И в этом деле, хотя оно нам и не удалось, не совсем мы время потеряли. Брат ваш убедился, что деликатный и возвышенный характер может в самых невыгодных обстоятельствах действовать на сердце женщины, и женщины молодой и прекрасной. Сие убеждение не токмо лестно для самолюбия, но должно со временем дать ему некоторое самоуверение, в котором у него всегда был большой недостаток. Поведение его в течение всего дела было чисто и благородно: он ничего не скрывал и совсем не дурачился, что женихи в сорок лет обыкновенно делают. Итак, и тут право не худо и со временем будет иметь свою полезную сторону (№ 232. Л. 135–135 об.).

Вы пишете, что осудили себя на безбрачие. Если безбрачное положение согласно вашим желаниям, чему я, с моими мнениями на сей счет, трудно могу верить, то беды в этом нет. Я хоть и не люблю безбрачие, но, хладнокровно рассуждая, не вижу, чтобы представилась мне возможность переменить это состояние. А старость у нас уже на носу. Еще лет 20, и все на сей земле будет для нас кончено – а это самый отдаленный срок по вероятностям жизни человеческой. Где прожить и как это огромное время, по крайней мере для меня будет все равно. Если останусь в моем холостом положении, это, как я и выше сказал, вероятно – хоть эта вероятность и неприятная (№ 232. Л. 81).

К<озловский> удивлялся занимательности и интересу ваших писем. Чего в них подлинно нет! Вы там73 более живете с англичанами, нежели я здесь. Иногда хотелось бы иметь здесь какое-нибудь надежное знакомство. Но это здесь трудно было бы и не для меня, с ними мудрено нарочно знакомиться. К<озловски>й многих здесь знает, но это знакомство тоже шляпочное. <…> Что вы имеете в виду в Париже? Для чего не говорите, кто и что? Cela ne mène à rien74. <…> Мы так много в Чельтенгаме болтаем об этом (и я думаю, нигде более Чельтенгама о сих вещах не говорят), что это стало для нас совсем обыкновенным предметом разговора. О нашей красавице разносятся здесь различные слухи: одни говорят, что она замуж вышла за жениха, с которым поехала в Лондон; другие, что она ему там отказала, что, однако, невероятно и должно быть есть выдумка толпы невест, еще не нашедших для себя того, чего ищут (№ 232. Л. 69 об.).

Я писал вам из Бата о моих намерениях: предложение было сделано и имело такой же успех, как и другие предложения, другими прежде деланные: отказ. Но главная причина отказа была в моем качестве иностранца: отец не любит ничего иностранного; особливо с тех пор, как одна дочь его вышла за итальянца (с ними мы туда и ездили). Может быть, это препятствие было бы не непреодолимо со временем. Но вот ein Strich durch die Rechnung75! – ваше письмо и мой ответ76! Обстоятельства, в которые я был поставлен в Бате, конечно, не облегчили для меня сего ответа. Если б это знали, то готовность моя явиться могла бы иметь un mérite tout particulier77. Если б я думал только о позитивных выгодах ежедневной жизни, то я бы не так легко решился. Le mal est fait78. Я опубликован был в Европе заговорщиком. Мне за 40 лет. Планов на будущность не имею и иметь не могу. К светской жизни не расположен и не способен. Путешествовать и охоты нет, и здоровье не позволяет. Мог бы остальную треть жизни (les farces n’étant qu’en trois actes79) в мире и тишине прожить в каком-нибудь трактире. Позитивных или материальных выгод оправдание мне не даст. А невыгод куча и до оправдания. Весьма легко может случиться, что меня арестуют тотчас по приезде в Россию, хотя, кажется, свободно являющегося к суду и можно бы без опасения оставить на свободе. Статься может, что и государю представят, что приличие требует моего осуждения, ссылки, и пр., и пр. Несмотря на все это, я еду на верную гибель или беду. 20 лет житья в Англии для меня легче 20 дней сидения в крепости [Дубровин 1902: 85].

Мы сегодня собираемся за город. К<озловски>й сочинил эту party. С нами едет гр<аф> Висконти с женою (те самые, с которыми мы ездили в Бат), и адмирал, и Lady Гульд, тетка жены Висконти и моей красавицы. Мы поедем за шесть миль отсюда, взяв с собою обед и вино. Эта Madame Висконти очень добрая, умная и хорошая собою женщина; только годом старше моей квакерши (я называю ее так за ее скромность, доброту и пр.). Вчера мы были ввечеру на party, где и М-me V<isconti> была. Поутру, гуляя с леди Гульд, мы зашли в лавку, где я увидел эстамп, портрет женский, необычайно похожий на мою, купили его и отдали Mme V<isconti>. По вечеру она сказала мне: Я возвращу вам портрет и только скажу, что, если бы от меня зависело, то я дала бы вам от всего сердца и оригинал. Она едет с мужем на 2 года в Италию. Она ожидает сюда на несколько дней свою сестру из Бата, дабы вместе ехать в деревню к отцу и матери. Имя отца Ловель, старик – country-gentleman в Вальтшире… (№ 232. Л. 110 об.).

Все были веселы. Старик адмирал Гульд (бывший с Нельсоном в сражении при Ниле) говорит, что никогда не встречал более приятного человека, как К<озловски>й. Вчера я был у них ввечеру на small-party. К<озловски>й хотел ходить, но болел в жару в комнате и там не был. Я играл в beauté80 с милою и умною Mme Visconti (№ 232. Л. 111 об.).

Вчера мы опять были на party вместе. А завтра, несмотря на неверную погоду, опять собираемся, с обедом, за город. К<озловски>й поедет в Лондон 4 или 5 мая. Висконти поедет в деревню к ее отцу и матери около 6. Я, может быть, съезжу туда к ней на день – это только 27 миль и увижу мою – т. е. мою только по моему желанию. К несчастию, моего одностороннего желания недостаточно (№ 232. Л. 114).

Если (чего я не ожидаю, но на всякий случай) вы найдете, что мне не должно являться, то напишите (адресуя к Mrs Hague, 16, Warw. Street) следующее: «Я согласен на твою женитьбу». Но прежде подумайте, что эти слова навсегда остановят меня в Англии. Если же найдете, что явиться мне выгодно, то об этом можно говорить открыто, но, для большей очевидности, прибавьте: «Простись с Mrs Hague». Если не скажете ни того, ни другого, то я пойму, что вы сами ничего не знаете и явлюсь при первом порыве (№ 232. Л. 116 об.).