– Почему?

– Так это я вас спрашиваю – почему? Вот вы этим и займитесь.

– Так, хорошо, допустим это так, и мне действительно надо начать сначала. Но, тогда получается, что я должен начать с вас, уважаемый Сергей Викторович.

– Не понимаю, что вы имеете в виду?

– Что вы делаете такое, что вокруг вас все засуетились? Над чем вы работаете?

– В основном, моя лаборатория работает над звуком. Так еще со времен войны сложилось, что тринадцатый отдел – это звук. Не понимаете? При помощи звуковых колебаний мы определяем: кто стреляет, чем стреляет, и где этот стрелок находится. Работы со звуком, чтобы убрать лишние вопросы, ведутся по всему миру. У одних лучше, у других хуже – по- разному.

– А на каком уровне вы находитесь?

– По внедрению звукоулавливающей аппаратуры, возможно, я подчеркиваю, возможно, потому что сам не знаю, входим в двадцатку стран, в лучшем случае. По разработкам, – он задумался, – может быть в десятке.

– Да? А я думал мы на первых местах.

– Вряд ли в здравом уме можно так думать, наблюдая, куда расходуются деньги. Впрочем – это мои предположения.

– Можете что-нибудь рассказать более конкретное, чтобы я имел представление о том, чем вы занимаетесь, в рамках возможного, конечно? Просто, это поможет мне сориентироваться на моем участке работы. Хотя бы самое основное.

– Пожалуй. Мы в своей работе исходим из того – что все есть звук. Абсолютно все! Вот вы сейчас сидите передо мной и излучаете мелодию. Каждый человек излучает свою музыкальную композицию, которая отличается от других людей – также как отпечатки пальцев одного человека, отличаются от отпечатков пальцев других. Ну ладно, это я так, к примеру, а то мы с вами до конца этак никогда не доберемся. Таким образом: когда например, орудие подъезжает на позицию – у него один звук. Понимаете? Совершенно отличный от других. Когда оно стреляет – опять же имеет свой характерный звук. Когда снаряд проворачивается в стволе по нарезке – это опять, присущий только этому орудию звук. Это мы слышим только грохот. Но приборы фиксируют фактически взвизг снаряда в диапазоне практически ультразвука. Это я еще не рассказываю вам про нецензурную брань бегающего вокруг орудия расчета. Это я вам вкратце ответил на вопрос – кто! Теперь – чем. Вы верно догадались – снарядом. Но все снаряды разные, как и люди. Есть толстые и худые, есть тяжелые и легкие. Каждый крутится в воздухе со своей скоростью и каждый тащит впереди себя кучу уплотненного воздуха, оставляя позади звук и шелест. Это мы тоже фиксируем. И если первые два вопроса мы решаем просто из любопытства, то вот третий вопрос – где это орудие находится – волнует всех без исключения. Поэтому, во всех странах мира идет работа над таким прибором, который бы наиболее точно указал координаты той заразы, которая пуляет в нас снарядами. Вот – вопрос всех вопросов. Что касается нас, то мы, как русские, пошли, как всегда, нетрадиционным путем. Я не зря начал наш разговор с мелодии. Дело в том, мы подумали, что коль каждая малюсенькая клетка в этом удивительном мире издает свою мелодию, то, значит, свою симфонию исполняет и наше орудие. И таки да, как говорится на одесском рынке, нам удалось придумать и сварганить прибор, который переводит весь этот грохот, визг и шелест с матом в определенную мелодию. Если говорить высокопарным слогом – в мелодию войны.

– И как? – Алексею действительно стало интересно.

– А-а, – Сергей махнул рукой и поморщился, – так себе произведение. Но чем хороша эта мелодия, так это тем, что каждую ноту фиксирует свой приборчик, а окончательно, все это безобразие анализирует специальная программа, которая и дает четкое целеуказание для нашей артиллерии. Вот и все… в общих чертах.

– Наверное, вы мастер в своем деле, – с уважением глядя на собеседника произнес Алексей.

– Молодой человек, я занимаюсь этим всю свою жизнь!

– Скажите, Сергей Викторович, это все, или есть еще какие-то разработки?

– Конечно есть! Я вам рассказал об основной, так сказать, тематике нашего отдела.

– А вот эта, ну, ваша система с музыкой… могла бы заинтересовать наших …

– Партнеров?

– Наших недругов?

– Отыскали-таки нейтральное слово. Да, безусловно… наших врагов это могло бы заинтересовать.

– Тогда, вырисовывается компания – из вашего друга детства Геннадия и все-таки… кого-то из вашего окружения.

– И кого-то… из вашего.

ГЛАВА 11

– Докладывай, – Полковник стоял спиной к майору и задумчиво смотрел на чернильные облака, сеющие мелкий дождь, унылую картину внутреннего двора управления, на грузовик, с которого двое рабочих, ежась, стали снимать привезенные для кабинета начальника стол и шкаф.

– Объект ведет очень будничную жизнь, настолько унылую и скучную, что даже зацепиться не за что. В общем, как говорил Паниковский: «серая, ничтожная личность», – улыбнулся Майор.

– Какой Паниковский? Из пятого отдела что ли? – также задумчиво переспросил Полковник.

Майор вспомнил, что у начальника, напрочь отсутствовало чувство юмора, а теперь еще стало ясно, что и с советскими классиками у него было не очень… и ему стало неловко.

– Извините, я пошутил.

– Как… пошутил? – Полковник повернулся и тяжело, целую минуту, наверное, смотрел на медленно багровеющего Майора.

– Не смешно, товарищ Полковник.

– Ладно, шутник, продолжай, – он несколько повеселел. Все-таки приятно, когда перед тобой трепещут.

– Так вот, – работа – дом, дом – работа. Жены нет, подруги нет. С этой Ольгой они встречаются, но редко и видимо, отношения носят чисто дружественный характер. Впрочем, и дружба-то какая-то странная. Так, пару раз в месяц встречаются, в основном по воскресеньям и в основном в музее. Что-то она там рисует, а он рядом стоит – смотрит.

– На кого смотрит – на нее, или на девушек-эскортниц?

– На картину, что она рисует. А никаких эскортниц я там не встречал. Может быть экскурсоводов?

– Все жжешь? Давай далее, Райкин.

– Так вот, друзей тоже нет. Во всяком случае, в гости ни к кому не ходит.

– Может, дружеские отношения с кем-нибудь из его сотрудников? – Полковник опять прилип к окну.

– Узнавал. Со всеми поддерживает ровные отношения, но не сближается уж настолько.

Хотел добавить: «беспощаден к врагам Рейха, но подумал – и не добавил».

– Дачи нет?

–Откуда? Он за всю жизнь и на квартиру-то не заработал.

– Вечный студент… Знакомо. А то, что дачи нет – жаль. Там бы могли как раз развернуться. Сарай там ему, например, спалить, или в картошку колорадских жуков насыпать – пусть выбирает… интеллигент несчастный.

– На трамвае на работу ездит… нищета, – насмешливо улыбнулся Майор, вспомнив про свой шестисотый красавец.

– Да? – Внезапно заинтересовался Полковник. – Ты вот, что, майор, сделай так, чтобы его, мазурика, каждый день обчищали. У тебя есть кто на примете?

– Обижаете, товарищ полковник. Есть кое-кто. Колей зовут, по кличке «Обруч».

– Почему «Обруч»? – опять заинтересовался Полковник, – в смысле… он всех вертел что-ли?

– Судя по тому, что я о нем знаю, скорее – наоборот. Впрочем, никогда не интересовался. Узнать?

– Узнай, – опять меланхолично повернулся к окну Полковник

Во дворе раздался грохот, шум, крики, брань.

– Идиоты, шкаф уронили. Так, что обе дверцы отлетели. Да, и вот еще что – пусть щипет по мелочи. Документы трогать не надо – мы не звери какие-нибудь. Но что б тревога у товарища появилась. Дальше.

– Все.

– Что… все? В булочную ходит?

– Нет, мать покупает, в основном.

– Нет… я впервые встречаю абсолютно счастливого человека. Ничего ему не надо – ни жены, ни друзей, ни денег, ни славы. Я тебе устрою – прохиндей. Устроился. Другие пусть впахивают, а этот тип свесив ножки всю жизнь хочет бесплатно проехать. Он, может быть, и водку не пьет?

– Нет.

– Зара-аза какая! Что пьет?

– Чай… по-моему. Ну, там кефир, иногда.

– Я ему устрою! В чай ему, паразиту, соль сыпьте, и снотворное – что б изобретал поменьше. Пусть спит, слюни пускает. Исполнителя найдешь?