Как и другим обитателям бедного квартала Сен-Совер, Шавату пришлось подвергаться риску не только на крепостных стенах. Французская армия под командованием Людовика XIV и Тюренна вела штурм со стороны Фивских ворот как раз напротив квартала Сен-Совер. Бомбардировка была столь интенсивной, что жители покидали свои дома и перебирались в другие части города. Бедняки Лилля безропотно сносили лишения осады и были поражены, когда услышали, что муниципалитет 27 августа, на семнадцатый день осады, подписал акт о капитуляции. Принесенные жертвы теряли смысл. Шавата переполняло негодование. Но что он мог сделать? Соседи, друзья ругали магистратов, обвиняли буржуа в трусости и этим ограничивались. Но сохранялась слабая надежда, что при заключении мира между Францией и Испанией город останется испанским. Вскоре и эта надежда исчезла: под командованием энергичного офицера по имени Вобан французы начали возводить в городе новую крепость.
Осенью беды и проблемы, связанные с захватом Лилля Людовиком XIV, отступили на задний план. Уже на протяжении нескольких лет чума сеяла смерть на северо-западе Европы.
В октябре 1667 г. чума пришла в Лилль. За месяц умерли 386 человек. Ужас охватывал при взгляде на белые кресты: ими обозначали дома на карантине. Больным и их близким запрещалось выходить на улицу. Лишь подаяния поддерживали жизнь в домах с белыми крестами. По распоряжению муниципалитета убивали собак, кошек, голубей, в них видели распространителей заразы. Жители прихода Сен-Совер воздвигли два алтаря Святому Року, именно на его посредничество особенно надеялись, вымаливая у бога прекращения бедствия. Молебны, карантин да избиение кошек — вот и все, что можно было противопоставить болезни. Людовик XIV послал в город отца Леона. О нем говорили, как слышал Шават, что он прибыл, чтобы изгнать чуму. Кроме молитв святого отца, Людовик тоже ничем не мог помочь своим подданным. Эпидемия свирепствовала всю осень, зиму, продолжалась она и в 1668 г. Шават, занятый в мастерской, мог почти не показываться в городе, но очень часто приходилось выходить его матери. Она была опытной повитухой, а дети продолжали рождаться и в это страшное время. Хотелось уклониться, не идти. Ведь больных чумой нередко скрывали.
1 июня 1668 г. пришли известия о заключении мира: Лилль перешел во владение французской короны. Франция, помимо Лилля, присоединила еще И городов и крепостей во Фландрии. И все это ценой минимальных финансовых затрат и минимальных человеческих потерь. Но во время войны конституировалась враждебная Франции тройственная коалиция: Голландия, Англия и Швеция. Душой коалиции была Голландия. Трудно передать, какую ненависть вызывала она у короля и его приближенных. Нация республиканцев, кальвинистов, «торговцев сыром»… Людовик XIV вновь готовился к войне. С новыми подданными приходилось обращаться осторожно: муниципалитет Лилля получил право регулярно посылать депутацию к королю и его министрам, депутаты могли представлять ремонстрации по любым касавшимся города вопросам. Государственный секретарь по военным делам, сын Ле Телье Лувуа в полном согласии с королем предостерегал интенданта от прямого вмешательства в управление Лиллем. Когда генеральный инспектор мануфактур Беррье, посланный лично Кольбером, заявил, что необходимо изменить систему городской власти, Лувуа вмешался и дезавуировал его. Высший представитель французского короля в Лилле интендант Ле Пелетье без разрешения самого Людовика не решался даже дозволить муниципалитету взять на себя некоторые заботы по уходу за его личным садом. Приходилось избегать малейших поводов для недовольства. Казалось, что в любой момент может начаться восстание. Однажды утром в 1668 г. французские войска заняли центральные улицы города, и все только потому, что обычай оповещать о выпечке праздничных хлебцев звуками рожка был принят за сигнал к мятежу.
Магистраты Лилля не давали поводов к столь повышенной настороженности, зато простой люд держал новые власти все время в напряжении. Столкновения между местными жителями и французскими солдатами вспыхивали по самым незначительным поводам. Особенно часто происходили драки в кабаках. В июле 1668 г. в предместье Фив солдат отхлестал по щекам владелицу таверны за отказ дать ему пива. Муж и завсегдатаи таверны бросились на солдата, к тому пришли на помощь его товарищи. Завязалась драка.
Через пару дней в бильярдной офицер тяжело избил кием владельца зала. Из тюрьмы, куда его поместил интендант, бравый капитан бежал. Чтобы как-то успокоить жителей города, возмущенных безнаказанностью буяна, Лувуа приказал непременно изловить его, а пока осудить заочно.
Шават больше других негодовал по поводу выходок французских солдат, как-то раз пострадал от них сам. Однажды вечером неизвестные ему люди сорвали с него шляпу и утащили ее. Шават нс сомневался, что это сделали французские солдаты: ведь именно в тот вечер они догола раздели человека. Ткач полагал, что он еще легко отделался.
Несмотря на старания Лувуа и его интенданта, Шавату, как и многим другим жителям Лилля, казалось, что власти тайно всегда держат сторону французов.
В общество старого порядка положение личности в среде народных низов кардинальным образом отличалось от положения личности в среде высших классов. Своеобразия индивидуальности не прощали ни окружающие, ни власть имущие. Яркому человеку приходилось осознанно или интуитивно выискивать средства самозащиты. Одни стремились не отличаться от массы, так что в конце концов сливались с пей. Другие отгораживались от мира, избирая путь отшельничества. Те же, кого их собственная сила и смелость обрекали на бунт, спешили навстречу смерти.
Ткач Пьер Игнас всю взрослую жизнь вел записи. Что хотел сказать своей хроникой непритязательный, тихий Шават? Невольный подданный французского короля, так никогда и не согласившийся, не принявший это подданство… В своем бессилии что-либо изменить, он тешил себя изредка легендами о счастливом испанском королевстве.
Человек исключительно сильного характера, крестьянский сын Жамере-Дюваль ушел из деревни, стал скитальцем, добровольным изгнанником, изгоем и анахоретом. Личность слишком сильная, чтобы раствориться в рутине быта и полуживотного труда. В конце концов его «приютила» наука.
Государство для людей из простого народа выступало в различных образах насилия.
Валентен Жамере не любил уступать. Он был упрям и горд. Унижению предпочитал побои. Вопрос, пресмыкаться или голодать, — для него не стоял. Конечно, голодать! И все же, все же не всегда ему удавалось отстоять свое достоинство. Когда в 38 лет он сел писать воспоминания, то не собирался запечатлевать себя в памяти потомков. Иногда в узком кругу он рассказывал о своих детских скитаниях.
Замысла как бы и не было. Что приходило в голову, то и записывал. Только когда рука уже водила пером и вставали полузабытые образы, страсти вновь просыпались.
Неотомщенные обиды, надругательства над беззащитными, несправедливые оскорбления. Нетеоретик, Жамере не искал источника зла, но зло он различал всегда зорко.
Валентен Жамере, сын тележника, родился в деревне Артонне податного округа Тоннер Парижского генеральства. 24 апреля 1696 г. его окрестили в приходской церкви, а через четыре года умер его отец{109}. Матери было печем кормить детей. Пришлось даже продать черепицу с крыши, заменить ее убогой соломой, едва спасавшей жилье от непогоды. Лет в 8–9 (точно своего возраста Жамере не знал) он первый раз в жизни увидел и попробовал белый хлеб, его угостил сельский священник. Кюре проходил с деревенскими ребятишками катехизис и учил их молитвам, поэтому Валентен время от времени бывал у него дома. Там же Валентен услышал правильный французский язык, он даже стал стыдиться своего грубого говора, как и все крестьяне их деревни, он изъяснялся на патуа, т. е. на местном диалекте.
Мать совсем не занималась Валептеном, она во второй раз вышла замуж и будто предала его, предпочла чужому злому мужику.
Страдая от голода, мальчик как-то раз забрался в соседний сад, набрал яблок и так испугался своего воровства что не посмел вернуться домой. Он слишком хорошо мог предвидеть, какие побои его ожидают, если, не дай бог, его преступление раскроется. Валентен бежал из деревни и бежал стремглав. Он так несся, что угодил в волчью яму, откуда лишь на следующие сутки его вызволил проходивший мимо мельник. Боясь, что тот отведет его к отчиму, Валентен назвал себя Дювалем, скрыв свою настоящую фамилию.
