– Тебе не о чем переживать, – упрямо повторил Эйэ. Мужчина замолчал, он не отводил взгляда и соглашаться с женщиной не желал, как и всегда, когда он начинал вести себя подобно упрямому ослу.
Рэйара решила взять инициативу в свои руки и самостоятельно перевести тему разговора. Эйэ мог в любой момент продолжить спор, а ей не нравилось обсуждать предстоящую неприятную для всех фазу луны и, тем более, свои страхи. Как только получится, если остальные не придут к тому времени, полукровка убежит от братьев как можно дальше. Может, ей следовало бы взять пару веревок и после побега в самом деле привязать себя к дереву? Жаль, что даже сделанные калнсами толстые канаты из вэльия – травянистого растения с фиолетовыми стеблями и зелеными мелкими цветочками – не способны долгое время сдерживать перевертышей.
– Что мы будем делать с Вечным Лесом? – поинтересовалась женщина. Этот вопрос волновал ее немногим меньше.
– Не знаю. Я не уверен, что мы должны в это вмешиваться. В конце концов, у нас есть другие дела, а спасать леса и бороться с темными чарами оставим друидам. Я могу сообщить в Общину, но не думаю, что это принесет пользу и нам, и самому Вечному Лесу. Можем отправить сообщение нашим друзьям из Ордена Света, полагаю, я мог бы отправить предупреждение известным лично мне друидам. Кто-то из них, думаю, сможет понять, что делать и вмешается.
Полукровка понимала, что Эйэ прав – у них и без того было много проблем, однако, то ощущение страха, которое она испытала в Вечном Лесу, все еще не отпускало ее. Рэйара никогда не считала себя трусливой и слабой, скорее напротив, и, раз уж поспешила скрыться как можно скорее, значит дела и впрямь обстоят нехорошо. Сердце леса умирало, и, даже если спасти его не удастся, можно было попробовать помочь всему остальному.
– А если эта зараза распространится дальше? – спросила полукровка у заклинателя, – Сердце умирает, а вместе с ним умирает и лес. Ты думаешь, что эта болезнь остановится на границе леса и не пойдет дальше?
– Я не могу этого обещать, к сожалению. Скорее всего, лесом болезнь или что это еще может быть, не ограничится. Мы не знаем, как долго это длится, не знаем и какие опасности могут ожидать нас, если мы вмешаемся. У нас есть свои задания, есть цели и почти нет времени.
– Но все же, хоть немного, но оно у нас есть.
– Что есть? – переспросил волшебник. Он либо в самом деле отвлекся, либо прикидывался, чтобы не продолжать говорить на неинтересную ему тему.
– Время. У нас есть время, пусть и немного – ты сам сказал. Мы можем потратить его на то, чтобы помочь Вечному Лесу. Разве ты не думаешь, что если все это пойдет дальше, то и мы тоже можем пострадать?
– Я предполагаю, что если все и правда пойдет дальше, то найдется тот, кто все остановит. Один маг, целый народ или, быть может, десяток народов, но распространение заразы остановится и без нашего участия. Намного раньше, чем дойдет до наших земель. Мы в безопасности и наши соседи тоже.
– Но другие – нет. Мы можем что-нибудь сделать! – Рэйара упрямо настаивала на своем. Она не хотела спорить, и была готова уже смириться с гибелью Вечного Леса, пока Эйэ не сказал, что рассчитывает на способности других, незнакомцев и совершенно посторонних существ, а не на свои силы. Это было слишком. Волшебник возлагал надежду на народы, чьи территории располагались ближе к погибающему лесу не потому, что не мог справиться сам, а потому, что не желал вмешиваться. Он был готов подставить под удар тех, кто не представлял для него ценности, но почему он стал настолько жестоким – женщина не понимала. Раньше он никогда не вел себя подобным образом.
– Но не будем, – не менее упрямо повторил мужчина.
Рэйара скривила лицо, хмурясь и отвернулась. Волшебник положил ей руку на плечо, она рыкнула и клацнула зубами рядом с кистью, на безопасном расстоянии, чтобы ни в коем случае не заразить своего товарища. В человеческом облике она представляла опасность только в эту фазу луны, и то с вероятностью в пятьдесят процентов. На протяжении уже нескольких лет она переживала за жизнь Эйэ куда больше, чем за жизни остальных братьев и свою собственную.
Порой Рэ ловила себя на мысли, что бывают дни, когда свэт преследует ее в мыслях и днем и ночью; это походило на помешательство. Такие периоды случались регулярно, а первое проявление было через несколько дней после спасения свэтами от взбешенных людей, увидевших ее в облике перевертыша. Возможно, сама судьба вела полукровку на встречу с предводителем отряда, изыскивая наилучший путь.
Приближение к новой семье началось в тот день, когда полукровка вынужденно простилась с привычной жизнью, бескрайними просторами и всем, чем дорожила…
Рэ помнила, как пришли люди и другие народы, как они начали совместную охоту на перевертышей, как хотели отобрать их территории, все охотничьи угодья, которые принадлежали стаям. В тот раз это была не месть – вожак давно бросил забавы своих юных лет, он больше не чувствовал себя одиноким, он жил по правилам и большую часть из них установил сам. Захватчиков не волновали прошлые грехи, они охотились не на конкретных носителей звериной натуры, а на всех разом.
Стаи, вынужденные все больше ужимать свои территории, нередко сталкивались на охоте, мешая друг другу, или во время обходов, из-за чего происходили ссоры и драки. Каждый страдал в то нелегкое время, но до наступления голода к перемирию прибегать не желали. Несколько раз перевертыши нападали на людские поселения, чтобы прогнать незваных гостей, напугать и забрать себе то, что всегда принадлежало свободолюбивым умельцам менять обличие, но даже если удавалось убить десятки и сотни людей, через время на их место приходили новые. Врагов становилось только больше, словно быстроживущие умели выходить из тел поверженных собратьев.
Слабые смертные воспитывали в семьях по нескольку детей, а женщины продолжали рожать, не думая о том, как прокармливать, воспитывать и помогать образовываться своему потомству. Мужчины рано взрослели и брали оружие в руки тогда, когда свэты считались еще глупыми малышами и только осознавали себя. Когда люди уже становились искусными бойцами, заводили собственные семьи, рожали новых людей и были на пике своей силы, свэты еще считались детьми и даже о свиданиях не задумывались. Перевертыши развивались быстрее свэтов, больше размножались, чаще производили на свет по несколько детенышей, однако, до людей им было слишком далеко.
Заделать с десяток отпрысков, даже не предполагая, как они прокормятся, научатся ли чему-то стоящему и доживут ли до зрелости – маловато для выживания. Так поначалу думали вожаки перевертышей и смеялись над слабыми представителями человечества. Вскоре же их ждало разочарование – люди оказались свирепыми, а порой и безумными, куда более, чем меняющие облик могли предположить.
Перевертыши кусали врагов, часть поверженных не умирала от ран, а заражалась и могла перейти на сторону зверолюдов – это обидное прозвище давно закрепилось за вольным народом. На это тоже был расчет, ведь противостоять воле главаря грязные зараженные долго не могли, никакие прежние связи и кровные узы не спасали их от необходимости подчиняться. В некотором смысле присоединившиеся походили на марионеток, ниточки которых становились крепче с каждым полнолунием. Лишь когда кукловод-вожак позволял связи ослабнуть, зараженные получали немного свободы.
Люди же не страшились потерять своих односельчан и товарищей, более того, многие из них умерщвляли себя, чтобы не присоединяться к противникам, значительную часть казнили их же друзья, под одобрительные возгласы толпы, не страшась прослыть жестокими и неизменно называя убийство милосердием. Ряды перевертышей пополнялись жалкими единицами из тех, кто сумел избежать расправы односельчан, или проявил трусость и слабость, скрыв следы от укусов и тем самым оставив себя в живых.
Этих редких прибывших было недостаточно – перевертыши продолжали отступать, по-прежнему ругались между собой и даже сражались стаями против стай, не желая заключать союзы.
