– Большое вам спасибо!

Мужчина подошел, когда я пытался завести корову, которая отчего-то упрямилась, в грузовик, и протянул мне бутылку. Он хочет отделаться от меня жалким напитком?! Не выпив и половины, я выбросил бутылку. Потом привязал поводья к грузовику и принялся толкать корову под зад, однако она и с места не сдвинулась. Я потянул за носовое кольцо, но даже это не помогло. Меня раздражал мальчик, который издали глядел на корову, но прогнать его я не мог.

– Наверное, корова тоже сильно перепугалась. Может, напоим ее этим?

В черном целлофановом пакете, откуда мужчина достал мой напиток, лежали еще три бутылки рисовой браги макколли. Я молча взглянул на мужчину. У меня появилось чувство, что это он хозяин коровы. Конечно, я знал, что коровы любят рисовую брагу, но мне было неприятно, что он вмешивается. Мне хотелось только одного – поскорее затолкать животное в грузовик, однако корова отказывалась слушаться. Более того – еще и тянула язык к черному пакету.

– Похоже, она перенапряглась… Может, еще макколли?

– Нам далеко ехать.

– Были бы деньги, я бы и впрямь купил у вас эту корову.

По тону мужчины мне показалось, что он выпрашивает у меня эту корову. Я торопливо убрал посуду, куда наливал брагу. Для коровы три бутылки макколли – это капля в море, но мне совсем не хотелось продолжать общение с этим мужчиной. Даже слизав все пойло, корова по-прежнему отказывалась идти в грузовик. Я тянул за носовое кольцо, а мужчина толкал сзади, но корова даже не сдвинулась с места. Это означало, что корова не считается с хозяином. Подавляя растущий гнев, я выкуривал одну сигарету за одной и в конце концов вспомнил способ, к которому отец прибегал в подобных случаях. Он пользовался им во время вспашки, когда из-за усталости корова напрочь отказывалась двигаться вперед.

– Что вы делаете? Не надо! Я лучше куплю еще бражки…

– А вы не вмешивайтесь, занимайтесь своими делами.

Грубая шерсть никак не хотела поджигаться, но я не сдавался. Раз уж мальчишка смог на тебе прокатиться, то и я смогу заставить тебя подняться в грузовик! Даже если при этом мне придется спалить всю твою шерсть! Наконец огонь из зажигалки перекинулся на шерсть на ноге. Я не гасил огонь, пока он не достиг кожи. Мальчик заплакал, но я не обращал на него внимания. Если корова не зайдет в грузовик, когда загорится ее тело, то это уже не корова, а кто-то, кто только притворяется ею. Когда шерсть заполыхала по-настоящему и по воздуху разнесся запах гари, корова не смогла больше терпеть. Она взбрыкнула – совсем как тогда, когда скинула с себя ребенка – и забежала в грузовик. Я с довольной улыбкой потушил огонь веником и закрыл за коровой дверцы кузова. Аплодисменты и освистывание толпы заглушили шум волн.

– Корова есть корова! – сказал я корове на ухо, поднявшись в кузов и туго завязав поводья. Сказал благоговейно, словно читал буддистскую сутру.

– Подождите… а вы не можете нас взять с собой туда, куда едете? – спросил мужчина, держа мальчика за руку, когда я сел за руль, готовый убраться отсюда.

Не ответив, я включил зажигание и тронулся с места. Отец с сыном не стали за мной бежать, а остались на месте, провожая грузовик взглядом. Корова протяжно мычала из кузова. Силуэты мальчика и мужчины, скитающихся по всей стране в поисках коровы, потихоньку уменьшались в зеркале грузовика, но меня почему-то еще долго не покидало предчувствие, что они могут меня преследовать.

– Поприветствуйте Горного духа! – сказал аукционист, стоя у деревянных ворот.

В крытом дворе повисла напряженная атмосфера. Я осторожно поглаживал инструменты, аккуратно лежавшие на деревянной площадке. Сидевшие на ней люди торопливо поднялись и заняли свои места. Выпив еще одну пиалу рисовой бражки, я посмотрел на деревянные ворота и сглотнул так громко, словно слюна моя упала в пропасть. Ворота открылись, и появились мальчик с коровой. Огромные глаза животного были наполнены страхом.

– Шапка уже здесь, на очереди Черпак! – скомандовал аукционист на тайном языке мясников, после чего отец мальчика опустил на ворота завесу. Этот мужчина выполнял мелкие поручения. Бражка наполняла мой живот болью, а я курил, поглядывая на своего отца, который сидел на пороге дома. Именно он отвечал за церемонию. Я был крайне недоволен тем, что он поручил мне зарезать корову, но сбежать не мог. Отец несколько раз рассказал, как убивать корову, но все инструкции вылетели у меня из головы. Я подумал, что не смогу даже поднять лежащий рядом топор, ведь он очень тяжелый. Руки мои дрожали, поэтому я подлил себе бражки. А еще в любой момент могут нагрянуть полицейские, и мы отправимся в тюрьму за убийство коровы в неположенном месте. Мэри принесла большую резиновую посудину для мяса и похлопала меня по спине, словно почувствовав мое беспокойство. От сильного запаха косметики у меня зачесался нос. Захотелось выбросить топор и поскорее сбежать отсюда. Мэри прошептала мне на ухо:

– Не бойся, Пол! Через несколько часов у нас будет много денег.

– Теперь Шапка духа!

По команде аукциониста отец мальчика закрыл корове глаза черной тканью. Когда корова замычала, монах из храма «Бог мой храм» несколько раз кашлянул, держа в руках деревянную колотушку, и принялся читать буддийские сутры. Режут корову незаконно, зато по канону. Колотушки звучали тихо, но имели такую силу, что наполнили двор спокойствием. Я залпом выпил бражку. Уже слишком поздно, чтобы что-то изменить. Аукционист тем временем заговорил быстрее:

– А теперь посеем Семена цветов!

По этой команде мальчик принес святую воду и окропил ею тело коровы.

– Посеяли Семена, обработаем Стол!

Это означало «привязать корову веревкой за ноги». Отец мальчика привязал ноги животного к колышкам так ловко, что оно не успело ничего сделать. Стоя с привязанными ногами, корова печально мычала и испражнялась от страха. Все, кто участвовал в этом обряде, выглядели так, словно впали в коллективный транс. Я посмотрел на тяжелый топор, который скоро покроется кровью.

– Панцирь краба!

Теперь моя очередь. Эти слова означают «убить корову». Дрожащими руками я взял топор. Отец когда-то говорил, что во мне течет кровь мясников и кочевого народа мохэ, однако это никак не могло мне помочь: за всю свою жизнь я не зарезал ни одну корову, ни одну собаку, ни одну курицу. Отец говорил, что получить хорошее мясо, которое удастся дорого продать, можно только если убить корову одним ударом по голове – ее слабому месту. А если она не умрет от одного удара? Даже представить страшно. Я напряг державшие топор руки. Взгляды людей во дворе были направлены на меня. Даже корова, наверное, что-то почувствовала и перестала мычать. Раздавался только тихий стук колотушки. Мой взгляд был прикован к точке промеж рогов – к верхней части черной ткани, которая закрывала глаза коровы. Я медленно занес топор.

– Так… нельзя.

Голос коровы дрожал, словно звук самой низкой гитарной струны. Я не ослабил хватку. Ну и что, что она заговорила перед самой смертью? Если я начну ей сочувствовать, то ничего не смогу сделать.

– Сейчас ты снимешь тяжелую маску, которую носила до сих пор, и примешь свой истинный облик!

– Чушь! Я такая, какая я есть!

– Нет. Ты была сторожем персиков в небесном фруктовом саду, который приносил плоды раз в три тысячи лет. Тебя сослали на землю за то, что ты украла персик и съела его.

– Мясники как заезженная пластинка повторяют эту историю. Лучше признайся, что режешь меня ради денег. Я рассержена потому, что не знала, что вы все заодно. Мне так обидно, что мы, коровы, помним только события последних трех дней. А вы, каждый раз пользуясь нашей слабостью, рассказываете нам одну и ту же историю, а затем убиваете нас. Я не права?

Я не ответил.

Лежавший у меня на плече топор, который я держал двумя руками, становился все тяжелее. Казалось, я встретился с коровой на узеньком мосту, и корова решила вылить на меня обиду за всех коров в мире. Конечно, она была права. Однако я не могу просто отложить топор. Я совсем запутался – как если бы мое понимание мира и система ценностей вдруг перевернулись с ног на голову. Люди под навесом смотрели на меня так, будто не понимали и с нетерпением ждали моих дальнейших действий. Отец подавал мне знак – показывал опущенный вниз большой подавал, что означало: «Поскорее выполни свою обязанность». Я торопливо заглянул внутрь своей запутанной души, чтобы хоть немного разрядить обстановку, в которой было начал задыхаться, и понял: мне стало тяжело, потому что корова заговорила человеческим голосом. Это неприятное чувство, возникшее из-за общения с коровой, проникло в лежавший у меня на плече топор и сделало его еще тяжелее. Надо было закрыть ей не только глаза, но и рот!