— Они охотно забудут дорогу, — заверил Латиф, показав камни с драгоценностями.

Расим довольно кивнул и вернулся к Нуру.

— Говори, — тихо потребовал он.

— Падишах скончался, — также тихо ответил Нур.

— Когда? — слова придворного слуги вызвали в нём резкую обеспокоенность и тревогу. Если падишах умер за время его отъезда, дела плохи.

— Светлейшего падишаха не стало с первыми лучами солнца, — сообщил Нур.

— Нужно скорее идти во дворец, — лицо Расима немного расслабилось, но тревога всё ещё подталкивало его изнутри. Он открыл дверь в воротах и хотел было уйти…

— Это ещё не всё, мой господин, — не успел Расим облегчённо вздохнуть, как тут Нур собирался сообщить ему другую новость и, судя по его тону, плохую. — Сразу после кончины падишаха визири созвали совет. Они хотят сместить вас с поста.

— Визири созвали совет, — язвительно повторил Расим и стиснул зубы. — И кто же был инициатором? Визирь внутренних дел, — процедил одновременно с ответом Нура.

— Господин, во дворце ходят слухи, что в Шомабаде есть и третий сын падишаха, — добавил Нур.

Это известие окончательно взбесило Расима. Он сжал кулаки и хотел испепелить Нура, но тот был ему верным слугой всё это время. Это всё Орзу. Хитрый лис пытается обставить коварного шакала. Пора поставить его на место.

— Что ж, — вздохнув, успокоился Расим. — Пошли во дворец. Положим этим слухам конец.

За час до полудня Расим с Нуром пришли во дворец. На улицах, ведущих во дворец, на аллее и широкой площади перед дворцом не было никого. Они поднялись по широким гранитным ступеням и прошли внутрь сквозь открытые красно-коричневые двери с позолоченной резьбой. В коридорах сновали слуги в единодушном молчании. На головы они все водрузили черные тюбетейки и обмотали их белой чалмой, служанки же накинули на свои головы белые платки. Увидев Расима, они все попрятались, словно крысы.

Вместе с Нуром Расим направился к юго-восточному крылу дворца. В саду между террасами завяли цветы. Они свернули налево и через коридор вышли на террасу фруктового сада. Здесь росло всего семь вишен. Эти деревья казались поникшими, словно бы скорбели по усопшему падишаху, ведь он больше не будет восхищаться их ароматом по веснам. Расим хмыкнул с искрой предвкушаемого триумфа и прошёл дальше в другой коридор, свернув направо.

Из-за противоположного угла этого коридора показался Неъмат. Увидев Расима, главный придворный лекарь подбежал к нему. У старика дрожали руки и губы. Проглотив горький ком, он, наконец, сказал охрипшим голосом:

— Господин премьер-министр, светлейший падишах скончался.

Его заплаканные глаза покраснели. Видимо, он рыдал без устали. Тем не менее это не помешало Расиму понять, что старик произнёс его титул с неуверенной запинкой.

— Я знаю, — негромко сказал Расим. Он искусно изобразил скорбь на своём лице и положил руку на плечо старику. — Светлейшего падишаха сковывала воистину редкая болезнь. Она медленно пожирала его. Сделав своё дело, она, наконец, отступила. Мужайся, мой друг. Наш падишах теперь в лучшем мире, — утешительно проговорил Расим и заботливо вытер искреннюю слезу из глаз старика. — «К чему эти слёзы, если ты тоже состоишь в заговоре?» — Где сейчас… тело? — Расим хотел скорее осмотреть его.

Неъмат взял Расима за локоть и указал в сторону покоев. Он опустил руки, словно бы это причиняло ему боль.

— Тело падишаха там, где лежало все эти годы. Мы хотели отнести его в тронный зал, но Нур сказал, что нужно дождаться вас. Как хорошо, что вы так скоро вернулись. Визири собрались в тронном зале. Они хотят…

— Я знаю, чего они хотят, — спокойно прервал Расим. — Знаете, Неъмат-ака, в последнее время я чувствую недоверие в свой адрес и слышу шёпоты за спиной. С меня довольно. Я сам уйду с поста.

Слова Расима удивила Нура, а вот Неъмата наоборот обрадовали. Он, не постеснявшись, даже улыбнулся.

— Сообщить им о вашем решении? — вызвался старик.

— Я буду ждать их в покоях падишаха, — отстранённо сказал Расим и пошёл направо.

Старик же, не поклонившись, побежал, на сколько это было возможным, в тронный зал.

Попав в блок, в котором находились покои падишаха, Расим заметил, что служанки сновали по коридору, ведущему в покои, где когда-то отдельно от мужа жила малика Мехри.

— Что вы делаете? — осведомился Расим.

— Нам велено убраться и подготовить покои госпожи Мехри, — одна из служанок остановилась и неуверенно с рукой у сердца склонила голову перед Расимом.

— Кем? — насупился он.

— Поручение господина Орзу нам передал главный писарь, — ответила светлоликая девушка.

Расим сердито сжал губы и выдохнул. По его взгляду служанка поняла, что он ждёт разъяснений.

— После смерти падишаха в Шомабад отправили весть и попросили госпожу Мехри вернуться как можно скорее… Нам велено подготовить ещё одну комнату, но не сказали для кого, — задумавшись, добавила служанка.

Расим тихо хмыкнул и, оставив вопросительный взгляд служанки без ответа, направился в покои падишаха. Он не торопился и шёл медленно, с высока глядя на внутренний сад слева от него. Когда-то в этом саду росли инжиры, а под их сенью сновали белые и синие павлины. Ох, как же ужасно они кричали, Расим помнил эту последнюю парочку. Падишах Нодир держал их в саду и кормил по утрам и вечерам перед тем, как заболеть. Зато кебаб из них вышел отменный, вспомнил Расим. Сейчас в этом саду была лишь высохшая перекопанная земля.

С другой стороны, медлить нельзя. Нужно скорее узнать на какой стадии разложения тело падишаха и как его болезнь может сказаться на этом. Расим прибавил шаг и свернул налево.

Нур уже ожидал его у красных тяжёлых резных дверей, под аркой с ажурной решёткой посередине стены справа. Он открыл двери, когда подошёл Расим.

Расим прикрыл рот и нос, предварительно задержав дыхание перед входом в покои падишаха. Умирающее тело испускает не только последний вздох, но и весь свой внутренний воздух. Опасаясь, что болезнь могла попасть в этот «внутренний воздух», Расим не решался шагнуть во покои. Вместо этого он бросил вопросительный взгляд на Нура.

— Покои проветривались согласно вашим указаниям, господин, — сказал Нур. — Мы жгли хазориспанд и перечную мяту и три раза устраивали сквозняк. Только потом пригласили их, — Нур головой мотнул внутрь.

Опустив руку, Расим шагнул в покои и увидел троих плакальщиц в белых широких одеяниях с чёрными платками на головах. Заметив Расима, они сразу стихли.

— Вон, — негромко велел Расим, сдвинув брови и не глядя на них.

Три женщины старше пятидесяти лет выскочили из покоев, словно их подгоняли метлой.

На трёх стенах, на малых выступающих гнёздах шесть почти догоревших чесночных свечей тускло освещали покои. Высокие арочные окна на противоположной стене были закрыты тяжёлыми алыми бархатными шторами с богатой золотой вышивкой. Между окнами под балдахином стояла кровать в виде топчана. Тюли балдахина были сдвинуты к резным колоннам и привязаны к ним золотистыми толстыми шнурками. На обитом изголовье горели ещё две чесночные свечи в бронзовых ажурных подсвечниках. На светло-голубой шёлковой простыне лежало тело, завёрнутое в белую льняную ткань.

Расим вздохнул и хладнокровно подошёл к кровати с левой стороны. Он изучающе посмотрел на длинное, тощее тело — на белой ткани не было зелёных пятен. Это хорошо, но скоро они могут появиться. Расим снисходительно посмотрел на открытое лицо падишаха — на голове остались редкие клочки серых волос; глаза закрыты, челюсть привязана. Когда-то этот человек был падишахом Зебистана, но одно резкое слово в адрес юного писаря сделало из него… вот это.

— Тело омывали? — тон Расима был холодным, как само тело перед ним.

— Согласно вашим указаниям, господин, — Нур подошёл ближе.

Расим склонился над телом и, не касаясь лица падишаха, медленно провёл над ней рукой.

— Я желал вам быстрой смерти. Жаль, что вышло наоборот, — искренне проговорил он в ухо, которое не услышит его шёпота.