— Значит, вы шпион? — спросил он Пойнтона.

Тот недовольно поморщился.

— Мне больше нравится описывать наш род деятельности фразой «разведывательный сбор данных». Мы собираем и анализируем информацию; в соответствии с этим формируется государственная стратегия. Мы не делаем ничего из того, что сочиняют падкие на сенсации газетчики или авторы шпионских романов. Наши агенты не нарушают законы стран, где работают, не подкупают и не шантажируют местных чиновников. Хотите — верьте, хотите — нет, но наша работа по большей части — скучный, унылый, рутинный сбор статистики.

Саймон и Наоми вдруг поняли, что симпатизируют Пойнтону, хотя тот должен был вызывать у них страх и ненависть. Под действием его обаяния и заверений они расслабились и прониклись к нему доверием. Что еще раз доказывало, каким хорошим актером и превосходным лжецом был Пойнтон.

— От вас мне нужно лишь одно, — продолжал он, — помогите убедить Джошуа, что карьера в нашем отделе ему подходит. Как я уже говорил, работа неплохо оплачивается; гораздо лучше, чем работа в любой индустрии. Он сможет путешествовать, а ребята его возраста отдали бы правую руку за такой шанс; отдел оплатит все его дорожные и личные расходы. Что скажете?

Сомнения Наоми отобразились на ее лице.

Но Идрит Пойнтон недаром считался лучшим в своей профессии.

— Понимаю, как сложно вам будет расстаться с Джошуа, особенно после многолетних тягот, когда вы с ним были совсем одни, и учитывая, что раньше вы никогда не разлучались.

Наоми смягчилась, решив, что Пойнтон ее понимает. Он словно озвучил ее мысли. Она согласно кивнула.

— Уверяю вас, за рубежом Джошуа будет устроен лучше большинства молодых людей, работающих за границей; у него будет дипломатическая неприкосновенность, то есть, случись любая неприятность, правительство Великобритании возьмет его под защиту.

— Почему вы так хотите, чтобы именно Джош на вас работал? — спросил Саймон.

— Хороший вопрос, — ответил Пойнтон. — В силу нашей деятельности мы не можем набирать сотрудников в открытую, по объявлению, как большинство обычных компаний в других отраслях набирают людей других профессий. На бумаге нашего отдела вообще не существует. Мы не учтены в статистике, и нас, естественно, нет в телефонной книге. — Он горько улыбнулся. — Поскольку обычные методы найма нам закрыты, приходится полагаться на личные рекомендации.

— И на чьи же рекомендации вы полагались, когда решили нанять Джоша? — поинтересовался Саймон.

— О, декана университета, преподавателей и так далее.

— Но почему именно Джош? — спросила Наоми. — Неужели мало квалифицированных лингвистов?

— Таких одаренных, как Джош, можно пересчитать по пальцам, поверьте, — сказал Пойнтон, называя Джоша привычным семье кратким именем. — Но одного знания языков недостаточно. Для этой работы нужны и другие качества. Посылая человека за границу, мы рассчитываем, что он будет докладывать не только голые факты. Нам нужен комментарий, личное мнение, наблюдения о настроениях местных, политических тенденциях и так далее. Чтобы наше правительство сумело вовремя отреагировать на зарубежные события, мы должны предвосхитить их, догадаться, что должно случиться. Нам же сообщили, что у Джоша острый аналитический ум, что он быстро и точно считывает ситуацию и складывает отдельные элементы в общую картину, приходя к логичному выводу. Поверьте, Джош — редкая находка и очень талантливый юноша, идеально подходящий для нашей работы.

Саймон наконец решился.

— Думаю, Джошу будет полезен такой опыт, — сказал он Наоми. — Он и так думал ехать в Европу, а после недавнего разочарования ему нужна новая цель в жизни, новое занятие. — Он заметил вопросительный взгляд на лице Пойнтона. — Его бросила девушка, — объяснил Саймон. — Пусть лучше у него будет миссия, чем он отправится просто болтаться по Европе.

Глава двадцать вторая

Финлею Финнегану было всего четыре года. Он был совсем один и очень боялся. Он испытывал даже не страх, а животный ужас, который его маленький мозг еще не до конца мог осмыслить. Он не мог пошевелиться: его запястья и лодыжки туго связали веревкой, так туго, что мальчику было больно. Не мог он и говорить: у него был завязан рот. Тугая повязка врезалась в щеки. Его поместили в эту комнату, когда он проснулся. Финлея стошнило, потом он закричал; тогда-то ему и засунули в рот кляп. Его все еще тошнило; в комнате пахло его рвотой, и от этого тошнота усиливалась. Он ничего не видел: ему завязали и глаза. Иногда кляп вынимали и давали ему попить; вода была теплая, с землистым привкусом. Один раз его покормили. Прежде чем вынуть кляп, пригрозили: «Закричишь — убью». Финлей не закричал.

Он знал, что рядом были люди, чужие, и почему-то чувствовал, что те на него смотрят. Они говорили о нем, но почти никогда не говорили с ним, лишь когда приносили воду или грозились убить. Хотя его кормили и поили, подумать об отправлении естественных нужд им не пришло в голову. А ему было страшно, и наконец он не смог больше терпеть. Его тошнило, ему было больно и плохо, он обкакался — одним словом, Финлей Финнеган чувствовал себя очень несчастным и очень сильно боялся.

Тяжелые времена рождают отчаянных людей. Похищение планировали больше года. Идея возникла в тюрьме, где похитители сидели в одной камере. Один получил пять лет за ограбление, другому дали столько же за вооруженное нападение. Говорили главным образом о деньгах, их нехватке и о том, как их достать. Воры из них были, прямо скажем, никудышные. Когда информация о похищении Линдберга-младшего^[16] попала во все газеты, заключенные заинтересовались, затем увлеклись, затем поставили себе цель скопировать это преступление с абсолютной точностью. Их, похоже, не волновало, что похищение обернулось катастрофой и для Линдбергов, и для похитителя ребенка; им казалось, у них все получится лучше.

Когда мужчин выпустили — в ушах еще звенело ласковое напутствие охранника: «Ребята, спорим, я вас скоро еще увижу», — будущие похитители принялись выбирать жертву. Критерии выбора были простыми: жертвой должен стать ребенок, так как оба преступника были трусами; и, разумеется, ребенок богатых родителей. Выбор пал на семью владельцев и директоров «Фишер-Спрингз» — богатейшей компании в Австралии.

Преступники начали планировать похищение: установили слежку за семьей, наблюдали за их перемещениями, когда те уходили и приходили; для похищения сгодился бы любой ребенок, но лучше один из младших. Мужчины наскребли денег — точнее, украли — и сняли дом на окраине города, где их никто не стал бы искать. За аренду заплатили заранее.

Хотя преступники из них были никудышные, навыков хватило, чтобы взломать запертую дверь дома Финнеганов. Ранним утром они вошли в тихий дом через кухню. Поскольку они следили за домом, то знали, где находятся детские комнаты. По чистой случайности первой на пути оказалась комната Финлея. Похитители заранее раздобыли пузырек с хлороформом. Зажали рот мальчика тряпкой, пропитанной этим веществом, и спящий еще ребенок потерял сознание. Именно из-за хлороформа его впоследствии и вырвало.

Прежде чем уйти, мужчины оставили на подушке записку, затем завернули неподвижного мальчика в одеяло, прокрались по лестнице и вышли из дома, чьи обитатели по-прежнему спали крепким сном. Похитители пробыли в доме не более десяти минут.

В примитивно написанной от руки записке не было ничего лишнего:

Ребенок у нас. Если пойдете в полицию, мы его убьем. Нам нужно сто тысяч фунтов. Ждите указаний.

Потрясение, страх и горе — вот что испытали Патрик и Луиза Финнеган, узнав, что их младший сын пропал. Финлей обычно просыпался первым и шел в родительскую спальню; это происходило примерно в семь утра. Когда в семь сорок пять он еще не появился, Луиза послала Патрика проверить, не заболел ли мальчик. Тогда-то и нашли записку.

Когда паника слегка улеглась, первым побуждением родителей было следовать указаниям похитителей. Исчезновение Финлея не получилось бы скрыть от других детей, как не удалось бы совладать со страхом и тревогой в их присутствии. Провели неформальное семейное собрание; оказалось, что ночью никто не слышал ни звука. Люк Фишер сообщил, что дверь черного хода была открыта. И взломана.