Но оковы не позволили полноценно пользоваться руками.

Гермиона поражённо опускает ладонь на живот, пока Малфой на миг прикрывает глаза и шумно втягивает воздух сквозь плотно сжатые зубы.

— Грейнджер, подними свитер.

Голос на тон ниже, чем обычно, и звучит так гулко, словно Малфой сдерживает рык.

— Малфой, какого…

— Не спорь и просто…

— Что ты творишь?

— Просто подними чёртов свитер!

— Да что ты себе позво…

— Грейнджер!

Его голос заставляет всё в груди замереть, а сразу после сердце начинает биться с удвоенной силой. Гермиона глубоко вздыхает, чувствуя, как расширяются лёгкие в попытке набрать побольше воздуха, и окидывает Малфоя внимательным взглядом.

Он застыл, уставившись ей в живот, и всё его тело напряжено и натянуто: руки в кулаках, предплечья прижаты к столу, ноги с силой упираются в пол, а на стиснутых челюстях гуляют желваки.

Гермиона не видит его глаз, но всё равно может представить выражение, и её пробивает лёгкая дрожь.

— Грейнджер, просто сделай это и…

— Хорошо, — неловко перебивает она, и он на мгновение смотрит ей в глаза, но тут же возвращается взглядом к животу.

Гермиона тяжело сглатывает и медленно тянет край свитера, слегка оголяя кожу. Ей некомфортно от сложившейся ситуации и выражения лица Малфоя, тем более она без особо труда может предугадать, какую реакцию вызовет увиденное.

Всё-таки она правда знает его.

Она приподнимает ткань лишь до нижних рёбер и вздрагивает, чувствуя неестественную прохладу тюремного воздуха.

Тишина лишь на мгновение окутывает их плотным коконом.

А после Малфой смачно выругивается, кулак звонко бьет по столешнице, и Гермиона от неожиданности разжимает пальцы. Ткань опадает, вновь прикрывая шрамы.

Она знает, что зрелище ужасное.

Она не могла смотреть на себя первые несколько недель.

Теперь она понимает: то, во что превратилось её тело, было лишь иллюстрацией того, что сделали с её разумом. Кожа была изранена, а из головы вытащены важные воспоминания.

Она пострадала дважды и даже не была уверена, где изранена больше.

Гермиона не помнила случившегося и почти не пыталась подступиться к тем воспоминаниям, каждый раз сталкиваясь с мучительной болью, обжигающей сознание.

Её живот, грудь, бёдра, спина были исполосованы в той же манере, что и тело Малфоя. В конце концов, у них был один мучитель с фирменным стилем. Гермиона знает, что тяжело перенесла пытки, но научилась жить со всеми оставленными шрамами и следами.

В конце концов, они напоминали, что всё закончилось.

Гермиона несколько раз моргает, чтобы не дать прорваться вдруг подступившим слезам, и глядит на Малфоя, не зная, куда себя деть. Его лицо в мгновение бледнеет, будто ему стало дурно.

— Я не знал… — он хрипит, голос срывается. — Не знал, что всё так, — слова тяжело оседают в воздухе.

Его передёргивает, и Малфой вдруг крепко сжимает голову ладонями, и Гермионе кажется, что он сейчас начнёт выдавливать собственные глаза голыми руками. Его скулы и лоб немного краснеют, а вена на шее бьётся с удвоенной скоростью.

— Малфой, это дела прошлого, — сипит обескураженная Гермиона.

Она опирается о край стола, крепко сжимая пальцы. Ей нужна опора.

— Грейнджер, — надломленно тянет он, — мне очень жаль, это не должно было случиться…

— Я всё равно не помню, как они появились, — неловко перебивает Гермиона. — С какого-то момента битвы за Хогвартс я будто отключилась, — внезапно она осекается, вспоминая отрывки из снов.

Она бежит, кто-то несётся рядом с ней, они тяжело дышат в унисон, каждый шаг отдаётся по всему телу. Но она падает.

Она без палочки, но готова драться за свою жизнь голыми руками и бежать, пока не откажет сердце. Однако в грудь прилетает заклинание.

Она в непроглядной тьме, руки вывернуты в неудобном положении, и вокруг раздаются неразборчивые звуки, полные страданий. Она не одна, но чувствует себя невообразимо одинокой.

Ох, это что-то новое…

Гермиона слегка покачивается, но это ускользает от вечно внимательного взгляда Малфоя.

Он убирает руки от головы, но всё ещё пребывает не в себе, растерянно уставившись в пространство.

— Да, вы с Уизли попали в ловушку.

Он говорит только это, и Гермиона знает, что выяснять подробности бессмысленно. Она исчерпала свой единственный вопрос, поэтому остальное либо вспомнит, либо узнает в следующий раз.

Она старается не думать о том, что имеет в виду Малфой.

Вместо этого она снова концентрируется на его виде и голосе: такие горечь и тоска окружают Малфоя, пронизывая пространство вокруг, что Гермионе хочется обнять его.

Но она сдерживается.

========== 13. Тринадцатая глава ==========

Гермиона моргает, понимая, что Малфой замолчал уже с минуту назад, и, возможно, даже задал какой-то вопрос, а она так и застыла, не реагируя на него.

Тишина наполнена его ожиданием и её неловкостью.

— Что?

Она краснеет под его насмешливым взглядом.

— Ты хоть что-нибудь запомнила?

Он говорил так долго, так подробно, с таким вниманием к деталям, но лишь одно слово бьётся у неё в голове. Она слишком истощена, чтобы запомнить больше.

Он рассказывал про сложную иерархию власти, объяснял что-то про образ жизни, упоминал известные ему места и имена, выложил всю информацию о вербовке, которой обладал, но Гермиона запуталась среди звуков его голоса и собственных беспорядочных мыслей.

Она цепляется лишь за суть.

— Великаны, — выдавливает она.

Малфой усмехается:

— Верно, великаны. Это если одним словом. — Уголки губ дёргаются. Он поднимает руку и почёсывает подбородок, а после обводит Гермиону снисходительным взглядом. — У тебя такой вид, как будто ты витаешь в фантазиях.

Гермиона вспыхивает ещё больше, пунцовое смущение заливает щёки и шею.

— Я просто очень устала.

Она хмурится; он вновь усмехается — в этот раз выходит криво и вымученно.

— Как и все мы.

Лишь несколько свечей тлеет под потолком. В комнате сумрачно и прохладно, но привычка находиться в этом месте перекрывает мрачные ощущения, даруя извращенное спокойствие.

Малфой так и не сводит с неё слегка ехидного, но не колкого взгляда, и Гермиона, понимая, что он ждёт её реакции, устало откидывает голову на спинку дивана.

— Я постоянно думаю о портрете, — коротко бросает она и прикрывает глаза.

Пальцы сжимают язычок от молнии на кофте, и Гермиона дёргает его вверх-вниз. От этого движения раздаётся еле слышный скрежет. Звук врывается в сознание, помогая навести порядок в мыслях.

— Само собой ты думаешь… — едва разборчиво бормочет Малфой.

Она пропускает слова мимо ушей.

— Мы ведь догадались по поводу других крестражей. И смогли найти их, — медленно говорит она, так и не открывая глаз. Ей важно оставаться сосредоточенной, и это тяжело. — Мы сделали это, и я верю, что и с этим мы можем разобраться.

— Ты всегда веришь. — Гермиона моргает и видит, как он расправляет плечи и вдруг морщится, будто прострелило спину. — В кучу противоречащих друг другу вещей.

— О чём ты?

— Вера в лучшее. И вообще во все твои высоконравственные идеалы. — Рот Малфоя искривляется. — Эти вещи, которые продвигал Дамблдор и которые оказались полнейшей чушью, если уж быть откровенным. Мы уже обсуждали это. Не понимаю, как всё это укладывается у тебя в голове, — бормочет он.

— И почему же? Что именно тебя не устраивает?

— В теории всё это прекрасно, но на практике… — Он разводит руками и тут же сводит, будто показывая, как мало значит для него всё, о чём он говорит. — Я не верю, что это работает.

Гермиона слегка приподнимает брови.

— Ты не веришь в добро?

— Это утопия.

— Ты не веришь в правду?

— Все лгут.

— В справедливость?

— Справедливость переоценена. Не бывает совершенной справедливости.

— А что насчёт милосердия?

— Я не понимаю, о чём ты, — его голос слегка скрежещет прямо как молния на её кофте.