Я: Шарлотта, будешь учиться шитью?

Ш: …

Я: Невежливо молчать, когда к тебе обращаются!

Ш: Невежливо называть человека чужим именем.

Я: Разве тебя зовут не Шарлотта?

Ш: Я же сказала, меня зовут Шарлемань. По крайней мере, сегодня.

Я: У тебя есть только одно имя, данное родителями.

Ш: В разные дни в каждой игре у меня новое имя.

Я: Но ты ведь один человек – с одним именем.

Ш: Захочу – буду разными людьми.

Я: Дети твоего возраста не вправе чего-либо хотеть. Они лишь исполняют пожелания отца и матери. Имя твое не изменится, пока ты не возьмешь фамилию супруга.

Ш: Не нужен мне ни супруг, ни его фамилия.

Я: Чушь какая! Ты обязана взять его фамилию.

Ш: Ты же не взяла.

Я: У меня другая ситуация.

Ш: В каком смысле?

Я не стану объяснять, что пожертвовала собственной юностью ради юности моей сестры. Поэтому говорю: пора за шитье, детка. Будешь учиться!

Я показываю Шарлотте, как подшивать подол. Брат и сестры еще будут расти, говорю, тебе предстоит шить на них, когда я уеду.

Значит, ты с нами не останешься? – спрашивает она, аккуратно подшивая край юбки.

Ты и сама прекрасно знаешь, что нет, отвечаю.

Ничего такого я не знаю, обижается она. И правда, в этой семье постоянно все замалчивают.

Я сообщаю ей, что возвращаюсь домой в понедельник, и думаю, то-то она обрадуется. Однако Шарлотта себе на уме: делает вид, будто полностью увлечена шитьем.

А какой у тебя дом? – интересуется она. Как у нас?

Нет-нет! – говорю я и ловлю ее за руку, чтобы не пропустила стежок. Дом небольшой, прямо на вершине горы, я живу в нем с самого рождения. У меня там друзья, а еще кошка по кличке Прорва.

А мы не ходим в школу, рассказывает Шарлотта, поэтому у нас нет друзей.

Зато вы есть друг у друга, откликаюсь я, не придумав ничего получше.

Папа считает, что в школах сплошной обман. Там создают иллюзию, будто бы жизнь вовсе не скоротечна и нас не призовут к ответственности.

Сделай стежок поровнее, говорю, желая сменить тему.

Так что мы учимся сами, в библиотеке. И не только.

Замечательно. Не сомневаюсь, что вам это на пользу.

Шарлотта кивает. И как ты развлекаешься в своем домике на горе?

Пою в хоре, на церковных праздниках отвечаю за напитки и закуски. Еще состою в книжном клубе для женщин. Иногда копаюсь в саду.

И все? – спрашивает эта грубиянка.

Большего мне и не надо, если ты об этом.

Разве тебе не хочется путешествовать, узнавать новое, встречаться с известными людьми или самой как-то прославиться? Ведь жизнь в таких ограничениях и сама становится ограниченной!

Зато в моем сердце она занимает много места. Если таково предназначение человека, ему следует полюбить жизнь в подобных условиях.

Мне такого не надо, говорит она. Моя жизнь будет совсем другой.

Что ж, прекрасно, а теперь переделай все стежки.

Вещи уложены. Волосы причесаны, надеваю шляпу и перчатки. Дети ушли, чтобы избежать сцены прощания.

Я: Всего тебе наилучшего, Пэдди.

П:…

Я: Я предупреждала о своем отъезде, а ты ни коим образом не подготовился. Кто теперь будет присматривать за детьми?

П:…

Я: Пусть тебя и судили за то, что ты оставлял Марию и еще одну сестру за старших, но Мария была мудра не по годам. В отличие от Шарлотты.

П:…

Я: Пэдди, да не молчи же ты! Мне пора ехать. Я и так надолго оставила свой дом и кошку.

П:…

Я: У тебя никого больше нет?

П:…

Я: И нет денег, чтобы нанять прислугу, верно? Найти новую жену ты пытался, но безуспешно. А наследство моей сестры? Сумма была немалая. Все промотал?

Пэдди с беспомощным видом смотрит по сторонам, как бы пытаясь найти потраченные деньги.

А как же моя жизнь, Пэдди? – мысленно добавляю я. Ты и этого меня хочешь лишить? Я не готова быть в твоем доме вечной гостьей, жить в гробу, оставшемся от сестры. Я и так уже многим ради нее пожертвовала – с меня хватит.

В этот момент прибегают дети: раскрасневшиеся, тяжело дыша и перебивая друг друга, рассказывают о том, как отправились в чащу леса и встретили там монстра.

И резко застывают.

Ты еще не уехала, удивляется Эм.

Теперь я буду для вас матерью, говорю. Идите сюда, обнимемся. Теперь я ваша мама.

Глава, в которой четверо детей учатся и играют

Брен танцует джигу. Лотта наблюдает за ним через монокль: брат пляшет на холме, широко раскидывая руки, волосы спутались и торчат во все стороны.

Он кричит в гарнитуру: Бренуэлл Бронти – мастер всех предсказаний!

Брен не до конца понимает, что значит быть шпионом.

Ты опять говоришь о себе в третьем лице, напоминает ему Лотта.

Потайное место Лотты – в зарослях кустарников, неподалеку от места для пикников.

Здесь можно добыть много секретных сведений, не то что на холме у Брена.

Операция по спасению Похищенных сестер – прекрасных девочек с волосами из чистого золота – в самом разгаре. Сестры, то есть Мария и Элизабет, сбежали из башни, куда их еще давным-давно заточили Злобные гиганты с целью выдать замуж за уродливых дряхлых сыновей Бессмертного короля Мрачноландии. Шпионы довольны ходом операции. А вот штаны Бренни, все в пятнах от земли и травы, пребывают в крайне неудовлетворительном состоянии.

О результатах папе докладывает Брен, ведь только ему разрешается входить в папину спальню-кабинет. Чтобы изучить отчет о Бенедикте Арнольде, Этель Розенберг, Олдриче Эймсе и других кембриджских шпионах (по шпиону на каждого), отец садится за стол, высокий и широкий, прямо как он сам. Папа крупнее всех остальных мужчин, и голос его звучит громче.

Лотта подслушивает через стену, закипая от гнева: в докладе Брена недостаточно информации! И папа вынужден его исправлять!

Когда она была младше, папа застал ее в слезах и рыданиях.

Так нечестно! Я самая старшая! Это я должна приходить к тебе с ежедневным отчетом! Папа, он все время ошибается! И всех остальных выставляет дураками!

Сколько в тебе страсти, Лотта, сказал отец. Непонятно, звучало ли в его словах одобрение. Так, может, разрешим Бренуэллу чаще практиковаться, если в его отчете действительно много ошибок? И тогда он исправится.

Но мы выяснили намного больше, чем он! – воскликнула Шарлотта, топнув ногой. Он не докопался до всей правды.

Вся правда иногда скрыта глубоко-глубоко внутри, ответил папа.

Я бы не стала ее прятать.

Не такой я бы хотел тебя видеть, сказал папа.

А какой же? – неохотно спросила Лотта.

Добродетельной. Вот какой.

Нет во мне ничего доброго! – заявила она.

Вот именно, откликнулся папа, и разговор был окончен.

За рисованием можно шпионить сколько угодно. Смотришь на всех с карандашом в руке, и как будто так и надо. Сейчас они в музее, делают наброски диорам. Эм рисует тропический лес. Из-под листьев проступают самые высокие здания в мире, часть Стеклянного города, где родились Ангелы света, и у них четыре имени, по одному на каждую сторону: Шарлемань, Бренкаччо, Эммелина и Антидот. Они готовы вступить в бой со Злобными гигантами, коварными правителями Мрачноландии. Эм рисует хрустальные тропинки и бриллиантовые дорожки, совсем позабыв о муравьях и казуарах, и вскоре диорама целиком превращается в Стеклянный город, сотканный из света. В верхнем углу, куда не дотянуться, порхают Похищенные сестры в платьях из тонкого шелка.

Только в процессе рисования Брен затихает. В остальное время внутри него крутится мотор, который заставляет ноги дергаться или бежать. А в горле работает усилитель, и Брен срывается на крик, когда можно обойтись и шепотом. Даже через наушники слышно, как он взрывает медведя-кадьяка. Ба-бах! – тихонько произносит Брен. Ба-бах! – повторяет он, уже громче.