Все это я упоминаю затем, чтобы показать готовность большинства россиян оказать всяческое содействие иностранцу, желающему всерьез изучить их страну. Они считают, что за границей издавна их не понимают и систематически на них клевещут, и всеми силами желают устранить распространенные заблуждения касательно их родины. К их чести надо сказать, что у них очень мало или вовсе нет того ложного патриотизма, который стремится скрыть национальные недостатки; и в критике самих себя и своих учреждений они скорее проявляют чрезмерную суровость, нежели излишнюю снисходительность. Во времена Николая I сторонники правительства громко заявляли, что живут в самой счастливой и хорошо управляемой стране мира, но этот поверхностный официальный оптимизм давно уже вышел из моды. За все те годы, что я провел в России, я везде находил предельную готовность помочь мне в моих изысканиях и очень редко замечал обычай «пускать пыль в глаза иностранцам», о котором так много говорили некоторые авторы.
Земство – это своего рода местная администрация, дополняющая деятельность сельских общин и отвечающая на те более высокие потребности общества, которых отдельные общины не могут удовлетворить. Его основные обязанности – содержать дороги и мосты в исправном состоянии, обеспечивать транспортом сельскую полицию и других должностных лиц, надзирать за начальным образованием и санитарными нормами, следить за состоянием посевов и принимать меры против возможного голода, словом, в четко определенных пределах делать все, что в его силах, для повышения материального и морального благосостояния народа. По форме данный институт является парламентским, то есть представляет собой собрание депутатов, которые съезжаются регулярно раз в год, и постоянный исполнительный орган, избираемый собранием из числа своих членов. Если собрание считать местным парламентом, то управа соответствует кабинету министров. В силу этой аналогии моего друга председателя иногда в шутку величали премьер-министром. Раз в три года помещики, сельские общины и муниципальные объединения в определенной установленной пропорции избирают земских депутатов. Такое собрание и такая управа есть в каждой провинции (губернии) и каждом районе (уезде), на которые подразделяются губернии.
Вскоре после приезда в Новгород мне представилась возможность поприсутствовать на уездном собрании. В бальном зале дворянского клуба я обнаружил три-четыре десятка человек, сидевших вокруг длинного, покрытого зеленой тканью стола. Перед каждым лежали листы бумаги для записей, а перед председателем – уездным предводителем дворянства – стоял небольшой колокольчик, в который он энергично звонил в начале заседания и во всех случаях, когда хотел добиться тишины. Справа и слева от председателя сидели представители исполнительной власти (управы), вооруженные кипами писаных и печатных документов, откуда они зачитывали длинные и утомительные отрывки, пока большинство слушателей не начинали зевать, а некоторые так и вообще засыпали. В конце каждого доклада президент звонил в колокольчик – можно предположить, что с целью разбудить спящих, – и спрашивал, есть ли у кого-нибудь замечания по поводу только что прочитанного. Обычно у кого-то находились замечания, и нередко начиналось обсуждение. Когда возникали какие-то явные разногласия, проводилось голосование – по кругу пускали листок бумаги или еще более простым методом: тех, кто за, просили встать, а тех, кто против, сидеть на месте.
Что больше всего удивило меня в этом собрании, так это то, что оно состояло частично из дворян, а частично из крестьян, причем последние явно составляли большинство, и что не проявлялось никаких признаков вражды между двумя классами. Помещики и их бывшие крепостные, освобожденные всего десять лет назад, очевидно, теперь встречались на равноправной основе. Обсуждение вели в основном дворяне, но неоднократно выступали и представители крестьян, и их замечания, всегда четкие, практические и по существу, выслушивались с неизменным уважением. Вместо яростного соперничества, которого можно было ожидать, учитывая состав собрания, наблюдалось чрезмерное единодушие – и этот факт прямо указывает на то, что большинство депутатов не были особо заинтересованы в рассматриваемых вопросах.
Этот уездный съезд состоялся в сентябре. В начале декабря состоялся губернский съезд, и в течение почти трех недель я ежедневно присутствовал на его заседаниях. По своему характеру и порядку действий это собрание очень напоминало уездное. Его главные особенности заключались в том, что его члены избирались не отдельными выборщиками, а собраниями десяти составляющих губернию уездов, и что оно рассматривало только те вопросы, которые касались более чем одного уезда. Кроме того, крестьянских депутатов было очень мало, что меня несколько удивило, ведь я знал, что по закону крестьяне – депутаты уездных собраний имели право избираться в губернское, как и представители других классов. Объясняется это тем, что уездные собрания выбирают своих наиболее активных членов для представления их в губернских собраниях, и, следовательно, выбор обычно падает на землевладельцев. Крестьяне не возражают против этого, так как участие в губернских собраниях требует значительных денежных затрат, а платить депутатам прямо запрещено законом.
Чтобы дать читателю представление о составляющих это собрание элементах, позвольте мне познакомить вас с некоторыми его членами. Значительную их часть можно описать одной фразой. Это обычные люди, которые провели несколько лет своей молодости на государственной службе – в качестве армейских офицеров или чиновников гражданской администрации, а затем ушли в отставку и поселились в поместьях, где приобрели скромный опыт ведения сельского хозяйства. Некоторые из них получали прибавку к своим хозяйственным доходам за счет того, что выполняли обязанности мировых судей[1]. А вот некоторых депутатов можно описать и подробнее.
Поглядите, например, на благообразного старого генерала в мундире с Георгиевским крестом на петлице – этот орден дают только за храбрость, проявленную на поле боя. Это князь Суворов, внук знаменитого фельдмаршала, который одерживал победы для императрицы Екатерины. Он занимал высокие посты во власти, ни разу не запятнав своего имени сомнительными или бесчестными поступками, и большую часть жизни провел при дворе, где неизменно был прямолинеен, щедр и правдив. Хотя он не очень разбирается в текущих делах и порой его смаривает дремота, в спорных вопросах он всегда стоит на правильной стороне и, беря слово, всегда говорит по-солдатски четко.
Чуть левее сидит высокий, сухопарый мужчина немного старше средних лет – князь Васильчиков. Его фамилия тоже прославилась в истории, но превыше всего он ценит личную независимость и в силу этого всегда держался в стороне от императорской администрации и двора. Сбереженное таким образом время он посвятил образованию и написал несколько ценных трудов по политическим и общественным наукам. Энергичный, но при этом хладнокровный аболиционист времен отмены крепостного права, с тех пор он непрерывно стремился улучшить положение крестьян, выступая за широкое начальное образование, создание сельских кредитных союзов в деревнях, сохранение общинных учреждений и многочисленные важные реформы в финансовой системе. Говорят, что оба этих господина великодушно раздали крестьянам больше земли, чем были обязаны по закону об освобождении. На собраниях князь Васильчиков выступает часто и всегда привлекает внимание; он – ведущий член всех важных комитетов. Будучи горячим защитником земских учреждений, он считает, что их деятельность должна ограничиваться сравнительно узкой областью, и этим отличается от некоторых своих коллег, готовых пускаться в рискованные, если не сказать фантастические, проекты развития природных ресурсов губернии. Его сосед господин П. – один из способнейших и энергичнейших членов собрания. Он председательствует в исполнительной управе в одном из уездов, где основал множество начальных школ и несколько сельских кредитных ассоциаций по образцу тех, что носят имя Шульце-Делича в Германии. Господин С., сидящий рядом с ним, несколько лет служил арбитром между помещиками и освобожденными крепостными, затем – в губернской управе, а теперь служит директором банка в Санкт-Петербурге.