– Вы не поедете на праздники к тете в Нью-Йорк?
– У меня нет денег на самолет, – ответила Илария, терзая зубочисткой бумажную салфетку. – На самом деле тетя прислала мне деньги на дорогу, но я потратила их, чтобы заплатить за квартиру и остаться здесь работать. Я не стала устраиваться официанткой, чтобы быть свободной для поездок с вами по Бергамо.
Безана закусил губу.
– Вы поступили правильно, Пьятти. Вы действительно мне нужны.
Илария улыбнулась. Нужно совсем немного, чтобы ее лицо просияло. Ну, например, узнать, что она кому-то нужна.
– А вы? Увидитесь с сыном?
– Нет, я буду в праздники один.
– Почему?
– Потому что он уехал с матерью, – со смущенной улыбкой ответил Безана.
– Но вы хоть помирились?
– Нисколько. Якопо считает, что в разводе виноват только я. Отчасти это верно. Я очень любил его мать, но вел себя как безмозглый идиот. Настал момент, когда ей это надоело, и она ушла к другому.
– Вы все еще любите ее?
Безана оценил, что Пьятти не спросила, продолжает ли он вести себя как идиот.
– К сожалению, да, – вздохнул Безана и отпил глоток пива.
– А ваши родители? Они живы?
– Умерли сотню лет назад.
– На счастье, есть работа, верно? Я всегда себе это повторяю. Худо-бедно, а работа есть.
Безана погладил ее по голове. У Иларии не было работы, потому что ее стажерский срок официально истек. И то, что она пишет статьи в качестве его соавтора, мало что меняло.
– Вот и отлично, – сказал он. – Значит, и завтра работаем вместе. Вы умеете готовить, Пьятти?
– Нет, я вообще ничего не умею, – она смущенно опустила глаза.
– Я так и подумал. Просто подначивал, – улыбнулся Безана. – Терпеть не могу рождественские ужины.
25 декабря
Утром в Рождество Илария позвонила Безане в 7.17. В ответ он проворчал что-то невнятное.
– Я читала всю ночь, – выпалила она. – Когда мы увидимся?
Безана пошарил рукой по тумбочке, нашел будильник и взглянул на время.
– Неужели человеку нельзя поспать даже на Рождество?
– Ой, извините. Я думала, вы настроены поработать. С Рождеством! Моя тетя тоже вас поздравляет. Знаете, несмотря ни на что, она находит вас симпатичным.
В трубке наступила тишина, потом раздался зевок.
– Кнопочка, слишком много слов. Сто двадцать пять знаков, включая пробелы. Черт возьми, я только что проснулся. Приходите через часик, – проворчал он и отсоединился.
Илария явилась с пандоро [32], купленным в супермаркете, и пачкой кофе.
– Пандоро вы тоже терпеть не можете?
– Нет, только панеттоне [33], – ответил Безана. – О, кофе! Неплохая мысль! Надеюсь, удастся найти кофеварку.
Он взглянул на гостью: Илария была вся в красном, включая чулки. Безана вздохнул.
– Мои поздравления, Пьятти. Вы сегодня ослепительны, надеюсь, я переживу этот факт.
Порывшись в кухонных шкафчиках, Илария извлекла на свет божий восьмиугольную подставку и кувшин, а воронки фильтра не оказалось. Кто знает, куда она делась. Попутно она начала делиться с Безаной своими размышлениями.
– Ведь Верцени должны были посадить в тюрьму или поместить в психушку? Пока шло следствие, вызвали двух экспертов: одного со стороны защиты, а другого со стороны обвинения. Вот и фильтр!
Фильтр нашелся в жестяной банке из-под печенья. Илария засыпала в него кофе.
– Со стороны защиты прибыл Чезаре Ломброзо. Он тут же велел поместить Верцени в лабораторию антропометрии при психиатрической клинике.
Пьятти включила микроволновку и взяла в руки планшет, чтобы было удобнее читать записи.
– Начал Ломброзо с черепа. Перед этим пациента обрили наголо, и Ломброзо сразу заметил, что левый лобный бугор у него более развит, чем правый, и от правой брови до верхней точки лба ведет костный гребень. По его мнению, эта особенность присуща черепам животных. Левое ухо оказалось длиннее и шире правого, скулы и нижняя челюсть чрезвычайно развиты, а нижние клыки остры. Глаза косили. Ломброзо в своих наблюдениях не упустил из виду даже гениталии.
Слушая ее, Безана пытался отмыть покрытую многолетней накипью чашку.
– Послушайте, – продолжала Илария. – Пенис прекрасно развит и по форме напоминает кончик флейты. Крайняя плоть красноватого цвета, уздечка отсутствует, что говорит о частом, даже очень частом пользовании органом. Ну, что вы на это скажете?
– Мне кажется, для следствия это крайне важно, – хмыкнул Безана. – Теперь, когда мы знаем, как выглядел пенис Верцени, нам остается только найти точно такой же. Как думаете?
Илария расхохоталась.
– Ладно, продолжим.
– Вот именно, давайте продолжим.
– Что касается дефектов и наследственных заболеваний у родственников, у Верцени было двое дядей, страдавших слабыми признаками кретинизма, однако ни у кого из родственников эта болезнь в полной мере не проявлялась. Пеллагрой, распространенной в этих местах, страдал только отец, да и то в легкой форме. В доме Верцени все много работали, но не бедствовали, и еды всегда хватало. Они были не из тех, кто ест только поленту и болеет пеллагрой. Лишь однажды Винченцо признался, что ел кукурузную поленту и ему стало плохо. Но это быстро прошло.
– Эта подробность уводит нас в сторону, – вставил Безана.
– Хорошо, возвращаюсь к главному, то есть к экспертизе Ломброзо. Он отверг тотальное поражение рассудка пациента, однако признал снижение уровня ответственности, по крайней мере в том, что касалось последних событий. Именно экспертиза Ломброзо и спасла жизнь Верцени: с перевесом всего в один голос 9 апреля 1873 года суд присяжных приговорил его не к смертной казни, а к пожизненным каторжным работам с отбыванием наказания в тюремной психиатрической лечебнице.
– Уж лучше смертная казнь, тогда тюремная психушка была страшным местом, – заметил Безана.
Илария разлила кофе по чашкам, открыла пакет, достала пандоро и посыпала его сахарной пудрой.
– Почему бы нам не взглянуть на то, что осталось от тюремной психушки? Ведь она была здесь, в Милане, на проспекте Двадцать Второго Марта. Что вы на это скажете?
– Это в Рождество? Кнопочка, похоже, вы тоже спятили.
19 марта – 9 апреля 1873
Джакомо Качча писал для бергамской газеты «Провинция» уже около двух лет, а начал сразу после того, как получил в Милане диплом юриста. Родители надеялись, что он станет адвокатом, но у него был свой четкий план: Джакомо хотел стать знаменитым журналистом. И сегодня, 19 марта 1873 года, его мечта сбылась. Именно ему доверили освещать суд века. Он слышал разговоры об этом деле уже несколько месяцев, душитель женщин (так его называли в городе) был у всех на устах. Потом наступило затишье, и теперь в задачи Джакомо входило подпитывать любопытство читателей. Они должны ловить каждое его слово.
Ему очень понравилось вступление, которое он написал:
«На следующей неделе состоится заседание суда присяжных Бергамо, которое будет отмечено как одно из самых значительных в анналах судопроизводства. Мы ограничимся тем, что пообещаем публике приложить все усилия, чтобы день за днем давать подробнейший отчет об этом заседании».
Хитрый ход, но эта хитрость будет вознаграждена. Автора станут останавливать на улице, чтобы узнать детали, дамы будут приглашать в свои салоны, а главное – удвоится продажа газеты. И для Джакомо процесс над Винченцо Верцени станет поворотным событием, началом долгой блестящей карьеры.
Слушание 26 марта 1873 года. Джакомо в первом ряду журналистов, с блокнотом и карандашом наготове.
«На скамье подсудимых Винченцо Верцени из Боттануко, двадцати двух лет. Это светловолосый молодой человек с тонкими светлыми усиками и правильными чертами лица. Вид у него цветущий. Его лицо можно было бы назвать симпатичным, если б не мрачное выражение и не косящие глаза. Одет он как зажиточный крестьянин и не выказывает никаких признаков волнения».
