— Да, что у них здесь произошло…? — бормочет дядюшка, осматриваясь.

— Вон, в конце коридора дверь вышибло, значит нам туда!

Перешагивая через обломки деревянных створок, мы заглядываем в гостиную. Вернее, это апартаменты из двух отдельных помещений — там еще и спальня есть за стеной, судя по широко распахнутой двери. А вот взрыв произошел именно в гостиной. Правда, он какой-то странный: ничего тут не обгорело, только вся мебель разбита и картины со стен попадали. Еще карнизы вырвало с мясом из стены, и теперь шторы превратились в грязные тряпки, свисающие через подоконник во двор.

Бекетов бросается к тучной даме, барахтающейся на диване, у которого подломились ножки и отвалились подлокотники. Толстую тетку одному Александру Ивановичу поднять явно не под силу, но я помогать этой жабе не собираюсь. Пусть поваляется пока, сейчас не до нее. Я замечаю Шкурина, сидящего на полу у стены, и подаю ему руку, помогая подняться. Голова у пристава пробита, и кровь из раны тонкой струйкой капает на ворот мундира, по пути пачкая его пышные бакенбарды. Похоже, бедолагу ударной волной приложило о стену, да еще сверху на голову картина обрушилась. Протягиваю ему свой носовой платок.

— Василий Семенович, вы как⁈ И что тут у вас случилось?

— Жить буду… Это у господина Оленина выброс силы случился из-за ссоры с сестрой.

— Потерпите немного! Я сейчас Марию Ивановну позову, она у нас кудесница.

Выглянув в окно, прошу тетушку подняться наверх, прихватив с собой лекарский саквояж и пару слуг мужского пола.

— Так… а где же сам виновник переполоха?

Пристав, прикладывая платок к ране, молча кивает на спальню. Там, обхватив голову руками, на кровати сидит тот самый «колобок».

— Петр Миронович, объяснитесь…! — строго говорит ему Бекетов — Вы же не юнец какой, должны же контролировать свой дар. Так могли ненароком и убить кого-нибудь. Это можно расценить, как нападение на полицейского при исполнении служебных обязанностей, такое поведение недостойно дворянина.

— Ну, что вы такое говорите, Александр Иванович, какое нападение…! — устало машет рукой толстяк, поднимая на нас глаза. Лицо у него бледное, как полотно, краше в гроб кладут — Я виноват лишь в том, что психанул во время ссоры с сестрой, узнав про отвратительный поступок ее сына — моего племянника.

— Это Петр Миронович про Виктора Оленина говорит — пояснил нам Шкурин — я как раз рассказывал Ольге Мироновне про неблаговидные выходки ее сынка.

— Странная у вас однако логика, господин Оленин — усмехнулся я — Значит, принуждать несчастную вдову к браку и запугивать ее — это отвратительно. А запихнуть в лечебницу для умалишенных нормально?

— Вы о чем? — удивился «колобок». И его удивление выглядело вполне искренним.

В этот момент в разрушенном дверном проеме показались двое крепких мужиков, а вслед за ними появилась и тетушка. Она тут же бросилась к толстухе, доставая из кармашка пузырек с нюхательной солью.

— Так — распорядился Бекетов — барыню поднимите и уложите ее на кровать в спальне. Заодно позовите к ней служанок. А мы пока поговорим с Петром Мироновичем в другой комнате.

Толстяк встает и, пошатываясь, бредет к дверям. Мы втроем выходим вслед за ним. В соседнем помещении планировка точно такая же, да и обстановка похожая. Видимо все правое крыло отведено здесь исключительно под гостевые покои, а хозяйские расположены по другую сторону от центральной лестницы.

— Итак… — возвращается к разговору дядюшка, стоит нам рассесться в кресла — объясните, Петр Миронович, чем же вам, Олениным, так не угодила моя сноха?

— Ну, почему сразу «не угодила»? — пожимает плечами Оленин — У нас с Миленой вполне хорошие, родственные отношения.

— Такие хорошие, что бедная вдова вынуждена была искать защиты у губернатора?

— Ей не стоило близко к сердцу воспринимать настырные ухаживания Виктора. Достаточно было пожаловаться мне, и мы бы это уладили в своем узком кругу.

— По-родственному? — усмехаюсь я — Позвольте вам не поверить. Я видел, как он вел себя в ресторации на постоялом дворе. И лично вышвырнул Виктора оттуда, поскольку иначе, как хамским его поведение назвать нельзя. Но после того, как он нанял бандита, чтобы запугать Милену, я уже таким снисходительным не буду, пусть лучше в следующий раз не попадается мне на глаза — пристрелю мерзавца!

— Константин Михайлович…! — укоризненно качает головой Шкурин — не годится дворянину угрожать убийством другому в присутствии представителя власти.

— Хорошо. Тогда я вызову Виктора на дуэль и пристрелю его на законных основаниях — поправляюсь я.

— Спешу напомнить, что дуэли запрещены в нашей империи, господин Бекетов, это вам не Европа — осекает меня этот зануда в мундире.

— Будем считать, что мой племянник сейчас погорячился с дуэлью, но согласитесь: его ведь тоже можно понять — вмешался Бекетов — а вот от вас, Петр Миронович, я хотел бы получить получить объяснения, как от нынешнего главы рода Олениных. С каких это пор дворяне Северного клана взяли моду отправлять родственниц в дома для умалишенных?

После этих слов графа Оленину совсем поплохело, и он замахал на нас своими пухлыми руками

— Ну, что вы такое говорите, Ваше Сиятельство?!! Как можно-с⁈ Речь шла только о том, чтобы оформить родственную опеку над вдовой и детьми моего покойного брата.

— А каковы основания для такого неординарного шага?

— Поверьте, основания у нас были. Когда Милена Силантьевна пришла в себя после болезни, она вела себя странно. Крайне странно. Поэтому естественно, что мы все были обеспокоены. Все-таки Оленино — это наше родовое имение, и я, как глава нашего рода, не мог позволить женщине разорить его своими неразумными поступками.

— И что же это за поступки такие? Неразумные? — поднял я бровь.

— Ну, например, она, не посоветовавшись ни с кем, распорядилась закупить картошку для посадки, и отвела под нее одно из лучших полей в имении.

— А что же вы увидели в этом неразумного? — удивился я — Картофель — это отличное подспорье для крестьян на случай неурожая зерновых. Всем бы последовать ее примеру!

— Так на этом поле и горох прошлым летом неплохо уродился.

— При всем уважении, Петр Михайлович, урожайность у них все же разная. А что поле жена выбрала хорошее, так любому помещику должно быть известно: картофель в низинах не растет, а после гороха его урожай крестьяне соберут как раз отличный! Надеюсь, Милена не забыла им указать, что при посадке в каждую лунку нужно вносить горсть золы, а потом пару раз каждый куст окучить, пока он не зацвел?

Все трое подозрительно замолчали и смотрели так, словно у меня вторая голова выросла. А что я такого сказал? Все правильно. Отец жены, как на пенсию вышел, не на шутку увлекся огородом и столько литературы по овощеводству перечитал, что в пору диссертацию писать. Он ради этого даже соседний пустующий участок выкупил: теплицы там построил и высокие грядки. А оставшееся место распахал культиватором под картошку и капусту. И сам же потом смеялся, что овощи золотыми у него выходят. Зато экологически чистыми.

Летом, как к ним на дачу в гости ни приедешь, тесть тут же всех на экскурсию в парник и на огород ведет, и не дай бог отказаться — обидится страшно! И потом все разговоры за столом исключительно о тонкостях выращивания овощей и зелени. Увлеченный человек, родным оставалось только смириться! Один раз, когда у тестя спину прихватило, нам с дочками даже пришлось помогать ему с окучиванием картошки. Так что мы, хоть и коренные горожане, но в принципе неплохо подкованы на тему огорода.

— Кх-м… да, дело собственно не только в картошке — отмер Оленин — Милена Силантьевна ведь и на медицинские темы рассуждать вдруг стала, чего за ней сроду не водилось. Я к примеру, падагрой страдаю, так она мне целую лекцию прочла о пользе диеты.

— Ну, так она права — вступился я за жену — диета при падагре — это святое. При обострении нужно первым делом исключить из рациона мясо, всю выпечку, соленья и спиртное. По-моему, каждый падагрик это знает. Разве ваш доктор об этом никогда не говорил?