— Не знаю, Грейнджер, я бы поставил этой войне «Тролль».

Уголки её губ вновь слегка изгибаются, но Гермиона старается сосредоточиться и отмахивается от Малфоя.

— Мы планируем продолжить атаки на поместья. Я пока не знаю точного плана, но Кингсли думал про Руквудов, их поместье изолированно и выглядит как подходящая цель.

Малфой кивает.

— Это хороший вариант. Что насчёт Франции?

— Кингсли послал кого-то на перехват связного. Но никто не уверен, что это повлияет на расстановку сил.

— Вам важно подрывать Пожирателей со всех сторон…

— …Пока мы не выясним ничего важного про портрет. Да. В этом план.

Гермиона пристально смотрит на Драко, и тот вновь кивает, мгновенно нахмурившись.

— Вы не можете победить без портрета, но один лишь он не гарантирует вашу победу, если влияние Лорда будет сильным.

— Мы рассуждаем так же, но… — Гермиона на миг прикусывает щёку и сцепляет руки у себя на коленях. — Но Гарри начинает нервничать. Он убеждает Кингсли начать в открытую допрашивать Пожирателей, которых мы берём в плен.

Малфой сжимает губы в тонкую линию. Он задумчив, но от него вдруг сквозит тихим раздражением. Гермиона не уверена, виновато ли упоминание Гарри или же просто мысли о неразрешимой загадке портрета.

— Не думаю, что кто-то из них знает что-то полезное.

— Но нам важно узнать всё, что можем.

— Я знаю. Но будьте… осторожнее. — На миг Малфой морщится и мрачно качает головой. — Пока Волдеморт не догадывается, что Орден знает про портрет, это…

— …Даёт нам фору, — Гермиона вздыхает. — Мы постоянно обсуждаем это с Кингсли. Однако у нас кончаются варианты.

Прежде чем вернуться на Гриммо, Гарри и Рон проверили ещё несколько мест, а также большинство известных портретов волшебников, которые мог использовать Волдеморт.

Но так ничего и не нашли.

Ни единой зацепки.

Члены Ордена во время допросов пойманных Пожирателей пытались задавать наводящие вопросы: расспрашивали о том дне, когда Люциус достал портрет, и о дне смерти Снейпа. Но пока что не спрашивали напрямую — о новом крестраже всё ещё знало лишь маленькое количество людей, и пока Кингсли старался сохранять этот секрет.

Но у них действительно кончались варианты.

Разве что Орден Феникса может постараться захватить самого Люциуса Малфоя, чтобы вызнать всю информацию. Но они не способны выйти на него, а Гермиона не станет просить Драко сдать собственного отца.

Хоть война и сметала всё вокруг, уничтожая нормы морали, в голове Гермионы есть некоторые границы, которые она не готова переступить.

Драко издаёт приглушённый звук, выражающий то ли злость, то ли усталость.

— Я знаю, Грейнджер, и я пытаюсь выяснить хоть что-то, но пока…

— Я понимаю, — перебивает она. — Нам не нужно снова это обсуждать. Мы пытаемся добиться одного и того же, и я постараюсь держать тебя в курсе по поводу того, что планирует Орден.

— Ладно.

Он не спорит, лишь шумно вздыхает. Его запал кончается, и Драко сдувается словно воздушный шарик и безразлично смотрит куда-то поверх её головы.

Гермиона мрачнеет, глядя на него.

Она не уверена, что он находит хоть мгновение для отдыха. Она не знает, чем он питается и как спит. Иногда ей кажется, что она уже и забыла, как Малфой выглядел до всего этого.

Да и не только он. Гермиона вроде как привыкла к виду измученных людей: до возвращения Гарри Джинни спала только после двойной дозы зелья Сна без сновидений; Молли похудела и поблекла; с лица Симуса не успевают сходить синяки; руки Падмы Патил дрожат так, что она едва может удержать палочку…

Все вокруг истощены, изранены и с каждым новым боем увядают от боли физической и душевной.

Хоть Орден и побеждает, они всё равно продолжают терять людей.

Гермиона хмурит брови и сжимает кулаки, ногти впиваются в кожу; она немного напрягается от неприятного ощущения, но заставляет себя расслабить спину и откидывает волосы с лица.

— Малфой, ещё кое-что, — голос подводит, звуча более хрипло, чем она надеялась.

Глаза Драко быстро мечутся к её лицу.

Она не знает, обращает ли он внимание, когда она называет его по имени, а когда предпочитает фамилию. Чаще — если раздражена, но иногда — когда так взволнована, что пытается возвести между ними хоть какую-то стену, чтобы отстраниться и почувствовать себя легче.

— Что? — его голос звучит лучше: твёрдо, безразлично.

Гермиона прочищает горло, прежде чем сказать.

— Пленные, про которых ты говорил в прошлый раз… Кто это был?

Он не напрягается, лишь закрывается, взгляд и выражение лица холодеют; глаза будто покрываются корочкой льда. Только ноздри раздуваются в такт вдохам, пока он молчит несколько мгновений. Наконец он тихо говорит:

— Я не знаю их. Это не орденовцы, Грейнджер. Они попались во время рейда Пожирателей в Эдинбурге.

— И что с ними стало?

Драко шумно выдыхает так, что его отросшая чёлка слегка шевелится, и что-то близкое к обречённости проскальзывает во взгляде. Он не хочет отвечать на этот вопрос, но знает — спорить с ней бесполезно.

Драко уступает.

— Ничего. Как и планировалось: их убили, — поджав губы, он морщится.

— Кто?

— А это важно? Другие, — тяжёлый вздох. — Но это ничего не значит. После них будут ещё.

Гермиона не сразу находится, что ответить, и Драко, переведя дыхание, с мукой в голосе добавляет:

— И, возможно, в следующий раз это будет кто-то из знакомых.

***

Она могла бы попробовать делать вид, что ничего не изменилось, и цепляться за прошлое. Но теперь Гермиона не видит смысла отрицать чувства, которые осознала.

Она перебирает в голове события последних месяцев, вспоминая то, каким успела увидеть Малфоя за это время, и пытается рационализировать: разложить эмоции по полочкам, проследить весь путь, понять причины, запланировать свои слова и поступки. Однако, как и всё в сложившейся ситуации, происходящее в её сердце суматошно, хаотично и немного безумно.

Посреди войны она умудрилась привязаться к одному из самых неподходящих для этого людей.

И это явно не то, что она может просто высказать ему в лицо. Гермиона не уверена, что готова открыться. Всё и так запутано.

Шаткое положение Малфоя и его души тем более не помогают.

Гермиона много думает о моральной дилемме, с которой столкнулась. Она думает о принципах, об идеалах, о выборе. И беспрестанно старается найти выход из сложившейся ситуации.

Для них обоих.

При следующей встрече Гермиона так пристально изучает Драко, пока он рассказывает ей о готовящихся рейдах Пожирателей, что начинают слезиться глаза, и тогда она одёргивает себя.

Малфой наблюдателен, но в этот раз игнорирует её странное поведение. Но Гермиона вдруг ловит себя на переживаниях о том, что её взгляд, тон голоса или прикосновения могут стать другими.

Могут выражать больше, чем она готова показать.

Эти опасения глупые и иррациональные.

Она ни в коем случае не должна бояться быть искренней, независимо от чужого мнения и чужих реакций.

Убедив саму себя в этом, после разговора Гермиона собирает все силы и ошмётки хваленой гриффиндорской храбрости и, обхватив ладонь Драко, молча ведёт его в небольшую спальню. Его рука под её пальцами холодная и напряжённая, но он не выражает никакого сопротивления и послушно идёт следом, покоряясь ей. Он так ничего и не говорит, лишь проницательно смотрит на неё, когда Гермиона, справляясь со смущением, закрывает дверь и гасит свет.

***

Он приносит ей книгу про древние семейства, и Гермиона ищет любые зацепки, которые могут натолкнуть на мысли о портрете.

Орден Феникса всё-таки допрашивает Крэбба и Мальсибера, задавая вопросы в лоб о крестраже, но не получает никаких ответов. В конце концов Артур Уизли накладывает на них Обливиэйт, и Гермиона с грустью наблюдает за знакомыми движениями палочки.

Когда она рассказывает об этом Малфою, он черствеет и роняет слова скупо и бесстрастно, но всё же остаётся тем вечером с ней, хоть Гермиона и не просит.