Четвертной с мелочью и пистолет я счёл своими законными трофеями.

От них избавляться не стал.

В гостиницу я пришёл взвинченным до крайности. Нестерпимо хотелось запереться в уборной, вымыть руки и заодно проверить на предмет брызг крови одежду, а вместо этого пришлось собачиться с портье. Нет, Юлия Сергеевна сдержала слово и позвонила управляющему с просьбой отыскать для меня номер, поразила затребованная цена.

Пять лат за ночь! Это же уму непостижимо!

Грабёж средь бела дня!

Вот так я, особо не выбирая выражений, портье и заявил. Молодой человек, который оказался местным уроженцем, лишь развёл руками.

— А что-о вы хо-отите? Но-омер двухместный, включё-он за-автрак! Желаете пла-атить в два-а раза меньше, ищите сосе-еда.

Посторонний в номере нужен был мне меньше всего, и я уточнил:

— А одноместных номеров нет?

— Свободных не-эт.

— Какая-нибудь каморка под лестницей?

— Сда-ана. А на черда-ак зимо-ой не се-элим. Холодно та-ам.

Я немного успокоился, полез в карман за деньгами, но с оплатой проживания торопиться не стал.

— Половина от пяти лат — это два с полтиной, так? — уточнил перед этим. — Проживание и завтрак, если найду соседа, верно?

— Всё-о та-ак, — подтвердил портье.

— И с чего тогда, любезный, завтраки для меня в двойную цену встали⁈

— Со-огласно прейскуранту…

— Без завтрака сколько? Согласно прейскуранту, а?

Портье миг поколебался, потом сказал:

— Четыре двадцать за но-очь. Но потратите бо-ольше!

Я отмёл все возражения, заплатил за пять суток вперёд и получил ключ с биркой за номером тридцать шесть.

— Третий этаж, — с недовольным видом пробурчал портье. — Спра-авку о проживании на како-ое имя выписывать?

— Потом! — отмахнулся я. — Завтра!

Из подвала доносились бренчание гитары и гомон голосов, там определённо было не протолкнуться от постояльцев, и я спускаться в пивную не стал, вместо этого направился к лестнице. Скрылся из видимости портье, сразу остановился и безо всякого удивления разобрал характерный звук вращения наборного диска телефонного аппарата.

— О-он пришё-ол, — сказал портье и вернул трубку на рычажки.

Он — это я, сомнений быть не может. Тут вопрос исключительно в том, кого именно могла заинтересовать моя скромная персона, и что теперь делать: рвать когти или успокоиться и не пороть горячку?

Кто б подсказал!

Меня продрало неприятным холодком, я взбежал на третий этаж и заперся в уборной. В мерцающем свете тусклой лампочки внимательнейшим образом изучил кисти, запястья и рукава пиджака, а потом его же полы и лацканы. Никаких подозрительных пятнышек не заметил, так что просто вымыл руки и заглянул к себе в комнату.

Щёлкнул выключателем, оглядел немудрёную обстановку. Две кровати у противоположных стен, коврик между ними, перед окном небольшой столик и два стула, в углу у входа — платяной шкаф. Нашлось место и для небольшого буфета, там даже стояла какая-то посуда.

Я выключил свет, прямо в обуви пересёк комнату и слегка сдвинул в сторону занавеску, но окно выходило не на улицу, а во двор. Тогда вернулся в коридор и взбежал по лестнице ещё выше — к площадке с чердачной дверью. Ту даже взламывать не пришлось, навесной замок оказался не заперт. Пригибаясь, дабы не шибануться головой о балки и стропила, я перебрался к окошку с пыльным стеклом, распахнул его и вылез на крышу, затаился там у дымовой трубы.

С этой позиции открывался неплохой вид на подъезды к гостинице, а сам я терялся на тёмном фоне хмурого февральского неба — едва ли разглядят с земли. Если только специально высматривать возьмутся, да и то сомнительно.

Торчать на холодном ветру пришлось с четверть часа, уже даже возникло желание спуститься вниз, но решил посидеть ещё немного и не прогадал: вскоре к гостинице подрулили два легковых автомобиля. Я передвинулся к самому краю крыши и обнаружил, что по мою душу прибыли сразу шестеро. Даже начал прикидывать пути для бегства, но всё оказалось не так уж и плохо.

Водители обоих автомобилей и один из пассажиров остались на улице и закурили, а первым поднялся на крыльцо Фёдор Ильич Карпинский собственной персоной. Компанию ему составили какой-то толстяк — он мог оказаться кем угодно, только не оперативником, и молодой человек спортивного телосложения — вот этот вполне мог состоять оперативником в местном политическом сыске, а оператором так и вовсе был совершенно точно.

Но один на один — это не тот расклад, при котором планируют захват. Со мной приехали поговорить.

Я нырнул в чердачное окошко, нашарил балку над головой и убрал на неё трофейный пистолет, предварительно кое-как обтерев его полой пиджака. В итоге своих гостей опередил разве что на минуту, но этой форы как раз хватило, чтобы плюхнуться на кровать и придать ей вид, будто там какое-то время кто-то лежал. Заодно снял пиджак и кинул его на спинку.

Когда раздался требовательный стук, я сел и объявил:

— Не заперто!

Дверь тотчас распахнулась, и внутрь шагнул спортивный молодой человек, которого я уже лицезрел с крыши.

— Ты ещё кто такой? — потребовал я объяснений и поднялся на ноги, но шпик ничего не ответил, лишь кольнул меня острым взглядом и отступил обратно в коридор.

— Герр Шабер! — послышался голос господина Карпинского. — В таких мерах предосторожности нет никакой нужды! Это абсолютно надёжный человек! Ручаюсь вам за него!

Я без ненужной поспешности взял с кровати пиджак и надел его. Услышанное отчасти успокоило, но только лишь отчасти. Мне категорически не понравились интонации Карпинского. Он вроде как пытался держаться с непонятным толстяком на равных, но именно что — пытался. Пухлый герр Шабер в местной иерархии стоял хотя бы даже и самую малость выше. Ничего хорошего мне это обстоятельство не сулило.

— Здравствуйте, Фёдор Ильич! — улыбнулся я и придал себе самую малость означенный вид. — И что это всё значит?

Карпинский указал на своего чрезмерно упитанного спутника, бульдожье лицо которого с обвисшими щеками и мешками под глазами после подъёма на третий этаж побагровело от прилившей крови и покрылось испариной.

— Герр Шабер представляет управление политического сыска.

— О как! И чем же я заинтересовал сие почтенное ведомство?

— Самое малое инцидентом на пристани! — произнёс толстяк почти без всякого акцента, с нескрываемым отвращением оглядел номер, но на заправленную кровать опустить своё седалище всё же не пожелал и занял один из слишком узких для него стульев. — Это серьёзное правонарушение! — добавил он, устраивая на коленях кожаный портфель.

— Прыжок с парохода? Детские шалости!

— Вовсе нет! — уверил меня Карпинский, который сел на второй стул. — Тот случай попал в прессу! — Он сделал паузу и явно процитировал газетный заголовок: — «Возмутительное нарушение общественного порядка! Снова!»

Я мельком глянул на оставшегося стоять в дверях молодого человека и уселся на кровать.

— Формально я совершил этот проступок, ещё находясь в Суомландии. А здесь уже никаких законов не нарушал.

— Как вы попали на борт? — потребовал объяснений герр Шабер.

— Каюсь, не вполне законным образом, — признался я, ощутив укол внимания со стороны подпиравшего дверной косяк оператора. — Билета у меня не имелось и в судовую роль вписан не был, если вы об этом.

— Документы! — потребовал толстяк, расстегнув пряжку портфеля.

— Никаких. Но, уверен, господин Карпинский не откажется удостоверить мою личность.

— С какой целью вы прибыли в страну?

Я вздохнул и предложил:

— С вашего позволения расскажу о своих злоключениях с самого начала. Так будет быстрее и проще.

Возражений не последовало, а герр Шабер даже скрутил колпачок перьевой ручки и взялся конспектировать. Несколько раз он встревал с уточняющими вопросами, но к мелочам не цеплялся и большей частью внимал моему рассказу молча, только шумно сопел, пытаясь отдышаться после подъёма по лестнице.