«И языком», – подумал Савинков, но сдержался.

Морозова-Высоцкая договорила после:

– Я приблизила его в девятисотом году. Ежов располагает к себе, он остроумен и услужлив. Кроме того, немало претерпел от имперского антисемитизма, как и его пассия Ада Зальцберг, с которой вам предстоит познакомиться. Никто в нашей ячейке не был против его общества, и мы приняли Вульфа без посвящения.

– По нашей работе в «Союзе борьбы за освобождение рабочего класса» я нахожу его надёжным сотрудником, – не замедлил отрекомендовать приятеля Савинков, давая ему более лестную характеристику, чем та, которую тот в действительности заслуживал.

Графиня одарила его благожелательным взглядом и молвила:

– Вас истинный Бог послал, Борис Викторович. Надо было кого-то ставить в подвал, а некого. О ячейке нашей мало кто знает даже в самой «Народной воле», а из доверенных лиц, когда понадобились их услуги, никого не оказалось рядом: кто арестован, кто в ссылке. В день, когда мы решились ему раскрыться, Ежов привёл вас с рекомендательным письмом от Брешко-Брешковской. Это было самое настоящее знамение. Вы, как человек, стоящий на высоте современного образования, исполненный моральных достоинств и высокой нравственности, более подходите для столь ответственной работы, которую мы лишь от полной безысходности собирались предложить Ежову. Я спустилась посоветоваться с Николаем Ивановичем, и он выбрал вас.

– Кто такая Ада?

– Ураган в юбке, – графиня усмехнулась. – Будучи членом «Союза освобождения рабочего класса», вы могли её знать.

Савинков глубоко задумался, перебирая в памяти имена и лица.

– Не припоминаю, – сказал он наконец. – За время моего вологодского сидения весь «Союз», должно быть, обновился.

– Ада – фаворитка Ежова. Нигилистка. Из его барышень удержалась дольше всех, чтобы оказаться вхожей в наш круг. Она надёжный человек, носит письма из города. Воглев влюблён в неё, но безответно. Только, умоляю, не говорите ему!

– Ваше слово для меня закон, графиня, – поклонился Савинков.

Юсси оживился, и это было так неожиданно, что Савинков обернулся к калитке узнать, какое чудо преобразило флегматичного работника. И, увидев, понял, что в представлении оно едва ли нуждается.

– Хэй! – крестьянская физия финна озарилась обаятельной улыбкой.

Он встал и поклонился. Оказывается, когда Юсси хотел, он мог быть не по-русски галантным.

Невысокая вертлявая барышня юркнула во двор. На ней была сиреневая блузка, юбка чуть ниже колен, шнурованные сапожки. Летняя шляпка с бирюзовой лентой сидела криво и была маловата. Всё, что в барышне не уродилось пышным, оказалось узким, а чего-либо среднего природа не дала. Копна чёрных, мелко вьющихся волос обрамляла подвижное лицо с разномастными чертами – удлинённые миндалевидные глаза, острый нос, крупный рот с тонкими губами, чахоточный румянец на щеках. Трудно было назвать её миловидной. Она была броская, притягательная особым шармом, какой Савинков встречал только в Варшаве и то не у славянских женщин. Резкие, угловатые движения, но живая, подвижная как ртуть. Такая ни секунды не усидит на месте.

Как агитатор она должна была производить яркое впечатление.

– Здравствуй, Юсси, – сказала она на ходу и сразу направилась к Савинкову, смело протянула руку. – Я Ада, а вы – писатель Ропшин, у которого уд с аршин?

«Чёрт знает что», – подумал Савинков, мысленно благодаря Ежова, у которого хватило осторожности назвать беглеца по малоизвестному псевдониму, пусть даже своей пассии.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.