Дикое желание делать открытия интересных мест и заводить новые знакомства сильно притупилось. На его смену пришли размышления относительно причин неудавшегося ритуала по вызову скатерти-самобранки и возникновения паралича у Пиявки – птица более не могла шевелить ни крылом, ни лапками, ни головой, даже больше уже не каркала. Дышала, вращала глазами, но выглядела, как игрушка с перьями и бусами. И тяжелее вроде сделалась чуть-чуть. Следует также отметить, ничто не предвещало появление ливня, из-за которого сделалось жутко холодно, а платье противно прилипло к телу, и спутались волосы. За что так прогневались боги на бедную путешественницу, она не понимала, но на всякий случай набрала в свои глиняные горшочки зелье, оказавшееся бесполезным потому, что скатерть сытости не появилась.

Когда вольная путешественница выбралась на опушку леса, то представляла из себя жалкое зрелище. В неухоженных волосах в самой макушке торчала трава. Платье с прилипшими листьями было вымазано в грязи, а в некоторых местах рваное, но самым грязным выглядел подол платья. Босые ноги же напоминали собой пироги потому, что к ним прилипло несколько слоев грязи. Одним словом, молодая скиталица выглядела как пугало, что ставили на грядках супротив нахальных грачей. Но все-таки пугало из мешковины и соломы смотрелось куда приличней, стоит признать.

Внимание девушки привлекла сорока, пролетевшая недалеко от опушки леса. Точнее говоря, привлекло то, что упало с крыла умной птицы. Это было перо. Не простое перо, а сорочья грамота, считавшаяся большой ценностью ввиду той веси, которая могла бы содержаться в грамоте. Дело в том, что сороки почитались всеми славянскими народами, ибо верили, что птица наделена магией и послана в мир людей Вестибогом, дабы помогать им, прекрасно заменяя гонцов. В каждом городском поселении или на перекрестке больших дорог стоял весий столб, на котором восседала сорока. У нее можно было узнать последние новости о происходящем в городе и его окрестностях: о благоприятных днях для посева пшеницы и ржи; об урожае ячменя; об имеющейся работе у того или иного кузнеца; о розыске жуликов, разбойничьих шаек и о награде за их поимку; о поиске заплутавшего селянина, на нашедшего дороги в город; о днях проведения овощных и мясных ярмарок; о княжеских доблестных походах; о праздновании тризны по усопшему горожанину; и многое другое. Для того, чтобы прочитать перо, его требовалось взять в кулак и пару-тройку раз махнуть, после чего сорочье перо разворачивалось в грамоту – черно-белый пергаментно-перьевой свиток, на котором костяным или железным писалом было нацарапано важное известие. Но самым ценным считался тот свиток, отправителем которого выступал княжеский двор. В таком свитке использовались заморские краски и чернила, а иногда даже попадались картинки. Алеся коллекционировала подобные красочные свитки. Для нее это были особые реликвии. За всю недолгую жизнь она смогла насобирать не так уж много свитков, поэтому как только увидела слетевшее с сороки перо, то бегом рванула в его сторону. Перо, медленно и плавно покачиваясь словно дубленая лодка на волнах, опустилось на пыльную дорогу, которая могла бы вывести куда-нибудь. Алеся поторопилась суетливо развернуть перо. И, о чудо! Это находка для ее коллекции. Глазам ее предстала не просто красочная картинка, а целый шедевр. Целый портрет, с которого на чумазую скиталицу смотрели строгие глаза красивого молодца. Подбородок гордо вздернут. Его плечи и грудь в пестрых богатых одеждах. Черноволосая шевелюра блестела, губы алые сверкали.

Приятно ёкнуло сердце, и потеплело внутри. Девушка почувствовала, как загорелись щеки. «Он наверняка из княжеских, – подумала она, – и ему, наверное, столько же лет, сколько и мне, или даже чуть постарше меня, во всяком случае … ». Она сделала вывод, что молодец в богатых одеждах тот, кто действительно ей нужен по гроб жизни. Как же вовремя она собралась покинуть родные края. А всё лишь для того, чтобы обрести свое счастье. Это точно судьба. Никогда Алеся не видела таких красивых людей и никогда не испытывала таких ярких чудных чувств.

Счастье накрыло ее волной с головы до ног, что не сразу обратила внимание на весть, изложенную аккуратным почерком под портретом. Весть гласила следующее: «Великий князь Всеволод Седобород решает женить своего сына – княжича Игоря Неотразимого. Для этого объявляется турнир-смотрины для невест со всех краев Звароговодского княжества. Претендентка на сердце княжича должна быть привлекательна личиком, молода в годах и стройна по фигуре, вкусно пахнуть и опрятно одета, а также должна грамоту и этикет знать, разбираться в искусстве нарядов и пения, а также владеть навыками кулинарии и верховой езды».

«Значит вот он какой княжич, – любовалась Алеся, глядя на портрет». Сама себе льстила мыслью, что без тени сомнения она непременно покорит его сердце, ведь она вполне соответствовала всем критериям, изложенным в свитке. Очевидно, что он влюбится в нее, а потом устроит свадебное празднество с многочисленными гостями, заводными плясцами и игрецами, и обеденными столами, которые будут ломиться от избытка всякой вкусной пищи. А потом она станет княжной, самой первой девицей в государстве, у нее будут ожерелья и красивые наряды, в том числе иноземные, какие только пожелает. И вот тогда она приедет со своей свитой в Краснолесье, и родители и племя будут гордиться ею и уважать ее не хуже старейшины или жреца какого-нибудь.

Она твердо решила держать путь в стольный град – Зварог-на-Водье, который находился довольно далеко, особенно, если двигаться всё время пешком без лошади. Но, прежде, чем оказаться в столице, требовалось усмирить голод, утолить жажду, ибо запасы питьевой воды тоже закончились, и приодеться поприличней. Для этого требовалось попасть хотя бы в какое-нибудь ближайшее городище, покрупнее и поприличнее, чем Краснолесье.

Вольная скиталица пошла по дороге, невзирая на то, что не знала в какую сторону направляться правильнее всего, и как только на дальнем холме показался городишко с высоким бревенчатым частоколом и остроконечными крышами деревянных изб, то она решительно прибавила шаг. Ей стали попадаться первые незнакомые люди. Ничего необычного, разве что угрюмые и торопившиеся куда-то: кто в город, а кто из города. У них были преимущественно светлые и белые волосы, чаще выгоревшие на солнце. Изредка попадались рыжеволосые. А лица точно такие же загорелые, как у любых сельских бородатых мужиков. Женщины чаще всего встречались сбитые и с приятными личиками. Путешественница двигалась по краю дороги, а мимо проносились запряженные лошадьми телеги, поднимавшие облако дорожной пыли, что порой перед собой невозможно было ничего разглядеть и было трудно дышать.

У самих городских ворот путь преградили двое стражников, одетых в кольчужные доспехи и шлемы. В одной руке они держали деревянные щиты с изображением головы лося с рогами, а другой рукой придерживали стальные мечи, висящие на поясах. Строго, и даже с некоторой злобой, они предупредили незнакомку в один голос:

– В таком виде не положено! Проси милостыню в другом месте!

Юная скиталица была обескуражена в некотором смысле таким развитием событий и тем фактом, что ее приняли за побирушку. Она нисколько не задумывалась над тем, что ее внешний вид станет камнем преткновения, чтобы попасть в городишко, название которого она даже не знала. Пока она стояла поодаль ворот и гадала, как бы ей проникнуть в город, стража тем временем тут же на ее глазах пропускала каких-то не совсем сносно одетых людей – одёжа, ничем не лучше ее платья, ну если только почище, – гусельников, основным занятием которых являлось устраивать празднества с плясками и игрища на гуслях, бубнах и жалейках. «Ну и порядочки тут господствуют, – недовольно подметила девушка». Когда в другой стороне от города на горизонте появилась телега, наполненная корнеплодами с зелеными вершками, то вольную путницу вдруг осенило. Она успела отбежать на достаточное расстояние от городских стражей, чтобы ее не могли увидеть, и встала практически на середину пыльной дороги.