— Я не знал об этом, — сказал Азим.
— Пошли домой, — предложил Сиродж, — скоро уже ифтар…
Они вернулись как раз ко времени открытия рузы. Помыв руки, ребята поздоровались с Умедом и Комилом, и сели за дастархан.
— Ты улыбаешься? — тихо заметил Азим.
Комил посмотрел на Азима и снял со своего лица задумчивую улыбку.
— День был хорошим, — сказал Комил, опустив взгляд.
— Не сомневаюсь, — улыбнулся Азим и вслед за Умедом и остальными сложил руки в лодочку, и тихо прошептал молитву перед открытием рузы…
На первое им подали суп со стручковой фасолью на деревянной тарелке. На второе были бараньи рёбрышки, запечённые со свеклой. На третье им принесли салат из дыни и персиков.
После ифтара Азим говорил с Умедом о местных рынках и правилах местной торговли. Сыновья Умеда пошли кормить скотину, а Комил, на удивление Азиму, помогал Мунире убирать дастархан…
— Кажется, между вами зажглась искра, — намекнул Азим, чтобы Комил рассказал ему об их решении, но тот пробубнил что-то невнятное и, как вчера, повернулся к стене и уснул… или сделал вид, что уснул — Азим не проверял.
Вместо этого юноша скривил губы и тоже лёг спать. Завтра им предстоит сопроводить повозки с нишалло до порта в Зарафшан…
На следующее утро после сухура Азим стоял у ворот. Поблагодарив Умеда и его семью за гостеприимство, он попрощался с ними и ждал Комила. Тот о чем-то договаривался со своим дядей и его женой на веранде. Сыновья Умеда были под навесом слева от ворот. Они проверяли лошадей и собак. Мунира же из-за окна подглядывала на Комила. Лайло заметила это и жестом руки позвала её попрощаться. С её выходом Комил потупился и, оправдываясь на время, поспешил к воротам. Умед проводил его.
— Счастливого пути, ребята, — пожелал Умед. — Передай привет родителям, Комил. Приходи к нам ещё, Азим.
— Обязательно, — обещал Азим.
Юноши сели на коней и поехали на запад.
— Мы не поедем к Карим-аке? — спросил Азим.
— Вчера я нашёл время и ещё раз навестил его. Они уже грузили казаны в повозки. Меня попросили приехать к западной конюшне. Оттуда мы вместе поедем в порт, — поведал Комил.
— Почему не к Дереву Сохиба? — спросил Азим.
— Ты забыл про течение реки? — в ответ спросил Комил. — Во время рузы грузовые лодки не выходят на воду, а пассажирские лодки нам откажут.
Азим был удивлён, но не ответу, а сговорчивости Комила. Он отвечал Азиму без снисходительной насмешки в тоне и колких ухмылок на лице. У Комила сияли глаза, и Азим хотел снова спросить у него об итоге его визита к дяде, но не решался. За эту пару дней, Азим только начал привыкать к переменчивости Комила, и эта его бодрая сторона ему нравилось больше. Потому, Азим не стал донимать своего спутника.
Они ехали медленно и молча. Оба думали о своём. На улицах, по которым можно передвигаться верхом на лошадях, становилось всё больше наездников и небольших повозок. Торговых лавок и ларьков на этих улицах было мало и почти все они были закрыты. Во время рузы они открываются обычно ближе к вечеру. В одном из открытых ларьков Комил заметил украшения из бисера и самоцветов. Глядя на двойную сине-зелёную подвеску, он думал о подарке Мунире на свадьбу, и не нарочно произнёс вслух с восхищением:
— Вот это девушка.
— Она всё же тебе понравилась? А ты ей? — спросил Азим, когда Комил кивнул в ответ на первый вопрос.
— Покажи мне девушку, которой не понравился бы такой красавец, как я, — подшутил Комил.
— Хм… Что ж ты тогда не посмотрел на неё и не попрощался толком? — подколол Азим.
— Я стеснялся, — отвернувшись, пробубнил Комил. — Странное это чувство — любовь, — задумчиво проговорил Комил.
Азим ухмыльнулся и снова уткнулся взглядом в загривок коня. Его поражало то, что Комил ещё не давно увлечённо говорил о Махине, а сегодня он, кажется, и вовсе позабыл о ней. Азиму не понять этого, ведь он не встречался раньше с девушками. У него нет такого богатого опыта.
А может дело и не в опыте, кто знает?
Белое солнце за их спинами поднималось всё выше и выше. Небо над головой было ясное, а вот на севере, над высокими пиками Катрона сгущались облака, как и на юге, над Клыками медведя. До западной конюшни оставалось меньше мила. Комил обдумывал скорую свадьбу и гадал, почему Азим больше не задаёт ему вопросов. Комил посмотрел на своего спутника — тот был чем-то омрачен.
— Что тебя гложет, Азим? — спросил Комил. — Через пару дней мы вернёмся в Ангуран. Ты выполнил поручение отца… Ты не рад?
— Дело не в этом, — признался Азим. — Когда ты рассказывал о братьях апи-Дилрабо, ты упомянул о «Странном законе». Аки-Рахмон тоже как-то упоминал об этом…
— А-а-а, этот безумный старик! Я знаю его. Он всегда несёт какой-то бред, — усмехнулся Комил.
— Несколько месяцев назад он предупреждал моего друга не ехать в Эрод через пустыню, а причину боялся объяснить… Мне кажется, все знают, что в Эрге есть дэв, но почему люди боятся о нём говорить? — недоумевал Азим. — Неужели те братья не смогли одолеть его? Почему султан не отправит отряд изгнателей покончить с ним раз и навсегда?
— Они изгоняют ведьм из султаната, а не охотятся за дэвами. — Комил подвёл коня ближе к лошади Азима, положил руку ему на плечо и многозначительно посмотрел на него. — Как говорят бабушки: «Беда приходит, когда о ней вспоминают». Позволь мне дать тебе совет, Азим. Я так же молод, как и ты, но в силу привычки я общаюсь с людьми в двое старше меня. Вожусь в кругах учёных, которые гораздо мудрее нас двоих. И они сказали бы тебе то же самое, что и я. Если не хочешь навлечь на себя беды, не спрашивай о хозяине пустыни…
* * *
«Первые заражённые Зелёной хворью в Расулабаде были придворными слугами и членами министерства падишаха Нодира».
Хранители знаний: Исследования Зелёной хвори»
Скудно. В этом году плоды ничтожно малы. Расим стоял под айвой в своём саду и разглядывал ветки. Когда-то это дерево плодоносило яблоки, непомещающиеся в ладони, теперь же Расим может с лёгкостью сжать ладонь в кулак с тремя айвами внутри.
Скудно.
Утро выдалось не просто прохладным, а холодным. Ему пришлось поплотнее запахнуть свой тёмно-зелёный бархатный халат с чёрным растительным орнаментом. Он вышел из-под кроны и окинул взглядом все деревья айвы, растущие вдоль низкого частокола его продолговатого двора. Все плоды были ничтожно малы. Расим тешил себя тем, что они ещё не созрели и, возможно, станут больше к моменту сбора урожая. С другой стороны, он сомневался в этом, ведь сбор урожая уже совсем скоро.
Дорожка вдоль деревьев от крыльца дома до ворот вымощена бледно-жёлтым камнем. Между дорожкой была широкая лужайка. Его слуги посадили на неё розы, но они все сгнили. Расим волновался, что это случится и с айвой.
Расим смотрел на остатки гнилых стеблей, которые слуги ещё не убрали, и размышлял над тем, как избавиться от Чёрной напасти. За восемнадцать лет, ничто не помогло искоренить этот недуг, он из года в год захватывает всё больше и больше земель, уничтожая урожай и сами растения.
Дело в почве или в воде?
Он прочитал столько книг и рукописей, что не счесть, но ни в одной из них не сказано о подобном. Расим гневается, когда долго не находит ответов, но сейчас он сохранял самообладание.
Может, дело в ведьмах?
Вряд ли, ведь их не гонят из Зебистана, как из Ахоруна за Зелёную хворь.
Расим ухмыльнулся и, повернувшись, заключил про себя:
— «Нужно велеть этим никчёмным слугам, скорее убрать эту гниль».
Заключив, по привычке, правое запястье в левой ладони за спиной, Расим направился в дом.
— Господин! — послышался недалёкий зов.
За ворота вошёл верный ему придворный слуга в белой длинной тунике, тёмно-фиолетовых штанах и кожаной безрукавкой с серебристой тесьмой по краям. Слуга подбежал к Расиму, придерживая одной рукой широкую низкую чалму с длинным хвостом. Чалма была повязана из белого хлопка и пурпурного шёлка — типичное одеяние писарей падишаха.