– Ты смотри, товарищ Лисица, как у них налажено!

Фабрика за стеной – город! Просторные улицы, трубы. Невысокие, но широкие, как ангары, здания производств. Склады. Конторские помещения. Через перспективу улиц даже видны деревья, сквер – в центре фонтан с пустым постаментом. Мимо, шурша шинами, прокатило авто.

– Сторож, поганка, мог ведь и нашу машину запустить, – в сердцах крякнул Репа.

Я махнул рукой. Автомобиль притормозил. Извинившись, уточнил, не знают ли третий корпус. Шофер (женщина!) мельком переглянулась с пассажиром, которого не было видно на заднем сиденье. Оказалось, что мы совсем рядом. Тут же подошел Репа со скороговоркой: «Спасибо, граждане, поезжайте, нечего тут – здесь, между прочим, место происшествия». Шоферка ткнулась что-то возразить, но пассажир остановил ее, буркнув неразборчиво и коротко. Авто уехало. Довольно скоро мы разыскали нужное здание. У входа нас встречал полноватый лощеный тип с усиками, в спортивных бриджах на широких подтяжках. Замахал руками.

– Товарищи, вам сюда! Провожу вас.

Он сунул ладонь, мягкую и немного скользкую и влажную, отчего возникало чувство, что держишь рыбу.

– Демин, Сергей Петрович. Завсбытом. Погрузка и отправка товара – все на мне. Правая, можно сказать, рука нашего директора, – тут он завздыхал, засморкался.

Что же, есть от чего переживать: тот самый директор, которого он правая рука, Кулагин Н. М., сегодня утром найден в своем кабинете на фабрике мертвым.

Быстрым шагом мы прошли широким и длинным коридором вдоль высоких дверей. Демин по дороге говорил, что все, весь ассортимЭнт – он приналег на «э» – делают здесь, от товара до коробок и этикетки.

– Как при прежних хозяевах. – Демин немного сбился, но продолжил: – В том смысле, что восстановили все в полном объеме. Наладили, к примеру, отдел мельниц для пудр. Конечно, на иностранном пока оборудовании, временно! Сугубо временно!

Вестибюль фабричной конторы напоминал аптеку, черно-белые ромбы плитки на полу, молочный свет ламп.

– Кто нашел тело, вы?

Услышав «тело», Демин замахал руками, как мельница для пудр, обдав меня резким цветочным запахом одеколона, и затрещал:

– Нет, не я. Я был на складе. С утра. С раннего самого утра.

Мы поднялись по одной из железных лестниц на галерею. Она опоясывала зал с длинными столами. Высокие окна, в переплетах стекло чистое. У каждого стола – ящики с брусками мыла. Пахнет земляникой и дегтем. Несколько дверей кабинетов, очевидно, руководства фабрики, выходили на галерею, так, чтобы в любую минуту начальство могло присмотреть за работниками, не филонят ли. По другой лестнице, напротив, загрохотали сапоги, подоспели наши товарищи из милиции.

– А директор покойный, он ведь вчера попросил машину, – оглянувшись на них, продолжал завсбытом. – Шофер сказал мне, что так его и не дождался. Стало быть, это он вечером еще скончался? – Демин с полувопросительной интонацией повернулся ко мне.

– Это следствие установит, пока судить рано. А скажите, отчего же шофер уехал, не забрал его?

– Заведено, что если не вышел, то шофер может ехать. Вот, собственно, место… в смысле, его кабинет.

Дверь по центру галереи распахнута, у перил столпился народ. Женщины в платках, работники в кепках на затылках. Любопытные блестящие глаза, гул голосов. Одна из женщин держалась в стороне. Ловко, едва не под мышкой, она придерживала карапуза, мусолившего огрызок баранки. Демин пошел на толпу, маша руками: «идите, идите!»

– Товарищи работники, расходитесь! – повысив голос, крикнул я и придержал Демина. – Так кто же обнаружил тело?

– Секретарь, Зиночка. Она ждет. – Он свесился через перила галереи, махнул рукой.

Внизу, у стола, одна из женщин подняла голову. Уложенные набок короткие светлые волосы сверкнули под лампой, черты лица не рассмотреть.

– Это вот она, Зина! Зинаида Лапина, – пояснил завсбыта.

Замок на двери цел, не вскрыт. По словам Демина, директор не запирался, если нужно, просил не беспокоить, и все. Сам кабинет директора на фоне громадных размеров фабрики оказался совсем небольшим, стеклянная перегородка отделяла его от галереи. В комнате резко, пряно пахло одеколоном или духами, немного спиртом. В углу на вешалке пиджак. На стенах несколько свежих портретов вождей и светлые прямоугольники на месте старых, снятых. Окно выходит на Мытную улицу. На широких подоконниках, как на полках, наставлены коробки, навалены стопками бумаги, каталоги. Почти все пространство кабинета занято столом. Мертвец, покойный директор, за ним, лбом в столешницу, руки раскинуты, как для объятий.

Фотограф, закончив работу, протиснулся мимо меня. Я аккуратно повернул голову покойника. Пятно чернил у линии роста волос, смазанное. Очевидно, его все же трогали. Смерть наступила, скорее всего, накануне, поздним вечером, я бы поставил на промежуток с 22:00 до часу ночи. На первый взгляд – признаки отравления. Не мышьяк – нет следов рвоты и – я проверил ладони – сыпи тоже нет. И не стрихнин – лицо искажено в гримасе, но отсутствует спазм челюсти лицевых мышц. С другой стороны, я перевернул одну из коробок на столе (пудра «Имша»), на ней мелко был напечатан состав: соли ртути, бертолетова соль, анилиновые красители. Яды здесь, на фабрике, под рукой.

Осмотрел стол. Телефонный аппарат, по нему, я уже знал, дважды вызывали гараж. Чернильный прибор перевернут. На самом краю блюдце с окурком. В пепельнице смятая фольга от конфет «Трюфель», рядом бутылка темного стекла, стакан. Он тяжелый, старого хрусталя, внутри – я принюхался – коньяк. Второй такой же закатился за ножку стола. Разбит, уцелело только дно. А чуть дальше, у подошвы правого ботинка трупа, совсем мелкая стеклянная пыль. Ее я собрал в бумажный фунт, так осторожно, как сумел. Стаканы, бутылку и все, что осталось от конфет, упаковал для анализа. В ведерке для бумаг лежала кучка пепла.

Сунулся Репа, но грамотно – ни к чему не прикасаясь, наклонился над столом.

– Несет одеколоном. Аж свербит от морилки этой.

– Крикните секретаря.

У двери голоса стали громче. Блондинка, которую я уже видел, осторожно вошла в комнату. Брови в ниточку заломлены. На плечах чей-то пиджак. Все поверхности уже обработали порошком, я предупредил:

– Аккуратнее, не подходите ближе, не нужно. Ведь вы его нашли?

Всхлип.

– Утром. На сегодня уборщицу не вызывали. А я, я пришла как обычно. Дверь к нему была закрыта. Подумала, не хочет, чтобы беспокоили. Но он… чай не просил… и я, я зашла. И он! Тут!

– Зина, вы успокойтесь, пожалуйста. Всего один вопрос. Вы его трогали? Не пытались привести в чувство?

– Я думала, приступ. А он холодный, – голос чуть дрожащий, но твердый, – больше ничего… ничего не стала. Я сразу побежала, позвала. – Она всхлипнула, шагнула к двери, флаконы в открытом шкафчике зазвенели. Хрустнул осколок стекла в толстом ворсе ковра.

– Посмотрите, пожалуйста, как вам кажется – все на месте?

– Все вроде бы… Николай Михайлович важные бумаги держал в несгораемом шкафу, не на столе.

– Может, что-то все же пропало? Ценные вещи, личные. Вы ведь обстановку хорошо знаете. Все на местах?

Неожиданно цепким взглядом она окинула стол. Подоконник. Наклонилась что-то подобрать.

– Не трогайте!

– Тут осколки… Простите. Все, все на месте.

– Вы говорите, несгораемый шкаф. А можете открыть его, показать нам содержимое?

– Не могу, – прижала руки к груди, – Николай Михайлович ни разу не поручал мне.

– Кто может открыть сейф?

– Никто. Я не знаю. Он мог сам. Только он.

– Вы выпейте воды, присядьте там, в зале. Но не уходите домой пока, хорошо?

Демин, маячащий у двери, приобнял ее за плечи и вывел.

Вскрыть сейф – несгораемый шкаф – не проблема. Нужен только специалист. Я озвучил идею, и муровец, бормотнув «сами с усами», вышел.

От тяжелого запаха уже немного мутило. Я вдохнул поглубже, густые, цветочные ноты, и еще вроде бы что-то, слабее. Осторожно, обернув руку платком, рассмотрел флаконы в шкафчике. На вид все целы. Пузырьки и коробки были в кабинете повсюду. И на столе, на чайном подносе, стояло штук пять разных размеров и форм. Круглые с пудрой. Картонные футляры-тубусы и квадратные плоские – духи. В глаза бросилась красная с золотом коробка с кистями, изображением стилизованных треугольников. Дверь в кабинет распахнулась с резким коротким стуком. Секретарша из угла вскинулась, но отступила. На пороге возникла блестящая гражданка, вся хром и звук – сапоги, куртка, стрижка, вся как облита черным лаком. Вот это встреча! Та самая шоферка!