В ту пору уже часто тайком заключали пари о дате его смерти.
27 июля 1715 г. Людовик XIV делал смотр полка своей охраны. Он стоял среди придворных со своим обычным видом величия и превосходства над всеми. Вскоре после смотра король отправился в Марли. Там он почувствовал себя дурно.
В августе на ногах у него появились черные пятна. Началась гангрена. Двор продолжал жить своей жизнью. Визиты, концерты, приемы. Король замкнулся в кругу тех немногих близких, что сохранила ему смерть: мадам де Ментенон и два его внебрачных сына. Иногда он приглашал к себе Граммона и Виллеруа, своих ровесников, они ему рассказывали о прошлом. Изредка для него разыгрывали пьесы Мольера, они будили воспоминания о временах «Очарованного острова»: 1664 г. — праздник в честь мадемуазель де ля Вальер… Воспоминания затягивали, прошлое влекло больше, чем будущее, в котором его, короля Франции Людовика XIV, уже не будет. Но Людовик не отдавал себя всего прошлому… Его продолжала терзать боль за государство. Ради государства ему хотелось хоть в чем-то обмануть, преодолеть смерть.
Игрушки тщеславия — медали в свою честь, портреты, скульптуры — давно оставлены. Смерть слишком приблизилась, и своим приближением она сметала преграды из мишуры. Теряли смысл «увековечивающие» тебя амулеты.
Оставалась мука за государство и близких. Отбросив традицию, король издает указ, кощунственный с точки зрения всей аристократии страны: его незаконные дети получают права на престолонаследие. Но как воздействовать на будущего короля? На этого маленького неизвестного. Как передать ему свои мысли, свои желания? И тем же указом Людовик XIV назначает старшего из своих внебрачных детей герцога Мэна воспитателем трехлетнего Людовика XV.
Превозмогая болезнь, король продолжал работать. 24 августа 1715 г. он председательствует на заседании Верховного совета лежа в постели… Все понимали, что он умирает.
Герцог и члены парламентов готовились уничтожить систему, на создание которой король потратил многие годы. Оппозиция была придавлена, но не уничтожена. Король проиграл… Даже политика меценатства не удалась, руководить умами оказалось еще сложнее, чем армиями. Версаль превратился в центр мертвой роскоши. Художники, литераторы, философы предпочитали свободный воздух Парижа. Английский опыт занимал лучшие умы. Если о казни Карла I старались не вспоминать, то все, что было связано со «славной революцией», постоянно подвергалось осмыслению и обсуждению.
Напуганный Фрондой король желал привести страну к полному упорядочиванию. С помощью неутомимого Кольбера и других послушных министров он возводил систему всеобщей бюрократической опеки, система была создана, но опекаемые сохранили в себе способность к сопротивлению. Не были уничтожены институты, препятствовавшие перерождению абсолютистской монархии в деспотию, не подверглась уничтожению или даже существенному изменению политическая культура общества.
Общество оказалось сильнее великого короля и его государства.
Люди вне государства
Теоретики, политические деятели, простые люди из народа. У всех у них не только различается угол зрения на государство. Само видение общественных реалий у них различно. У первых жизненная позиция, личные впечатления, книжное знание сливаются и служат материалом для логически выверенных конструкций. Их страсти воплощаются в холоде понятий. Для вторых государство аксиологично, они служат ему, как служат богу, как служат любимой женщине. Государство для них живая каждодневная реальность: о нем думают, для него жертвуют собой и близкими, его предают и обманывают. Для короля и высших бюрократов государство — это ценность совершенно особого порядка, это живые люди, которые им подчиняются, и, наконец, это они сами.
Присутствует ли государство в жизни простых людей? Как они его ощущают и понимают? Они существуют вне государства, по очень во многом для него.
Что можно понять в жизни народа, проследив биографии трех случайных людей? Не будем отвечать на вопрос, пусть на него ответят биографии наших героев: ткача из Лилля Пьера Шавата; пастушонка в детстве, а в зрелые годы придворного библиотекаря и хранителя древностей Жамере-Дюваля и знаменитого контрабандиста Луи Мандретта.
Жизнь простого человека не богата событиями. Во всяком случае, так было в XVII в. События скорее приходят извне, чем провоцируются волей и фантазией бедняка. Жизнь Пьера Игнаса Шавата не богата исключениями из этого правила.
Он родился в 1633 г. во Фландрии, в городе Лилле. Отец его, как и дед, занимались ткачеством. Шерстяная ткань называлась сет, а ткачи, ее ткавшие, звались сеетерами. Мать Пьера Игнаса Барб Гарин была повитухой. Достаток у семьи был небольшой, но в 30-е годы более менее стабильный, так что деду Шавата даже удалось приобрести звание буржуа: заплатив 15 ливров, он стал полноправным гражданином города Лилля. У отца в 1638 г. была мастерская с двумя ткацкими станками. Но стать буржуа ему не удалось.
С середины XVII в. шерстоткачество в северной Фландрии вступило в полосу длительного кризиса. Хозяева мастерских разорялись. Стал простым рабочим и Этьен Шават, отец Пьера Игнаса. Подкосила его также одна нелепая история, приключившаяся с ним в июне 1650 г. Дело происходило в таверне Прет, что в предместье Фив. Этьен Шават заплатил за выпивку и собирался уже уйти, как его остановил Жан Било по кличке Болтун, темная личность, с которым опасались связываться. Он ухватил папашу Этьена за одежду и потребовал, чтобы тот заплатил за него недостающую мелочь. Этьен стал вырываться, его плащ разлетелся надвое, завязалась драка. Посетители таверны их разняли. Этьен пересел в дальний угол, по Било заметил его и там и бросился на него с ножом. Тогда старший Шават тоже вытащил нож. На этот раз Жану Било не повезло. Он умер на следующий день, успев перед смертью сказать, что он прощает Шавата и ничего против него не имеет. Почти год тянулось следствие. В конце концов Этьен Шават получил помилование от короля{107}. Фландрия в ту пору принадлежала испанской короне, и семейство Шаватов надолго сохранило благодарность испанскому королю.
Отец и мать Пьера Игнаса читать и писать не умели. Как овладел грамотой сам Пьер Игнас, неизвестно. В городе в годы его детства были две школы для бедных. Может быть, он посещал одну из них. Обучившись ремеслу ткача и пройдя положенный срок ученичества, Шават получил возможность работать самостоятельно.
Мастерская, церковь, таверна — вот три места, где проходила его жизнь. Приобрести собственное заведение и станок Шавату не удалось и, хотя он имел звание мастера и создал свой «шедевр», работать приходилось по найму простым рабочим.
В мае 1667 г. Людовик отправил в Мадрид меморандум, в котором выдвигались юридические обоснования претензий Франции на ряд территорий, принадлежавших испанской короне. Меморандум был равносилен объявлению войны.
Мнением жителей, под властью какого короля они хотят жить, государи не интересовались. Как могло прийти в голову Людовику XIV поинтересоваться, какое подданство предпочитает какой-нибудь Пьер Игнас Шават, ткач из Лилля. Подобный люд должен был справно платить налоги и поставлять рекрутов — это все, что от него требовалось.
Людовик XIV ввел войска на территорию Фландрии и стал отвоевывать город за городом. Лилль готовился к осаде. Губернатор дон Амбруаз Спинола приказал разрушить дома вблизи крепостных стен. Возводились земляные укрепления, вместе с простым людом и буржуа трудились даже монахи.
Уже во время осады на самой высокой башне города был поднят флаг с бургундским крестом посередине. Местный хроникер писал, что таким образом жители Лилля демонстрировали врагам свою верность Испании и испанскому королю{108}. В обороне участвовали не только солдаты регулярных войск, но и мирные горожане. Много лет спустя Шават вспоминал, как рядом с ним бомба попала в человека, выжгла ему глаза, размозжила подбородок, так что оголились рот и гортань.
