– Вроде, – продолжал Костик, которому наркотик ударил в голову, – он основатель теории, что мы от обезьян произошли?

Он передал мне косяк. Я затянулся.

– Вроде, да. Принято так считать. Я в геометрии плохо соображаю.

– Да какая геометрия? Это же Дарвин! Это же биология! – вытаращил на меня глаза Костя. – Перепутал геометрию с биологией, а затянулся всего три раза.

– Вот! Настолько плохо знаю предмет, что даже его название путаю! Ну и что Дарвин? Ты клонишь-то к чему?

Костя, как сейчас помню, забрал у меня самокрутку, и сказал:

– Так вот, есть еще теория, что мы произошли от рыб. И Дарвин с ней не вяжется. А мы реально произошли от рыб. Знаешь, почему? Вот ни за что не догадаешься, почему мы от водоплавающих начались.

– Ну и почему?

Костя, как сейчас помню, затянулся перед ответом, потом выдохнул:

– Я считаю, рыбке захотелось полежать! Я серьезно! Сам подумай, Жек. Вот рыба, так? Плавает в океане, озере, не важно. Всегда в воде. В водной невесомости. И тут у нее кости устали от давления воды, и она решила отлежаться. И выбросилась на берег. И как-то выжила на этом берегу миллионы лет назад. И вот на нее действует гравитация. И она вынуждена расширять свою спину, чтобы ей было приятно полежать на расширившейся спине, и насладиться чувством тверди под ней.

Костя всегда был необычным парнем. Например, годом позже он заявит перед всем классом такое: «Чем длиннее ногти на пальцах девушки, тем более длинного члена она хочет». Это произойдет на уроке литературы, и, как расскажет нам сам Костик, отец свяжется с админами сайта «Purnhub» и попросит их заблокировать Косте доступ в его аккаунт.

Конечно же, Костю это не остановит.

Так вот.

Конечно, заявление Кости было бредом, но сейчас я ощущал себя той самой рыбой, которой надоело тяготение и давление воды, и она решила вышвырнуть себя на жестокий берег. Чтобы размять кости, а затем развить их во что-то, что миллионы лет будет называться спиной.

И вот я лежу на своей спине после года скитаний по лесам. И мне настолько классно, что я хочу петь.

Я – та самая рыба.

Я закрываю кладбище, и до самого утра лежу, то проваливаясь в сон, то оставаясь наедине с собой. Спишь – пустота, не спишь – темнота. Сонное забвение приходит еще раз под утро, а затем я просыпаюсь под звуки будильника на телефоне. Завтракаю, открываю кладбище, и, пока нет посетителей, приступаю к уборке. Нужно подготовиться к приезду Елены Сергеевны, показать ей, как мне важна эта работа. Но теперь это и мой дом, и в нем должен быть порядок. Не ленюсь помыть полы и пропылесосить, даже протираю окна влажной тряпочкой. Окна от такой заботы чище не становятся.

Елена Сергеевна приезжает к одиннадцати. Ее «БМВ» шуршит шинами у ворот кладбища. Она по-хозяйски уверенно заходит внутрь некрополя, затем в сторожку.

– Здравствуйте. Проходите в зал.

– Привет, Женя, – говорит она, заходя внутрь сторожки. – Ты извини, я обутая пройду.

– Да ничего страшного, хотя, полы я помыл.

– Ого, похвально, – говорит она, стуча каблуками за моей спиной.

Мы проходим в зал, я спохватываюсь, хочу предложить ей чай, но вовремя останавливаю себя. Сажусь за стол.

– Жень, во-первых, результаты вашего медосмотра. Просто храните их где-нибудь, – она достается из сумочки прозрачный файлик и протягивает его мне. – Во-вторых, доверенность на машину. Распишитесь, я выдам ключи.

– Машину?

Ни о какой машине речь вчера не шла.

– Да, за окном же «ракушка» стоит, – поясняет Елена, давая мне время убедиться в сказанном. – В ней «Форд Фокус». Вам же придется иногда покидать кладбище. Машина старенькая, две тысячи десятого года, но еще бегает. Я выбила ее для нужд кладбища в муниципалитете лет пять назад.

Хваткая женщина.

Хорошо, что я в армии права получил. Я расписываюсь в доверенности, и получаю ключи, еще не зная, что эта машина сыграет в моей истории не последнюю роль.

– Далее! – продолжает Елена, не дав мне опомниться. – Сегодня придет могильщик, будет копать могилку. Похороны через два дня. Похоронные данные я выслала тебе на рабочую почту.

– Угу.

– Могильщика зовут Семен. Он же и будет заменять тебя раз в неделю, по воскресениям, на сутки.

Положа руку на сердце, я бы оставался на кладбище и по воскресениям. На улице холодает с каждым днем, небо все чаще отплевывается дождем… Впрочем, теперь есть автомобиль, и раз в неделю можно перекантоваться в нем.

Больше всего мне не нравится тот факт, что этот Семен будет рядом со мной. Это опасно для него. Собственно, Елене Сергеевне тоже нельзя находиться рядом со мной, поэтому я рад, что она очевидно куда-то спешит.

Можно попробовать отбрехаться-отплеваться от этого Семена, но это вызовет ненужные подозрения: вся моя история с поступлением в Университет и желанием жить от родителей независимо шита белыми нитками. Откажешься от единственного выходного, дежуря шесть дней по двадцать четыре часа, и вызовешь подозрения. Лучше уж ночью в автомобиле. Да, в лесу, зато в тепле. Будет скучно, но я привык скучать.

– Еще ваша зарплатная карта, – она выуживает из сумочки конверт. – Пароль с карточкой внутри. распишитесь в получении.

Ставлю свою корявую подпись.

Елена спрашивает меня о всяком, о том, как обжился, как настроение, предупреждает, что будет скучно, рассказывает какие-то малоинтересные факты о моих предшественниках на этой должности, инструктирует. Я послушно киваю, уточняю что-нибудь и тайно благодарю ее, что она не расспрашивает меня о моей жизни до кладбища. Мне не хочется врать, и уж тем более не хочется врать этой милой и доброй на вид женщине.

– Все, времени у меня совсем в обрез, – наконец говорит она, глядя на часы на руке. – Женя, связь вечером. Могильщика ждите завтра. Захоронение послезавтра.

Она просит ее не провожать, и, все так же клацая каблуками, как молоточками, выходит из сторожки, садится в свой «БМВ» и уносится в сторону Архангельска.

Машу ей рукой, стоя за воротами кладбища. Затем, сунув руки в карманы куртки, смотрю вверх. Облака надо мной серые, и неба за ними не видно вообще: будто кто-то усеял небосклон огромными булыжниками, тесно прижатыми друг к другу.

Возможно, где-то там, за экзосферой, за радиационными поясами Земли есть какая-то сила, живущая в космических минус двести семидесяти градусах, и обдуваемая солнечным ветром, которая наделила меня моим проклятием. Может быть, эта сущность пытается подвести меня к какой-то мысли, подтолкнуть к какому-то действию, но я ослеп и оглох.

Обхожу кладбище, стараясь быть незаметным для посетителей… Да и кто знает в лицо сторожей кладбища? Почти никто. И уж тем более не опознают местного охранника в молодом парне.

Нахожу Лару рядом с могилой, которую она облюбовала еще вчера. Могила Богачевой Динары Игоревны, кем бы она ни была при жизни, после смерти поддается акту вандализма таксы.

– Лара, нельзя!

Оттаскиваю сопротивляющуюся таксу за ошейник, беру ее снарядообразное тело на руки, и тащусь в сторожку.

05

В ближайшие два дня происходят два важных в этой истории события. Одно из них повлияет на мою судьбу лишь косвенно, другое же изменит ее окончательно, еще раз вывернет мою жизнь наизнанку и поставит последнюю точку.

Но до этого еще далеко.

Наверное, единственное, чем нельзя заниматься в этой жизни по-разному, так это рытьем земли. В этом деле, если не хочешь ставить себе палки в колеса, то работаешь по стандартной схеме, которую знает даже пятиклассник. Я выкопал не один десяток окопов, и знаю, о чем говорю. Могильщик, пришедший на следующий день, копал методично: лопату в землю, помог себе ногой, затем отбросил полотно земли в сторону. Где-то посреди процесса он сел прямо на землю, закурил и хлебнул из фляги, после чего продолжил. Денек стоял теплый, поэтому спешить ему было некуда.

Мне подавно некуда спешить, поэтому я наблюдал за работой могильщика с чистой совестью и килограммом картошки в кишках.