Совершен дерзкий угон автомобиля. Пострадала владелица, она уже выписана из больницы. Автомобиль найден, однако, к сожалению, после ДТП со смертельным исходом. Сбитая этим автомобилем девушка скончалась на месте. Другой пострадавший – мужчина, находится в больнице в тяжелом состоянии. Шли они рядом, молодожены. Угонщик скрылся с места преступления, ведется его поиск.

Прохожие задержали надругавшегося над школьницей уголовника-педофила. Подозреваемый заключен под стражу…»

Сначала полковник читал свой текст с некоторым выражением, но потом все более монотонно, затем начал пропускать куски, заглядывать вперед и выбирать, на его взгляд, более важные или те, по которым у него были хорошие ответы на возможные вопросы. С самого начала чувствовал он себя здесь «не в своей тарелке». Ему давно не приходилось вот так читать по бумажке подобные сводки. Долгие уже годы их докладывали ему самому, стоя навытяжку в его кабинете. Кроме того, вопреки своему высокому положению в иерархии города, и ставшему привычным служебному превосходству, он чувствовал себя здесь слегка униженным.

Отрывая для отдыха глаза от страницы, он мельком оглядывал сидевших перед ним за длинным столом. В основном это были мужчины, несколько женщин, и все внимательного его слушали. Начнут потом задавать вопросы, придется, наверняка, быть начеку, где-то вилять – всегда ведь можно в работе полиции найти, если захотеть, что-нибудь неладное. А они хотят, для этого и собрались, для этого и затеяли весь этот сыр-бор. Хотят, чтобы им сразу все преступления мы раскрыли, ни одного «висяка» не оставили. Придется теперь все время балансировать – держать достоинство человека в погонах, обличенного властью в городе, и одновременно вежливо покоряться, хотя бы для вида, перед народной властью, которую эти люди как бы представляют или, скорее, думают, что представляют. Какая-то эквилибристика не ко времени, и не по его годам… Незнакомые и строгие лица. Редко он уже видел такие выражения у людей перед собой – теперь обычно заискивающие, у починенных или просителей. А эти строгие, смелые и совершенно спокойные – народные представители. Депутаты Законодательного собрания Петербурга. Даже не просто депутаты, а члены специально созданной Комиссии по укреплению правопорядка в городе. Даже ее сокращение КУП стало уже привычным в новостях. Учредили его депутаты этого нового созыва, и первым же своим делом, как будто ничего важнее для начала своей работы не нашли.

Полковник продолжал зачитывать, но иногда отрывал глаза от текста, и опять скользил по внимательным лицам. Это было уже второе заседание комиссии, но он никого из этих депутатов раньше не видел. На первом «торжественном» заседании сам генерал докладывал им положение с преступностью, начальник МВД города, все было тогда особенно внушительно и значимо, новостные каналы выжали потом из этого все «по полной». Но в будущем, наверное, придется делать это ему самому, как первому заму генерала, дважды в месяц, и даже иногда в прямом телевизионном эфире. Это было одновременно плохо и хорошо. Плохо, потому что «еще одна заноза». Но, одновременно, хорошо и полезно – с депутатами накоротке, на виду у всего города. Ведь начальника полиции города теперь утверждают не в Москве, на Калужской площади, а здесь в городском Законодательном собрании, народные депутаты с подачи этих же самых комиссаров КУП, что сейчас его здесь слушали. А ему, полковнику, что-то подсказывало, скоро-скоро придется ему подниматься на ступеньку выше, на самый полицейский верх этого города. Уже и теперь он фактически полностью заменил в руководстве полицией заслуженного, но очень больного генерала.

Полковник, оглядывая депутатов, намеренно перескакивал взглядом через конец стола, за которым чуть дальше стояла телевизионная камера: смотреть прямо в сотни тысяч глаз телезрителей города ему сейчас было преждевременно – могло показаться нескромным, и даже ненароком вызвать неприязнь. Хорошо еще, что удалось пока заблокировать прямой эфир с заседаний этой комиссии, во всяком случае, с первых собраний, на чем настаивали эти люди – «комиссары», как их уже окрестили репортеры. Управление полиции было категорически против прямых эфиров с заседаний КУП, потому что могло привести к случайной утечке «тайны следствия», а это было недопустимо и граничило с преступлением. После долгих дебатов сошлись с депутатами на съемках в запись, затем «цензуре» и контроле материала с обеих сторон. Во всяком случае, на первых порах.

Тем не менее, одного из депутатов, сидевшего у телекамеры, полковник узнал, как ему показалось. Снова вглядываться в это лицо было неудобно, тем более рядом с телевизионной камерой, но, кажется, это был действительно тот самый журналист. Изменился за десятки лет, но, похоже, это он. Снова встретились… и где! Теперь он, оказывается, депутат, важное лицо…. Только его еще тут не хватало!

С этими тревожными мыслями полковник замолчал, затянул паузу, повисла тишина, и председатель не выдержал:

– У вас это все, товарищ полковник?

– Нет, не все, к сожалению. Но сначала я обязан предупредить депутатов и репортеров, что все последующее строго, так сказать, «для служебного пользования». Вам скоро станет ясно – почему. Даже упоминание этих преступлений не должно попасть в вашу телевизионную передачу. И особенно важно, чтобы нигде не упоминались слова – «серийный убийца». Об этом самом и пойдет далее речь.

– Я лично прослежу за этим, полковник, – громко сказал председатель. – Члены комиссии, надеюсь, понимают как важно, не провоцировать напрасно волнение в городе из-за этого щекотливого вопроса. Да и наш телерепортаж о положении с преступностью, как все знают, это не жадный до маньяков и мерзких подробностей таблоид, как на Западе. Пожалуйста, продолжайте, полковник.

– Найдено тело женщины со следами изнасилования в извращенной форме. Не буду описывать детали, только укажу, что брюшная полость у нее была вскрыта, по-видимому, для целей извращенного секса. Самое тревожное то, что особенности этого фатального рассечения полностью совпадают с теми, что обнаружены на телах двух других женщин, найденных ранее в течение этого года. Те женщины также не вернулись домой, не оставив следов. Не было и свидетелей произошедшего, об их пропаже заявили родственники, их тела найдены много позже и совершенно случайно. Все это указывает на серийный характер этих преступлений, а также на патологию преступника в сексуальном отношении. Словом, в нашем городе, похоже, активизировался сексуальный маньяк. Следствие ведется, но результатов пока нет. На этом у меня все.

– Спасибо, полковник Смольников. Перейдем к вопросам. Но после этого попрошу вас, полковник, доложить нам о работе вашего отдела собственной безопасности. Разумеется, это особо закрытая информация, но все мы имеем допуски, и о результатах хотим знать. Итак, комиссары, кто начнет?

Я слушал полковника не очень внимательно. Да и самое важное ожидалось позже: что и как он ответит на наши вопросы – для этого мы здесь и собрались. Преступников все равно не остановишь, а полицию лишний раз подстегнуть мы вполне могли, для этого наша депутатская комиссия и была создана.

Но более всего мои мысли отвлекало иное. Я этого человека знал очень давно, знал хорошо, но с очень плохой стороны. Тогда он был еще капитаном, а я въедливым журналистом, криминальным репортером. Под монотонный голос этого докладчика, – знакомого мне в то время капитана полиции, начальника опергруппы, – я перенесся в далекие годы «лихих» девяностых – начала «нулевых».

Тогда в стране царил беспредел, воры и бандиты вместе с прикормленными или запуганными чиновниками и полицейскими гребли под себя страну, а недалекие политики «демократы», мало понимая в экономике, вели ее прямой дорогой к экономическому коллапсу, и очень скоро привели – к дефолту и почти к разрухе. Пресса тогда истерично вскрикивала, желая оправдать звание «четвертой власти», но у нее это плохо получалось. Нежданно получив свободу, журналистика сменила привычный для нее за коммунистические годы кроваво красный цвет на канареечно желтый – бульварный. Теперь она легко продавалась, обслуживая и политиков, и олигархов, или в одном лице тех и других, опускаясь даже до оправдания кавказских террористов за взрывы жилых домов в Москве, при этом без обиняков намекая на вину в этом ФСБ. Я сам тогда был, двадцать лет назад, журналистом, и знаю это очень хорошо. Кратко напомню, что тогда происходило в стране, поскольку это важно для понимания содержания этой повести.