Его теоретическая подкованность и осведомлённость в сакральных вещах меня поразили, но я постарался не подать виду.
– Да бросьте вы! – деланно возмутился я. – Небось, датчик ко мне прицепили – вот и вся недолга. Воспользовались моим бессознательным состоянием (тоже результат ваших «научных» действий!) и пришпандорили свой датчик. Либо к моему ботинку, либо к бумажнику, либо к лацкану пиджака… – перечисляя, я внимательно оглядывал себя и свои вещи, но ничего обнаружить не смог. – Или вживили в меня электрод! У меня, кстати, рука чешется, – язвительно закончил я.
Пока я кипятился, лицо Аристарха Ивановича менялось с дружелюбного на удивленное и, наконец, стало напоминать личико обиженного ребенка. Он даже нижнюю губку надул. Казалось, он скажет сейчас: «Ну, я с вами не играю! Так совсем неинтересно. Вы мне не верите…».
– Вы мне не верите… – произнёс Аристарх Иванович. – Тем не менее, я хочу вам сказать: у нас есть прекрасная возможность определять, где вы находитесь, и не упускать вас из виду. По-моему, сегодня мы это доказали! – добавил он, не удержавшись.
Похоже, мы добрались до ключевого момента нашего диалога. Я выдержал долгую паузу и в полной тишине произнес:
– А зачем я вам так нужен?
Аристарх Иванович поднялся с маминого кресла и отошел к книжным стеллажам. Он машинально взял в руки первый попавшийся том – им оказалась «История Древней Греции» С. Лурье – и заговорил, стоя ко мне спиной.
– Ну, если говорить честно, как личность вы меня совершенно не интересуете: рефлексирующий интеллигент! – он громко захлопнул томик Лурье. – Что мне надо от вас, так это получить то, чем вы обладаете, и только тогда я смогу от вас отстать. Хотя, – протянул задумчиво Аристарх Иванович, проводя пальцем по корешкам «Римского права» и маминого медицинского справочника, – почему, собственно говоря, вы так чураетесь нашего сотрудничества? Выгода для вас вполне очевидная: вы могли бы зарабатывать хорошие деньги, сотрудничая с нами, так сказать, на благо общества.
При этих словах мы оба усмехнулись.
Слушая своего собеседника, я из дальнего угла гостиной внимательно присматривался к нему и, наконец, осознал: как и при первой встрече с этим человеком, над его головой не было никаких эмоциональных всплесков, никакой ауры.
«Но разве такое бывает?» – подумал я, и, казалось, без всякой связи с его предложением спросил:
– Аристарх Иванович, почему, когда я общаюсь с вами, у меня создается впечатление, что я имею дело не с живым человеком, а … – я посмотрел в сторону, – вот с этой кушеткой или стулом? От вас не исходит никаких эмоций.
Аристарх Иванович ухмыльнулся – на губах его зазмеилась улыбка, я бы даже сказал, демоническая улыбка. Он медленно подошел ко мне.
– А вы считаете, что эмоции являются чем-то необходимым и, вообще, позитивным? Почему, собственно? Заметьте, весь мир, – он внимательно поглядел на меня в упор, – весь мир разделен на две части: одна проявляет какие-то эмоции, а другая, напротив, никаких эмоций не проявляет, – голос Аристарха зазвучал глуше.
– Что вы хотите этим сказать? – уточняя эту весьма любопытную сентенцию, я тоже понизил голос. – Вы имеете в виду Бога и дьявола?
– Ну, может быть, Бога и дьявола.
– А почему вы считаете, что Бог проявляет эмоции, а дьявол нет? – мне стал любопытен этот странный человечек.
– Я этого не говорил. Это утверждаете вы в своем вопросе, Григорий Александрович. Как и многие, вы приписываете дьяволу то, что по праву принадлежит Богу. Вы перепутали добро и зло. Именно добру, считаете вы, свойственны всякие эмоции. Во всяком случае, вы уверены, что восприятие мира с эмоциональной точки зрения происходит по Божьему благословению. Хотите пример?
Заинтригованный его нестандартным рассуждением, я, разумеется, согласился.
– Вот, допустим, – важно продолжал польщенный моим вниманием Аристарх Иванович, – вы, старый, больной, несчастный, сидите на дороге и просите милостыню. Мимо проходят два человека. Один накидывается на вас, жутко материт, орет, что вы бездельник, сами во всем виноваты, и тому подобное, но, пусть в сердцах, все-таки кинет копеечку! А другой словно и не замечает вас, невозмутимо проходит, как неживой. Кто из них от Бога? Тот, который обругал и оскорбил вас, но дал денег, или тот, который ничего не сказал и ничего не дал?
Я задумался: и какого ответа ждал от меня этот странный человек?
– От Бога – принимать участие в чужих судьбах, – ответил я так, как чувствовал.
– Вот-вот, – ухмыльнулся Аристарх Иванович, словно заведомо знал, какой вариант я выберу. – Он вас обругал, то есть каким-то образом отреагировал на ваше существование, вы вызвали у него, пусть своеобразные, эмоции, к тому же он подкрепил вас денежной подачкой, и поэтому он, в ваших глазах, поступил по-божески. А другой прохожий для вас страшен, поскольку он не проявил к вам эмоционального участия. И на этом основании вы приписываете ему дьяволизм! По-вашему, отсутствие эмоций – это уже зло, то, что от дьявола. А Бог, с вашей точки зрения, – это нечто добренькое, как ваши родители, нечто эмоциональное и, вследствие этого, всепрощающее. А не кажется ли вам, что в вашем субъективном сознании эти два понятия сместились и перевернулись? Тот, кто гладит вас по шерстке и прощает все грехи, – дьявол, абсолютное зло, увлекающее вас в полную нигиляцию…
– Аннигиляцию, – автоматически поправил я. – Слова «нигиляция» в словаре нет.
Аристарх Иванович не успел собраться с мыслями, чтобы сознательно отреагировать, и потому, ограничившись лишь недоуменно поднятой бровью, запальчиво продолжал:
– А тот, кто бесстрастно идет вперед, руководствуясь одним только интеллектом, он – Бог, проявление как раз того разумного начала, к которому вы вопиете в своих молитвах.
Он косо посмотрел на маленькую мамину иконку, пристроенную между книг: Спаситель сурово гвоздил его взглядом. Аристарх передернул плечами и отвернулся.
– А вы, – прервал я вдруг наступившую тишину, – вы сами кем себя считаете: сторонником Бога или дьявола?
Та же демоническая улыбка-змейка мелькнула на губах Аристарха Ивановича, и я услышал ехидный ответ:
– Неважно, кем себя считаю я. Главное, кем считаете меня вы, мил человек. Вы, очевидно, считаете, что я воплощение сатаны. Должен вам сказать, что вы глубоко ошибаетесь.
Внезапно мой ночной гость свернул разговор.
– По большому счету, Григорий Александрович, мне все равно, Богом или чертом я вам кажусь. Я хочу получить ваш амулет.
«Ого! – воскликнул я про себя. – Вот так, в лоб!»
– Это невозможно!
Я сказал чистую правду, но человек, возомнивший себя всемогущим, не стал выяснять причину моего отказа. Он вдруг резко полез в карман пиджака.
– Что там у вас, пистолет? – трухнул я.
– Да бросьте, какой пистолет, – вздохнул Аристарх Иванович и вынул большой белый платок. – Матушка ваша ерунду какую-то мешает в чай. Жарко мне что-то. И тошно…
– Да, – пригляделся я к нему и зажег бра на стене, – ваше лицо покрылось какими-то красными пятнами.
Лоб моего гостя пошел волдырями, а на щеках расплылись очертания материков.
– Да у вас аллергия! – воскликнул я.
Аристарх злобно взглянул на меня.
– Хватит мне зубы заговаривать! Вы отдадите талисман по-хорошему или нет?
– Да почему я должен вам его отдавать? – удивился я совершенно искренне. – Я вовсе не собирался его кому-либо отдавать.
– Ну, ладно, – уже совсем враждебно процедил он, – не хотите по-хорошему, придется по-плохому.
В этот раз в его руке, действительно, появился маленький черный пистолет. Он направил дуло на меня и уже хотел взвести курок, как вдруг жутко закашлялся. Несмотря на холодок, поползший по моей спине, мне стало смешно.
– Черт, – сипел человек с пистолетиком, – я просто задыхаюсь!..
«Ну, мамочка, молодец, выручила», – благодарил я про себя свою маму.
– Может, пистолетик подержать? – ласково произнес я, вынимая из рук противника оружие.