— А вы уверены, что Джошуа примут в университет? В таком возрасте? — недоверчиво спросил Саймон.

Директор улыбнулся.

— С его способностями, полагаю, его примут везде. Хоть в это Рождество, поверьте, — с улыбкой добавил он.

Они еще немного поговорили, и Саймон с Наоми ушли и пообещали директору хорошенько подумать и сообщить о своем решении.

Предложение отправить сына на континент обернулось для его родителей большой проблемой. Когда в 1914 году Наоми бежала в Британию и искала здесь убежища после убийства Франца Фердинанда, она была сербкой по документам. Но теперь Хильдегард Кабринова-Шварц перестала существовать; даже Наоми уже не воспринимала себя как Хильдегарду. Время притупило память о прошлой жизни, и лишь теперь, спустя много лет, когда речь зашла о будущем сына, предложение директора заставило Наоми и Саймона посмотреть в глаза нелицеприятной правде.

Какой бы искусной подделкой ни были документы, раздобытые Саймоном для Наоми, они не выдержали бы тщательную проверку, необходимую для получения загранпаспорта. Было ясно, что сопровождать Джошуа на континент она не сможет. Британия, ставшая для нее безопасной гаванью в час нужды, превратилась для нее в тюрьму.

Тогда Саймон предложил выход, хоть и неидеальный:

— Очевидно, что мы не можем рисковать и подавать твои документы на загранпаспорт. Нельзя и отпускать Джоша одного, он слишком мал. Остается два варианта. Или я еду с ним, или он никуда не едет.

— Именно, — Наоми чуть не плакала, — поэтому я и чувствую себя ужасно. Я подвела тебя и подвела Джоша.

— Не говори глупости, — утешил ее Саймон. Они уложили малышей спать, а Джош сидел в своей комнате и возился с рождественским подарком — радиоприемником.

— А ты сможешь взять отпуск? — спросила Наоми. — У тебя же так много дел с этим слиянием и прочим.

Саймон улыбнулся.

— Как раз из-за «слияния и прочего» я могу уйти в отпуск, если Майкл и Сонни согласятся. Я не был в отпуске в прошлом и позапрошлом году; сейчас основная работа уже сделана, и я могу потребовать двойной отпуск за все время.

— Но как же работа? — не унималась Наоми.

— Если мы уедем в июле и августе, когда бизнес идет не так бойко, за шесть недель меня никто не хватится. И не забывай, именно на это время приходятся «недели бдений»^[9].

— А что это значит? — Наоми слышала это выражение, но не знала, что оно означает.

— В это время закрываются фабрики. Рабочие едут в отпуска с семьями; пустеют целые индустриальные городки. В Йоркшире в каждом городе «неделя бдений» приходится на свое время, но всегда попадает на июль-август.

— Но зачем?

— Если спросишь об этом фабрикантов, те ответят, что так рабочие могут съездить в отпуск в самое теплое время года, но на самом деле из-за жары, а значит, сухого воздуха шерстяная нить в прядильных и ткацких станках чаще рвется.

Через три дня Саймон сказал Наоми, что проблема решена. Сонни и Майкл не возражали против его отъезда. Пришла телеграмма из Австралии от Финнегана; тот тоже его поддержал. Саймон показал телеграмму Наоми. В ней было всего пять слов: «Отдохни за все прошлые годы».

* * *

Организовать поездку в Европу оказалось не так-то просто: требовалась тщательная подготовка и планирование. К счастью, Саймон Джонс был прекрасным организатором. Кроме того, он располагал ресурсами «Фишер-Спрингз». Когда на третьей неделе июля они с Джошуа отправились в путь, помимо билетов, документов, паспортов и национальных валют Саймон взял с собой адреса представителей «Фишер-Спрингз» во всех странах, где им предстояло побывать.

Хотя Сонни и Майкл уверяли, что справятся без Саймона, тому все же казалось, что зря он так надолго уезжает.

— Я буду звонить Наоми каждую неделю, — сказал он. — Если что-то случится, немедленно сообщите ей, и я тут же вернусь.

— Ты только посмотри на него, считает себя незаменимым, — усмехнулся Майкл.

— Спорим, без него дела в компании пойдут только лучше, — подыграл ему Сонни.

— Никто и не заметит, что он уехал, — заявил Майкл.

— Мы заметим, — возразил Сонни. — Некому будет мешать нам работать.

— Ладно, ладно, я все понял, — рассмеялся Саймон. — Но если случится реальный кризис, я буду тут как тут.

— Хорошо, если все фабрики сгорят, химический завод взорвется, а шерсть начнут раздавать бесплатно, мы, может быть, позвоним Наоми, — ответил Майкл. — Но если этого не случится, слушайся Патрика Финнегана и отдыхай за все прошлые годы.

Отъезд Саймона и Джошуа прошел в слезах и на эмоциях. Самих путешественников не так пугала перспектива разлуки, ведь они радовались предстоящей поездке, а вот Наоми страшило расставание. Хотя она больше не боялась разоблачения, впервые за время брака с Саймоном ей предстояло разлучиться с мужем, и впервые в жизни она отпускала от себя Джошуа. К счастью, ей просто некогда было грустить в их отсутствие: домашние дела и забота о младших детях отнимали все ее время.

Через шесть недель путешественники вернулись и привезли с собой множество воспоминаний. Среди них были и хорошие, и не очень. Джошуа устроился на свою первую временную работу младшим клерком в контору, а его отец, занимавший самый высокий пост в той же конторе, потчевал своих коллег-директоров рассказами о странах, где они побывали.

— В Испании полный бардак и в политике, и в экономике. Страна разрывается между фашизмом и коммунизмом; короля у них больше нет, руководить некому, и каждый стремится отхватить себе кусок пирога. Во Франции странные настроения. Разница между Францией и Германией просто поразительная. Если бы я не знал об итогах войны, то подумал бы, что Германия в ней победила, а Франция проиграла. Немцы производят впечатление людей очень уверенных в себе, даже, пожалуй, заносчивых. Я знаю, что рейхстаг — коалиция, но все в курсе, кто на самом деле там заправляет, хоть они и запретили лидеру становиться канцлером, потому что он австриец.

— И как он тебе?

— Гитлер? Смешной малый с усиками, как у Чарли Чаплина; явно наслаждается звуками собственного голоса. Мы как раз были в Берлине, когда он проводил митинг; пошли из чистого любопытства. Джош мне кое-что перевел.

— И как впечатление? — спросил Майкл.

— Поначалу кажется, что вроде ничего такого, — ответил Саймон. — Лишь потом, задумавшись о том, что мы видели и слышали, я всерьез испугался. Там были сотни людей, и все стояли в полной тишине, пока не вышел Гитлер с помощниками. Все было тщательно срежиссировано, и, как только он заговорил, все начали слушать. Говорил он долго и бессвязно, подначивая аудиторию и рассказывая о своем намерении избавить Германию от «нежелательных» элементов. Насколько я понял, говорил он о евреях и называл их причиной всех бед Германии; мол, из-за евреев немцы проиграли в войне, из-за них распространилась безработица и повысилась инфляция. Затем он заявил, что хочет очистить нацию и построить новую Германию, которая простоит тысячу лет.

— И как его принимали? — спросил Сонни.

— Вот это и было самым страшным. Толпа обезумела; люди кричали, салютовали руками и выкрикивали лозунги. Признаюсь, я испугался и был рад скорее уйти.

— А много ли у Гитлера сторонников? — спросил Майкл.

— Мне кажется, немцы в большинстве своем готовы слушать кого угодно, кто предлагает им лучшие условия. Они пережили позор поражения в войне, череду коррумпированных и неэффективных правительств, страшную бедность, массовую безработицу, инфляцию, обесценивание валюты — ясное дело, что все это им уже надоело. А фашисты обещают трудоустроить всех, покончить с бедностью и вернуть немцам гордость за нацию; неудивительно, что у них все больше последователей. Однако среднестатистический немец не видит — или не хочет видеть — темную сторону их идеологии.

— Что ты имеешь в виду? — Сонни внимательно слушал.

— Пока это только слухи, но, если приглядеться внимательнее, признаки налицо. Я пару раз слышал, что случается с теми, кто пытается дать им отпор. Чаще всего речь шла о «несчастных случаях»; полагаю, это значит, что неугодных избили, а может, что и хуже. Многие активисты партии выглядят как настоящие головорезы и преступники. Сразу видно, на что они способны. Если такие ребята вдвоем или втроем подойдут к тебе даже при всех, лучше не связываться. Иначе побоев не избежать.