Ну или просто — верю…

Очнулся во всё той же камере.

Очнулся — хорошо. В камере — плохо.

Как-то так.

Саднило поцарапанную кожу обритой головы, болезненно ломило шею, нестерпимо тянуло мышцы, а во рту пересохло так, что попытка сглотнуть едва не загнала обратно в беспамятство. Но — живой.

Живой — это хорошо. Наверное…

Зрение никак не желало фокусироваться, перед глазами всё так и плыло, окончательно в себя привёл резкий запах нашатыря. Первое на что обратил внимание — это на бобины магнитофона. Изрядная часть проволоки перекочевала с левой на правую, скорость их вращения заметно выровнялась.

Сколько же меня тут мурыжили?

Два часа или все три?

— Не абсолют! — вынес вердикт Енох Ааронович, вытирая носовым платком вспотевшее лицо. — Но случай чрезвычайно интересный, с удовольствием возьму его в работу. Если у вас есть день или два…

Ключник взглянул на часы и нахмурился, но Зак резко вскинул руку, призывая опера к молчанию.

— Если он не абсолют, то почему тогда нет результата? — требовательно спросил следователь у медика.

Тот пожал плечами.

— Высокая ментальная сопротивляемость, ослабленная реакция на спецпрепарат, кое-какая подготовка, — спокойно перечислил Енох Ааронович. — Сегодня результата не обещаю, а в два дня уложусь с гарантией.

Опер насмешливо фыркнул.

— Четыре часа псу под хвост! Да мы быстрее его по старинке расколем!

— Возможно, — кивнул плешивый. — Не буду спорить. Но материал и в самом деле чрезвычайно интересный. Мне бы хотелось получить его с функционирующей нервной системой.

Зак покачал головой.

— Ничего не могу обещать.

Медик поглядел на него свысока.

— Уж будьте уверены, я тоже возьму на вооружение такой ответ.

Следователь мигом прижал руки к груди.

— Дорогой Енох Ааронович, войдите в моё положение! Его судьбу буду решать не я, следствие в самом разгаре, могут всплыть новые эпизоды…

— Хоть не расстреливайте его! Мне нужен неповреждённый мозг!

— Сделаю всё что в моих силах, — уверил его Зак.

Плешивый медик покачал головой и удалился, следом выкатил каталку с газовым баллоном один из его подручных, второй унёс чемоданчик с инвентарём.

— Запись идёт? — уточнил после этого следователь.

Ключник мельком глянул на магнитофон, кивнул и взял со стола кувшин с водой, наполнил железную кружку.

— Пить хочешь? — спросил он у меня.

— Кра… — прохрипел я пересохшей глоткой. — Хра…

Опер поднёс к разинутому рту кружку и позволил сделать глоток, а остаток воды выплеснул в лицо.

— Сука! — выдохнул я и тут же получил по уху от стоявшего за креслом мордоворота.

В голове словно шутиха взорвалась!

Ах ты, зараза!

— Не выражайся! — попросил Ключник. — Ты ещё можешь покинуть камеру на своих двоих, только для этого придётся вывернуться наизнанку! — Он сходил в угол камеры за стоявшим там табуретом и поставил его передо мной, но сам садиться не стал, лишь указал пальцем.

Мордоворот принялся расстёгивать ремни, но — увы и ах! — на численное превосходство сотрудники комиссариата полагаться не стали и сначала сковали запястья наручниками, потом только пересадили на табурет. Точнее — пересадить попытались: тело было ватным, а голова шла кругом, я тотчас свалился на пол, будто мешок картошки.

Пара хлёстких затрещин подействовала ничуть не хуже нашатырного спирта, но ненадолго, и я почти сразу вновь начал проваливаться в забытьё.

— Они всегда после Эдельмана такие, — заявил следователь, решительно поднимаясь из-за стола. — Вы приведите его в чувство, а я пока пообедаю. А лучше, давай, вместе сходим, пусть пока лежит.

Ключник кивнул и повернулся к мордовороту.

— Глаз с него не спускай!

Я стиснул зубы и попытался перебороть дурноту, но нисколько в этом не преуспел, а пару минут спустя в камеру заявился ещё один сотрудник комиссариата — замер у двери с ладонью на расстёгнутой кобуре.

Уважают, суки!

Уж лучше б нет, только на самом деле — не важно. Меня крутило и мотало, не смог бы подняться с пола, даже если б от этого зависела сама жизнь. Ползти — и то вряд ли.

Но что не убивает оператора сразу, то не убивает его вовсе, и постепенно я начал приходить в себя, а к моменту окончания обеденного перерыва оказался даже способен удержать равновесие на табурете.

— Ну вот! — ухмыльнулся вернувшийся в камеру Ключник. — Другое дело!

Зак зашёл следом, сел за стол и распорядился:

— Работаем!

Опер без всякой спешки расстегнул пиджак и аккуратно повесил его на спинку стула, затем снял галстук и начал закатывать рукава сорочки. От лицезрения этих приготовлений мне бы точно стало не по себе, если б и без того не было тошнее некуда.

Стремительного движения Ключника я попросту не заметил, в себя пришёл уже на полу.

— Это за отнятое у нас время, — спокойно пояснил опер. — Ну а теперь начнём с чистого листа. Роман Иосифович…

Скорчившись, я попытался заблокировать болевые ощущения, но лишь самую малость притупил их, поскольку без доступа к сверхсиле напрямую с нервной системой работать не мог.

Плохо. Весьма и весьма.

Пока меня возвращали на табурет, следователь устроился за столом, разложил перед собой какие-то бумаги и заявил:

— Нам известно о твоей связи с Кучером. Кто ещё из операторов участвует в заговоре с целью захвата власти? По заданию какой разведки вы действуете?

— Чего? — хрипло выдохнул я, и тут же получил по почке.

На сей раз приложил меня мордоворот, он и не позволил свалиться с табурета, придержав за ворот мундира.

— Я…

Договорить не дал Ключник, ударом в солнечное сплетение он выбил из меня дух и заставил замереть с разинутым ртом.

— Ты — офицер с боевыми наградами, — спокойно заявил после этого опер, потирая кулак. — Но нам это известно и нисколько не интересно. И нет, мы имеем полное право поступать так с вашим братом. У нас тут и генералы кровью умывались, что уж о поручиках говорить!

Я ему поверил. Но ещё я помнил о дожидавшемся моего возвращения штабс-капитане и потому обуздал эмоции, заставил себя расслабиться, попытался поверить в то, что бывало и хуже.

Самообман чистой воды, хоть и бывало — да.

Такой вот парадокс.

— Тебя, — указал на меня перьевой ручкой Роман Иосифович, — завербовал Кучер, а помог ему в этом Волынский — комендант распределительного центра, куда тебя поместили после инициации. Ты опознал его по фотографии за номером раз!

Следователь сделал паузу, опер угрожающе подался вперёд, и я спешно произнёс:

— Наверное, там его и видел!

Как ни странно, удара не последовало. Зак кивнул и продолжил:

— Кучер работает на Горского — резидента айлийской разведсети в республике. Прежде ты и сам оказывал тому определённое содействие и получал за это денежное вознаграждение. Было такое?

Я бы мог сказать, что делал это по заданию куратора из контрольно-ревизионного дивизиона, да толку-то? Признаешься и всё — влип!

— Не было! — заявил я, напрягаясь, но не угадал — на сей раз из-под меня вышибли табурет.

— Ты вёл дела с Горским в Новинске, — спокойно продолжил Роман Иосифович, — а в столице во время попытки переворота послужил связником. Что тебе поручили передать монархистам? Сведения о состоянии республиканских сил?

Я промолчал, но от крепкой затрещины это не уберегло.

— И даже когда монархисты перессорились промеж собой, ты изыскал возможность спасти Горского, а твой куратор уберёг его от ареста. Помог скрыться и свёл со своими высокопоставленными сообщниками! Клика операторов-изменщиков — вот вы кто!

Мне с превеликим трудом удалось удержаться от того, чтобы не вздрогнуть. Напугал не вопрос сам по себе, напугало осознание того, что со стороны всё видится натуральным пособничеством врагу. Я-то знал, что это лишь видимость, но что если и в самом деле…

Я немедленно выкинул эту паскудную мыслишку из головы, но не стал и опровергать инсинуации следователя, поберёг дыхание. Впрок такая предусмотрительность не пошла, одним ударом дело на сей раз не ограничилось, меня ещё и попинали хорошенько.