чаще всего её сны полны беспорядочных отрывков, которые лихорадочно сменяют друг друга.

Вот она сидит в незнакомой затхлой комнате и читает книгу, время от времени нервно поглядывая на часы. Она явно ждёт кого-то.

Затем она уже на ногах, её охватывает невероятный ужас, она думает о побеге, но не чувствует палочки, и уже хочет развернуться и бежать прочь, когда слышит тихое: «Мне очень жаль», а в грудь прилетает вспышка заклинания.

Спустя ещё мгновение она кричит, нападает на кого-то жестокими словами, но не может разобрать ни собственных слов, ни лица человека напротив.

Почти во всех этих снах у её собеседников нет лиц.

Иногда ей снится, как она сидит рядом с кем-то и, кажется, даже держит за руку. Гермионе требуется не одна ночь, чтобы понять, что сидят они не молча. Она слышит: «Не говори так. Ты не один!», произнесенное горячим, уверенным голосом. И только спустя ещё несколько повторений понимает, что это говорит она сама.

В другом сне Гермиона бежит, уворачиваясь от заклинаний, и сердце громко бьётся где-то в районе горла, пока лёгкие обдаёт обжигающей болью. Но она знает, что ей нельзя останавливаться. Она несётся, слыша чьё-то шумное дыхание, почти как у неё самой, совсем рядом, а затем пытается аппарировать, но вместо этого падает.

От жёсткого удара о землю Гермиона обычно просыпается.

***

Первый сон приснился ей под утро первого августа, когда она, совершенно измотанная и морально, и физически, вернулась в собственную квартиру из Норы, где проходила самая грустная вечеринка в её жизни.

Они все пытались — правда пытались! — насладиться этим днём. Порадоваться, что они живы, поздравить Гарри, говорить только о будущем, а если уж и вспоминать прошлое — то только хорошее.

Попытка проваливается, когда Гарри сам поднимает бокал в честь Снейпа и заявляет, что это и его день тоже.

Гермиона судорожно сжимает в руке стакан. Они со Снейпом уж точно не были близки, но почему-то волны сожаления и всепоглощающей тоски накрывают её с головой, задевая те части сердца, которые реагируют на все разговоры и воспоминания о войне с трепетной болью.

В Норе теперь обычные часы: слишком много стрелок на волшебных показывали, что их обладатели уже не вернутся домой. Гермиона не сводит с них глаз всю невообразимо долгую минуту молчания, посвященную Снейпу и, на самом деле, всем погибшим. Но минуты мало, чтобы почтить память каждого, чью жизнь так жестоко оборвала война.

В ту ночь видения совсем расплывчатые, и Гермиона достаточно быстро забывает их, принимая за обыкновенный кошмар, вызванный переизбытком эмоций.

Но сны возвращаются, и с тех пор в её груди стягивается тугой ком, который становится всё невыносимее с каждым новым видением, события которого иногда кажутся реальнее, чем происходящее наяву.