В вечерних ресторанах, В парижских балаганах, В дешевом электрическом раю, Всю ночь ломаю руки От ярости и муки И людям что-то жалобно пою. <…> Звенят, гудят джаз-банды, Танцуют обезьяны И бешено встречают Рождество. А я, кривой и пьяный, Заснул у фортепьяно Под этот дикий гул и торжество. «Желтый ангел» Подробнее Вертинский рассказал об этом времени в своих воспоминаниях «Дорогой длинною». Особенно остро боль неприкаянного, обреченного существования без родной почвы ощущала эмигрантская молодежь. Подросткам, вывезенным из России, еще только предстояло найти свой путь в литературе. Самый известный автор этого поколения – Владимир Набоков, но он состоялся как прозаик, и мы не включили в сборник его ранние стихи. Наиболее талантливым поэтом эмигрантская критика называла рано умершего Бориса Поплавского. Полагают, что именно он дал название течению эмигрантской поэзии, к которому сам не принадлежал, но о котором отзывался высоко, – «парижская нота». Поплавский описал ее тремя словами: «торжественная, светлая и безнадежная». Основатель этого направления – Георгий Адамович, поэт-акмеист, друг Николая Гумилева и Георгия Иванова, участник «Цеха поэтов», еще до революции издавший два сборника стихов. Он много писал о том, какими должны быть стихи. По его словам, творчество – это «правда слова, соединенная с правдой чувства». Главные темы в поэзии «парижской ноты» – одиночество, любовь и смерть, а за простыми точным словами всегда должен сквозить «трансцендентальный ветерок», и чтобы все слегка двоилось… Как говорил Георгий Адамович, «грусть мира поручена стихам». Этому направлению принадлежало несколько поэтов из молодого поколения эмигрантов: Юрий Мандельштам, Ирина Кнорринг, талантливейший Анатолий Штейгер – все они рано ушли из жизни. В сборнике представлено также несколько других поэтов первой волны эмиграции, шедших своим путем и не принадлежавших ни одному из направлений: Вера Булич, Юрий Одарченко, Лидия Алексеева. О каждом из них, как, впрочем, и вообще о каждом из поэтов, чьи стихи вошли в эту книгу, можно было бы написать отдельную новеллу, а о некоторых и целый роман, остросюжетный и захватывающий. Права была Ахматова, заметившая во время судебного процесса над Бродским: «Какую биографию, однако, делают нашему рыжему!» Поэту, чтобы состояться, необходима «био- графия» – глубокий опыт жизни. Мы предлагаем читателям лишь краткие, пунктирные биографические сведения об авторах, с чьими стихами они познакомятся. Нам не удалось найти сведений о наследниках некоторых поэтов, приносим правообладателям глубочайшие извинения и просим их любезно откликнуться. Судьбы поэтов были разными, но есть в них одна общая черта: все они больше всего хотели вновь оказаться на родине – хотя бы своими стихами. Это нужно не только поэтам, но и нам, читателям. Вячеслав Иванов (1866–1949) Язык Родная речь певцу земля родная: В ней предков неразменный клад лежит, И на́шептом дубровным ворожит Внушенных небом песен мать земная. Как было древле, – глубь заповедна́я Зачатий ждет, и дух над ней кружит… И сила недр, полна, в лозе бежит, Словесных гроздий сладость наливная. Прославленная, светится, звеня С отгулом сфер, звучащих издалеча, Стихия светом умного огня. И вещий гимн, их свадебная встреча; Как угль, в алмаз замкнувший солнце дня, — Творенья духоносного предтеча. 1927 ««У лукоморья дуб зеленый…»…»
«У лукоморья дуб зеленый…» Он над пучиною соленой Певцом посажен при луке, Растет в молве укорененный, Укорененный в языке. И небылица былью станет, Коли певец ее помянет, Коль имя ей умел наречь. Отступит море, – дуб не вянет, Пока жива родная речь. 1944 Константин Бальмонт (1867–1942) Здесь и там Здесь гулкий Париж и повторны погудки, Хотя и на новый, но ведомый лад. А там на черте бочагов – незабудки, И в чаще – давнишний алкаемый клад. Здесь вихри и рокоты слова и славы, Но душами правит летучая мышь. Там в пряном цветенье болотные травы, Безбрежное поле, бездонная тишь. Здесь в близком и в точном – расчисленный разум, Чуть глянут провалы, он шепчет: «Засыпь». Там стебли дурмана с их ядом и сглазом, И стонет в болотах зловещая выпь. Здесь вежливо холодны к Бесу и к Богу, И путь по земным направляют звездам. Молю тебя, Вышний, построй мне дорогу, Чтоб быть мне хоть мертвым в желаемом там. 1929 Разлучность Я с вами разлучен, деревья, Кругом ненужный мне Париж, А там, где вы, вдали кочевья Звенящих пчел, улыбка девья И солнце – праздник каждодневья. Зеленовейность, воля, тишь. А там, где вы, любая мушка Звенит Создателю хвалы, Лесная вся в цветах опушка, И, одиноких грез подружка, Кукует гулкая кукушка В душистом царстве нежной мглы. Я с вами разлучен, щеглята, Что звонко пели мне в окно, Вся вольность от меня отъята, И все мое неволей взято, Мне помнится – я жил когда-то, Но это было так давно. 1918 Иван Бунин (1870–1953) «И цветы, и шмели, и трава, и колосья…» И цветы, и шмели, и трава, и колосья, И лазурь, и полуденный зной… Срок настанет – Господь сына блудного спросит: «Был ли счастлив ты в жизни земной?» И забуду я все – вспомню только вот эти Полевые пути меж колосьев и трав — И от сладостных слез не успею ответить, К милосердным коленам припав. 1918 |
