Юг России узнал фамилию горнового — Михаила Курако, ставшего первым знаменитым русским доменщиком.

В некоторых семьях есть такой обычай: отмечать рост своего первенца зарубкой где-нибудь на стене, на косяке двери. В доменном цехе Магнитки с приходом Борисова отметкой роста людей стало творческое дерзание.

Теперь, стоя перед застывшей печью в Бхилаи, Хабаров понял, что для него наступил главный экзамен. Сумеет ли он расплавить «козел»? В кармане у него лежало командировочное удостоверение, подписанное заместителем Министра черной металлургии А. Ф. Борисовым. Вправе ли он подвести своего учителя?

Домны стареют, но не умирают. Эта, едва вступившая в жизнь, казалась умолкнувшей навсегда. Ударив ломом через фурму над леткой в чугунный кляп, Хабаров услышал глухой звук и понял, что не так просто будет взять эту печь…

Русские тщательно изучили состояние печи и вечером, когда их пригласил директор завода инженер Сингх и спросил, как они оценивают положение, Хабаров сказал:

— Сегодня десятое февраля. К концу месяца домна будет работать.

Директор взглянул на худощавого, черноволосого, очень подтянутого русского и с сомнением покачал головой.

На другой день в цехе Хабаров увидел Раджана и радостно обнял его, как брата.

— Дада, дада, — повторял Раджан, прижимая руки к сердцу.

Хабаров заметил, что у его друга раздались вширь плечи, движения стали увереннее, походка тверже. А на лице появился иной — доменный загар.

С таким же традиционным приветствием к Хабарову подошел горновой Рамм.

— Дада, ты приехал ломать печь? — он протянул свои большие темные руки.

Хабаров ощутил на его ладонях затвердевшие мозоли и подумал, что когда-то темнокожий великан Рамм не спешил растратить свои силы у горна. «Нет, — говорил он, — если я обожгу здесь руки, у меня не вырастет вторая пара рук…» Он, как и другие горновые, получал в месяц семьдесят рупий жалованья. Но трудной работы избегал. Ходил ленивой медлительной походкой по площадке. Однажды Хабаров отозвал его в сторону и сказал, что так вести себя нечестно по отношению к своим товарищам. Рамм выслушал его и неопределенно сказал: «Хорошо».

На другой день Рамм подвел к Хабарову двух оборванных нищих-боев. «Теперь они будут работать, а я буду платить им из своего жалованья по пятнадцать рупий». Хабаров собрал горновых. «То, что делает Рамм, — это плохо, — говорил он. — Завод в Бхилаи государственный и заводить на нем частное предпринимательство не к лицу рабочему». Горновые смотрели на Рамма осуждающе, но молчали. Новая Индия не сразу и не просто входила в их сознание. Давали себя знать вековые кастовые различия, привычки, устои. Вчерашним погонщикам слонов, сборщикам риса и манго рабочие традиции были еще неведомы. Все-таки Рамма тогда пришлось перевести в разнорабочие. Теперь он снова был горновым, и Хабаров с силой пожал ему руку.

— А где мастер Кхана? — опросил Хабаров.

— О! — отвечал ему Раджан. — Он теперь начальник доменного цеха в Дургапуре.

Хабаров изумился: металлургический завод в Дургапуре строили англичане, а начальника доменного цеха, выходит, подготовили советские доменщики. А мастер Шекар?

— Переведен на завод в Руркела, тоже начальником доменного цеха.

В Руркела доменный цех строили немцы из ФРГ, а руководителя цеха взяли тоже с Бхилайского завода. Было отрадно сознавать, что за какие-то пять лет Бхилайский металлургический завод стал кузницей кадров металлургии Индии.

Ночью спалось плохо. Хабаров пытался мысленно свести в одно все свои сведения о борьбе с застывшими печами.

К утру план действий был готов. Надо постараться вдуть в печь воздух. Все зависит от того, как это удастся сделать. После короткого совещания с другими советскими специалистами, они приступили к делу. Воздух попытались вдуть через фурму. В течение целого дня дули одну фурму. «Восемнадцать фурм потребуют восемнадцать дней, — прикинул Хабаров. — Так и февраль проскочит, а ведь дали слово директору пустить печь в конце месяца…»

Теперь воздуходувная машина работала день и ночь. Иногда казалось, что железный панцирь не выдержит напора и затрещит по швам, но печь продолжали накачивать воздухом. Потом с огромной осторожностью прожгли фурму кислородом, расширили ее отверстие и обложили коксом. От этой фурмы прожгли соединительный канал на вторую.

После нескольких упорных попыток удалось таким же путем соединить вторую фурму со шлаковой леткой. Раджан был рядом и изо всех сил помогал Хабарову. Индийский доменщик впервые видел, как живой бурлящий металл, обернувшись мертвым железом, не желал двинуться с места. Раджан нагнулся к Хабарову и суеверно заговорил, что «козел» держит Джохха — дух, охраняющий клады. На усталом лице Хабарова появилась улыбка:

— Наш дух, Раджан, сильнее.

Раскаленный кокс медленно подтачивал застывший металл. Вскоре из огромного чрева печи извлекли первые небольшие куски железного сплава. А к концу месяца печь, освобожденная от многотонной тяжести железного монолита, радостно загудела. Хабаров, шатаясь, отошел от горна. Нет, он не подвел своего учителя. Раджан, с сияющим, как у ребенка, лицом, коснулся его руки:

— Ты, дада, сильнее Джохха…

На другой день русских доменщиков пригласил директор завода. Он предложил им деньги за то, что они «спасли завод».

Доменщики ответили: «Когда брат помогает брату, он деньги не берет».

— Тогда будьте нашими гостями. Погостите хотя бы месяц, — любезно предложил директор.

Доменщики поблагодарили и согласились остаться на некоторое время. Хабаров решил навестить Раджана. Надев светлый костюм, он поехал в новую часть города.

Пять лет назад, когда начиналось освоение завода, Раджан с семьей ютился в ветхой хижине, стоявшей в тени манговых деревьев. Теперь горновой жил в новом доме с электричеством, ванной и даже вентилятором, нагнетавшим прохладу. Маленькие кхоки — дочери Раджана Сингха с любопытством смотрели на высокого сероглазого русского, который весело смеялся и что-то громко говорил отцу. В этих девочках Хабарову виделась новая Индия. Это ощущение не покидало его и тогда, когда он навестил маленьких правнуков Тагора. Он сфотографировал их в саду на фоне каких-то причудливых деревьев и долго объяснял, что повезет этот снимок в подарок своему сыну.

Поездка по стране открывала много неожиданного. Темные руины древних гробниц и марево, повисшее над большими заводами. Богатые особняки модной архитектуры и жалкие бамбуковые хижины. Хабаров неустанно фотографировал.

Перед отъездом домой он пошел в доменный цех. Печь, излеченная от недуга, встретила его мощным гуденьем. Вверху, по наклонному мосту, сновали вагонетки, доставляя в ее прожорливую горловину тонны высокожелезистой руды. У горна готовили широкую канаву к выпуску чугуна. Всей работой здесь умело руководил Раджан Сингх. Быстрый в движениях, он тем не менее не казался суетливым. Его ястребиные глаза подмечали все. Когда канава была готова и раздался сигнал, Раджан надвинул на лоб войлочную шляпу и спокойно направил электробур в летку. Из летки вырвался оранжевый вихрь огня, смешанного с густым дымом, и в канаву ринулась горячая лава.

Раджан подошел к Хабарову. Они стали прощаться. Взволнованный горновой по индийскому обычаю сложил ладони и произнес:

— Оча, дада, оча! Спасибо, брат, спасибо!

В газовой будке доменной печи на стене монотонно жужжат приборы. У окна на тумбочке стоят два больших эмалированных чайника и граненые стаканы. В ночную смену доменщикам удается выкроить время, чтоб взбодрить себя стаканом крепкой заварки. Над столом склонился мастер бригады Юрий Петрович Неведров. На листе бумаги он аккуратно выводит: «Продолжается ли сегодня революция? Твое место в ней?»

С улицы в открытую форточку доносится протяжный гудок паровоза. Юрий Петрович поднимает голову, прислушивается. Он распахивает куртку и снова склоняется над листком.