Королева подошла к шкафчику и, прищурившись, заглянула в скважину висячего замка. Замок оказался не из сложных! Она вынула из причёски булавку и, вслушиваясь в её движение, разомкнула дужку.

– Ого! Какие умелые ручки?! – констатировал черно-бурыш с озорной подковыркой.

– Пустяки, – грустно отмахнулась Маргоша, вспоминая времена, подёрнутые ностальгической дымкой. – Мы с Владиславом и не такое вытворяли в детстве.

Она вынула из шкафа увесистый фолиант в твёрдом кожаном переплёте, на котором было выгравировано крупным шрифтом на померанском наречии:

Взгромоздив увесистый том на стол, она открыла оглавление, пробежалась по нему изящным пальчиком и нашла необходимое.

– Только смотри, ошибиться нам никак нельзя, – заметил дерзкий провокатор, не без волнения в голосе.

– А почему ты не можешь колдонуть, а?

– Это не по «Кодексу». Шуршики не должны вмешиваться в человеческие дела и судьбы… но провоцировать в этом направлении ни одной статьёй не запрещается. «Человек – сам кузнец своего счастья!» – кажется, так у вас говорится.

– Интересная у вас философия! – саркастически отозвалась королевишна. – А главное: удобная! – и она взглянула на Маленького Бло так, как смотрят студенты на экзаменатора: тревожно и безнадёжно одновременно, затем кивнула, скорее себе самой и, выдохнув, начала читать…

Небо над королевским за́мком полыхнуло заревом и стало сворачиваться в спираль. Ольгу словно бы молния прошила! Она ахнула, задрожала телом и развернулась к Владиславу, точно бык на корриде, выпущенный на поединок: взгляд наэлектризован, грудь вздымается, каждая жилка пульсирует страстью, каждый нерв – натянутая струна. Дикой кошкой возлюбленная выпрыгнула из своего полупрозрачного пеньюара, крепко-накрепко обвила руками шею их величества, и молодожёны рухнули на царское ложе, а свечи разом угасли, пустив струйки сизого дыма. Стая летучих мышей, врезавшись друг за другом в створку окна, осыпалась шариками с новогодней ёлки.

– Какая же ты хищница! – ошеломлённо пробормотал царственный муж. – Дикарка!

– Сама удивляюсь! – извиваясь естеством, отозвалась королева. И глаза её сверкнули красным отблеском дикого животного, пугающим и завораживающим одновременно.

Тут бы их величеству насторожиться, но через мгновение и его обуяла та же колдовская стихия. В глубине зрачка полыхнул огонёк, кровь вскипела, выключив любое понимание окружающей действительности, и первая брачная ночь Ольги и Владислава наполнилась неистовством звериной страсти. Даже слуги, убирающие двор, настороженно замерли, повернув головы в сторону королевской опочивальни, откуда в темень сентябрьской ночи вырвалось рычание дикой не просто кошки, но, пожалуй, пантеры, а ему ответил раскатистый рык льва…

Кто-то даже перекрестился!

Конокрад шёл по длинным коридорам королевского замка в сопровождении гвардейцев. У дверей тайной канцелярии ему приказали остановиться и встать лицом к стене, а руки сложить за спиной. Офицер тут же исчез, но вскоре появился со словами:

– Введите арестованного…

Халвуса буквально впихнули в кабинет тайного советника.

– Хороши законы: хватать человека, который ничего не сделал! – счёл он возможным возмутиться, увидев у окна человека, предположительно, не последнего в государстве.

Канцлер повернулся в его сторону и кивнул гвардейцам. Те вышли. Не говоря ни слова, офицер вынул из специального крепления у стены две шпаги, одну протянул любителю стихосложения, вторая досталась не последнему человеку маленького роста с холодным взглядом.

– Поединок? – уточнил арестованный на всякий случай.

– Простое любопытство, – ответил Будраш. – Я видел, как вы фехтовали, и у меня появился закономерный интерес.

По привычке Халвус бросил взгляд на остриё. Если поединок тренировочный, на наконечнике должна стоять насадка! Насадка отсутствовала. Это заинтриговало. И он осведомился, так как неплохо знал себе цену:

– Острые? Не боитесь давать оружие арестованному в руки?

– Начинайте… – сухо перебил советник и даже не потрудился встать в стойку.

Эта манера ещё больше насторожила арестанта. Он предпочитал вести себя так же, а потому не преминул уточнить, опять же на всякий случай, дабы, мало ли, не наломать дров:

– Каковы правила?

И получил ответ, окончательно сбивший с толку:

– Никаких.

Именно в это мгновение ночь за окном разорвали два раскатистых звериных рыка. Халвус не успел до конца осознать, как следует отнестись к ним, как к предзнаменованию чего-то нового или предупреждению быть осмотрительнее, ибо вынужден был сделать шаг назад, дабы отразить удар человека, от которого сердце непроизвольно ёкнуло.

Описывать происходившее в дальнейшем по отдельности не имеет смысла, ибо все события этой ночи являлись цепочкой одной гигантской беды, надвигавшейся на широкоросское королевство. Факты, ничем не примечательные в отдельности, в купе затягивали петлю предстоящего ужаса на шеях всех участников грядущих событий. В ту ночь даже те, кто предпочитал гадать на костях, не сказал бы вам со всей определённостью, каков будет ход истории в последующие двадцать лет.

Владислав и Ольга сплетались в порыве необузданной страсти; тётя Присцилла, пуская слюни и причмокивая, оглашала своды гадальной комнаты богатырским храпом; Марго, стоя над бурлящим котлом в далёком померанском королевстве, читала заклинание, то и дело, взмахивая руками, подобно дирижёру, а Халвус и Будраш раз за разом наносили друг другу жёсткие, сокрушающие удары так, что жилы вздувались на напряжённых шеях, ибо ни один не хотел уступать.

Постепенно самоуверенность конокрада переплавилась в злость, что всё упрямее заполняла каждую клеточку его мозга, ибо сладить с незнакомым человеком, что холоднокровно парировал одну атаку за другой, сохраняя при этом невозмутимую мину, никак не удавалось. И это возмущало, отравляло череду безупречных побед прошлого, намекая на то, что жизнь прошла в пустую, и то, в чём он безупречен, как казалось, теперь на глазах превращалось в иллюзию. Наконец бывший наёмник был сбит с ног, лишён шпаги и острие клинка соперника застыло у самого его горла. Он приготовился умереть, но неожиданно для себя услышал голос спокойный и рассудительный:

– Неплохо! В принципе…

Будраш убрал лезвие от горла разочарованного жизнью и бросил шпагу офицеру.

– Ай, да шуршик! Ай, да сукин сын! – пробормотал он, в задумчивости разглядывая свои руки.

«Неплохо?! – возмущению Халвуса не было предела. – Я продул, как щенок малолетний, а мне говорят: «неплохо»?»

Он с трудом поднялся, поминая всуе бога, чёрта и родную мамочку. Сказано же это было приблизительно в такой последовательности: «Бог мой, что же это за чертовщина-то за такая, мамочка дорогая, роди меня обратно… Этого же не может быть, чтоб мне пусто было!»

Марго сидела на табурете, точно выжатый лимон, по которому, ко всему прочему, прокатилась телега, гружёная золотом.

– Этому никто не поверит! – бормотала она. – Сама, своими собственными руками помогла сопернице! Ну, не дура ли?!

– Зато теперь ты – настоящая колдунья, – ободряюще вещал Маленький Бло, исполняя что-то вроде «джиги»22, так как вторая часть плана обрела наконец блестящее завершение.

– Ты уверен, что мы всё правильно сделали?

– Время покажет… – довольно скалился шуршик и шлёпал топами по плитам гадальной комнаты. Он с благоговением предвкушал, как отвиснет челюсть Большого Бло, когда он принесёт ему сердце канцлера, пропитанное скотством и человеческой подлостью… И радости его не было предела!