Впрочем, мстить уже было некому. Все три главы «семьи» — их и планировали убить автоматчики — были мертвы; убили и четырех телохранителей. Прокатившаяся по улице автоматная очередь также прикончила двух невинных прохожих и ранила еще с десяток. Трое раненых впоследствии скончались. Ранили и Джесси Баркера — пули попали ему в плечо, грудь и бедро.

Выздоравливал Джесси медленно и болезненно. Рана в бедре оказалась поверхностной, но пуля, попавшая в плечо, раздробила ключицу. Однако самые серьезные повреждения вызвала пуля в груди: сломала три ребра и застряла в нижней части правого легкого. Впрочем, ранения были не единственными проблемами Джесси. Расстрел главарей преступной «семьи» оказался настолько серьезным делом, что под прицелом властей оказались не только преступники, но и жертвы. Полицейские и иммиграционные власти принялись расследовать прошлое Джесси и его связи с криминальным братством. Вскоре выяснилось, что Джек Барлоу — его ненастоящее имя.

Подписывая документы о выписке и оплачивая больничные счета, Джесси почувствовал, как кто-то подошел к нему сбоку.

— Джек Барлоу? — вежливо спросил незнакомец.

— Да?

— Вы арестованы, — спокойно заявил полицейский.

Джесси ощутил прикосновение холодной стали к левому запястью. Он повернулся и увидел второго полицейского, замкнувшего наручники.

— Пройдемте, — велели ему.

Последовал суд, исход которого был предрешен заранее. Джеку Барлоу предъявили обвинение в содержании борделя, признали виновным и приговорили к трем годам тюрьмы. На процессе от обвинения выступили несколько проституток, подтвердивших, что работали в комнатах над баром, где Джесси служил управляющим. Джесси обеспечивал работу предприятия и забирал у девушек двадцать процентов заработка как плату за «аренду». На допросе вскрылись интересные подробности, доставившие немало удовольствия журналистам, освещавшим суд. Окружной прокурор спросил одну из девушек, что случалось, если те не могли оплатить «аренду».

— Да ничего, — ответила она, — Джек за нас платил. Джек такой добряк; настоящий джентльмен. Когда мы болели, он оплачивал счета на лечение и ждал, пока мы снова выйдем на работу. Любая девушка готова была обслужить его даром.

После оглашения приговора, когда Джесси увели отбывать заключение, иммиграционные чиновники написали своим британским коллегам и приложили отпечатки пальцев Джека Барлоу, пытаясь установить его настоящую личность.

Еще в 1912 году в лондонском Ист-Энде случилась драка. Одного из участников, хорошо известного в местном преступном сообществе армянина, отвезли в больницу. Ему сломали челюсть и три ребра. Нападавший, который избил армянина за неоплату поставленного товара, отправился в ближайший полицейский участок, где ему предъявили обвинение в нарушении общественного порядка. Последовало слушание, обвинение подтвердили, а для более серьезного дела по причинению тяжких телесных повреждений не нашлось улик. Почему-то когда дело дошло до дачи показаний, у завсегдатаев паба резко испортилось зрение.

Не так давно в полиции начали применять технологию снятия отпечатков пальцев, и пальчики обвиняемого обработали в соответствии с новыми правилами, а папку с его делом отправили в Скотленд-Ярд. Два года спустя в дело добавили приписку, и с тех пор оно собирало пыль в отделе уголовных расследований. Прошел двадцать один год; в отдел пришли отпечатки на сверку, и дело извлекли на свет божий. Запросивший папку офицер прочел его с любопытством и даже изумлением. Затем снял трубку и попросил телефонистку связать его с подразделением по борьбе с терроризмом.

— Вам лучше приехать и взглянуть, — сказал полицейский. — Только что вскрылось одно дело, двадцать лет пролежавшее в архиве; тут есть приписка, что этот человек представляет для вас особый интерес. Нет, — ответил он на вопрос собеседника, — тут не написано, почему он вас интересует. Привод у него один, драка в пабе, но в записке от вашего отдела написано «считается погибшим». Что ж, он не погиб, а нашелся в Америке.

Летом 1936 года Джеку Барлоу предоставили возможность условного освобождения. Обычно уличенных в связях с организованной преступностью не освобождали досрочно, но в случае Джека прокуратура почему-то не возражала, и в начале сентября он вышел из тюрьмы. Тяжелая стальная дверь с лязгом захлопнулась за его спиной; он поправил поля шляпы и приготовился идти пешком к ближайшему шоссе, где надеялся поймать попутку до города. Но, оглядевшись, увидел, что к нему приближаются двое.

— Джек Барлоу? — спросил тот, что был ниже ростом.

— Это я, — отвечал он, почуяв недоброе.

— Джесси Баркер, он же Джек Барлоу, вы арестованы за нарушение закона об иммиграции, — сказали ему. Джесси утешало одно: не пришлось идти к шоссе пешком; сотрудники службы иммиграции усадили его в машину и повезли в Чикаго.

Предстоящая депортация не слишком его испугала: он понял, что смерть влиятельных членов его мафиозной «семьи» ослабила его позиции. В лучшем случае над его будущим нависла пелена неопределенности; в худшем ему грозила опасность. Впрочем, больше всего Джесси тревожило, что иммиграционные власти в Штатах знали, кто он на самом деле. Это означало, что они связались с британской полицией. Через несколько месяцев, сев на корабль, которому предстояло отвезти его обратно в Англию, Джесси размышлял, насколько хорошо британские власти осведомлены о его прошлом.

* * *

Детство Дэнни Мэллоя прошло в нищете в Австралии, поэтому он поставил себе цель разбогатеть во что бы то ни стало. И решил, что легче всего это сделать, найдя себе богатую невесту.

Он был хорош собой; этого у него было не отнять. Благодаря смешанному итальянско-ирландскому происхождению привлекательности и обаяния ему было не занимать. Немногие девушки могли устоять перед ним, да Дэнни и не пытался их отговорить. Он охотно удовлетворял их желание сблизиться с ним физически, но не был готов связать себя серьезными узами. Он искал девушку не просто красивую, не просто охочую до самой древней подвижной игры. Девушка его мечты должна была обладать дополнительным качеством — капиталом.

Дэнни работал на овцеводческой станции недалеко от города и каждый вечер в субботу ходил на танцы. Там летом 1937 года он впервые увидел Дотти Фишер. Дотти была высокой блондинкой, статной и привлекательной. У нее была отменная фигура, но этим ее достоинства не ограничивались. Когда Дэнни узнал, кто она такая, в его голове сразу нарисовались другие фигуры — например, жирный знак доллара. Фамилия Фишер в тех краях ассоциировалась с большим богатством. И Дэнни решил, что кусок этого пирога должен принадлежать ему. Он задумал сперва познакомиться с Дотти, а затем охмурить ее.

Дотти тогда едва исполнилось девятнадцать; она выросла в тепличной обстановке, и Дэнни представлялся ей парнем, о котором можно только мечтать. Не просто красивый, а прекрасный, как кинозвезда, которых Дотти видела лишь на экране местного кинотеатра. Темные выразительные глаза на лице с изящными точеными чертами; улыбка, в которую было вложено все его неисчерпаемое обаяние, мускулистое тело, лучившееся юностью и силой. Дотти мигом влюбилась в Дэнни — точнее, в его образ.

А вот другие — в частности, Патрик Финнеган и его жена Луиза — не поддались обаянию юноши. Поначалу они решили, что Дотти просто потеряла голову и это скоро пройдет. Не заметили тревожных знаков и не успели вовремя уберечь ее. Когда же все стало ясно, было уже поздно — для них и для Дотти.

Дэнни с первого взгляда не понравился Патрику и Луизе и сразу вызвал их недоверие. Их раздражало его обаяние, в ловушку которого попала Дотти; им казалось, что это лишь личина. Неспособность подружиться с их собственными детьми также сыграла роль. Луиза верно подметила, что Мэллой игнорировал все, что считал неважным и бесполезным для своей цели; его интересовал только главный приз. Патрик с ней согласился.

С большой неохотой, после долгих уговоров, Финнеган, будучи официальным опекуном Дотти, одобрил ее брак с Дэнни Мэллоем. Свадьбу назначили на весну следующего года. Дотти очень хотела пригласить брата Люка, но никто из членов семьи не имел ни малейшего представления, куда он уехал.