— Эй, ты кто таков будешь⁈ — Очнулся, наконец, Еремеев.

Он во время царской речи замер в сторонке, всем своим видом выражая почтение, но теперь сделал шаг вперед и сурово уставился на коня, который упорно рассекал толпу горожан, как ледокол Антарктику.

— Ой…– Буян задрал башку и, наконец, сообразил, что в некотором роде сильно не во время влез со своими поисками меня. — А чего это тут у вас? Те самые смотрины? Отбор, так сказать? Ну… Девки так себе, уж не обессудь боярин. Я бы на месте Горыныча сильно обиделся на такой откуп. Поприличнее не нашли?

— Да ты наглец! — Боярин оглянулся по сторонам. — Стража! Арестовать наглеца!

— Погоди-погоди… — Царь отодвинул плечом Еремеева и вышел вперед. — Чего-то морда мне его знакома… Ты чей будешь?

— Ну… Вообще, история эта долгая. — Буян гордо вскинул голову, тряхнув гривой. — Сначала я был правой рукой Кощея… Но потом…

Народ испуганно ахнул и подался в стороны.

— Ой, да чего вы⁈ Ну, да, репутация у моего прежнего хозяина не сильно положительная. Но вы ж поймите… Бессмертие, оно никого хорошим не делает. Живешь себе, живёшь. Живешь, живешь… А сейчас я вообще богатырский конь.

— Ох, как интересно…– Протянул царь.

И вот скажу честно, выражение его царской физиономии в этот момент мне сильно не понравилось. Он как будто что-то этакое знал, очень важное, но совсем не торопился своим секретом делиться. А еще рядом с ним весьма громко «крякнул» Еремеев. Со значением. Судя по всему, боярин точно в курсе царского секретика.

— А где твой богатырь? — Спросил этот ушастый венценосец. — Ты уж не обессудь, но что-то с трудом верится. Вроде говорят, Кощеева коня абы кто приручить не может. Слыхал я такую сплетню. Говорят, мол, предсказание есть. Что явится герой, который все на свои места поставит. А герой этот будет в сопровождении трёх помощников. Один — страж Кощеев. Это, я так понимаю, ты. Второй — Серый волк, а третий… Ну там ерунда, конечно. Ни мертвая, ни живая девка при них третья. Насчёт данного пункта большие сомнения имеются. Однако нам и первого достаточно. Тебя. Ежли ты правду говоришь, так где же тот самый герой?

— Дык вон он! — Радостно заорал Буян, уставившись прямо на меня.

— Так это он и есть? — Царь Герасим с любопытством разглядывал иномирца, который за обе щеки уплетал икру красную, осетровую.– Чегой-то не шибко крепкий… Хорошо, что он Машке так и не встретился. Машка его бы одной рукой, как комарика, придавила бы… Да и смазливый до ужаса…

— Он, батюшка, он! Смазливый, это верно говоришь. Аки девка красная. Ни бороды тебе, ни усов… Но точно он. — Еремеев ухватив царя за локоток, прижался к нему плечом и принялся жарко нашёптывать в ухо. — Я его как, ирода, увидал, сразу понял, сработал наш план, государь. Не зря ты вон какой лоб имеешь, красивый да покатый. Это потому что у тебя ума — палата. Все-таки сработало предсказание. Сработало! Что иномирца, который Темное зло победит, самого нам на помощь притянет. Вишь как вышло. Пришел, голубчик, сам, своими ножками. Как миленький. Даже искать не пришлось.

— Ты это…Еремеев…Подальше отойди, а то прямо в царское ухо мне наплевал. — Герасим потер упомянутую часть тела, а потом оттолкнул боярин в сторону. Но недалеко. Все же обсуждали оно страшную тайну — Да, на то и расчет был. Предсказание… Ежли мы сейчас все грамотно организуем, Машка потом пусть хоть к Яге, хоть к самому Кощею бегает на отца родного жалится. Стервь… Вся в мать… У нас теперь герой есть. Он Темное зло победит и никто ни черта не докажет. Опосля драки кулаками махать поздно ужо будет.

Царь Герасим снова покосился в сторону стола, за который торжественно усадили иномирца. Жрал этот гад, как не в себя. И все икру. Ложками.

— Вот ведь Машка не вовремя скатерть-самобранку утащила. — Задумчиво высказался Герасим. — Разорит нас этот иномирец. Точно тебе, Илья Никитич, говорю. Ты посмотри… Даром, что худой. Закидывает в себя икорочку, как родную.

Сначала, правда, будущий герой сильно сопротивлялся. Никак не хотел к царю в гости пожаловать. Даже драться пытался. Его, само собой, под белые рученьки взяли, в терем привели, а потом уже за стол усадили.

Странный, конечно, богатырь. По первой дрался будто его на дыбу хотят отправить. Кричал что-то не по-нашенски. Про какой-то международный суд и Гаагу. Место это, Гаага, царю было неизвестным, а суд он знал только один — свой.

Пришлось даже стрельцов подключать, чтоб глупого иномирца в царские хоромы утащить. Так он брыкался. Так раскапризничался. Да еще конь этот… Странный тоже.

— Слушай, Еремеев, тебе не показалось, будто конь богатырский, тот, который Кощеев, слишком наигранно возмущался, когда мы иномирца лобного места увести пытались, а он морскою звездою раскарячившись, за девок цеплялся? — Спросил государь у своего наперсника.

— Есть такое, надежа царь. Я про коня слыхал… Он раньше, говорят, верою и правдою служил Кощею. А тот его Марье Моревне подарил. Серьёзность наерений хотел обозначить. Так вот, в битве, вроде как, он сразу половину вражеского войска кладет. А тут с десятком стрельцов справиться не мог. Больше колготы наводил. Только торговые шатры повалял. Да товар бабке Ефимьи испортил. Ефимья с нас теперь с живых не слезет, пока компенсацию не получит.

— Да… — Царь проводил тоскливым взглядом очередную ложку красной икры, улетевшую в рот иномирца. — Что он не надеется никак…

В этот момент будущий герой Тридевятого царства перестал жевать и посмотрел на Герасима с Еремеевым. Те, одновременно отпрянув друг от друга, расплылись радостными улыбками. Тоже одновременно. Так, мол, они рады. Так рады…

Хорошо, стол длинный, да здоровый. Царь и боярин сидели с одного его конца, рядышком. А иномирец — с другого.

— Ох… Неужто скоро закончится эта про́клятая эпопея… — Продолжая улыбаться, тихо пробормотал Царь.

А вообще, история, которая Герасиму стоила седых волос, тянулась уже больше двух десятков лет. Началось все с женушки, чтоб ей пусто было. Вернее с того, что оказалась она вовсе не такой, как царю расписывали. И рожей нехороша. И характер, будто жаба болотная ее родила.

Увлекся в то время Герасим с тоски да с расстройства девкою одною. Хороша девка была, страсть. Волосы русые, коса ниже пояса. Глазища — что поле васильковое. Она, правда, замужней оказалась. Жила неподалеку, в одном из сёл. А в столицу на базарную площадь приехала. Царь как ее увидел, прямо умом тронулся. У него самого в то время дочери еще не было. А вот супружница ужо была. Да только не по велению сердца выбранная. А токмо ради политических целей. Боярского роду-племени особа. Отец ее владения имел на границе и Герасиму сильно нужон был этот союз.

Царь Василису, так красавицу звали, заметил, и давай ей подарки слать. Всякие. Золото, драгоценности, отрезы бархата да парчи. А она все его дары обратно возвращала. Мол, негоже замужней женщине их принимать.

У Герасима прямо совсем сдвиг малёхо случился. Вот до зубовного скрежета ему Василису заполучить хотелось. Вынь-положь ему Василиса нужна. Пошел он к бабе Яге. Ну, как пошел…Еремеева отправил. Самому царю к известной на всю округу ведьме ходить нельзя. Репутация — дело такое.

А Баба Яга Еремеева прямо с порога прогнала. Сказала, мол, нельзя Истинную любовь колдовством разрушать. Истинную… Откуда только глупость такая взялась… Да и не разрушится она. Даже если Василиса на царя взгляд свой обратит, то это будет против ее воли. Помрет, один черт. Высохнет.

Герасима тогда еще больше стало от чувств накрывать. Хотя, может, конечно, и не чувства это были, а так, изжога…В то время дюже много ему гостинцев заморских возили.

Однако, царь не успокоился. Отправил Еремеева к другой помощнице. Пришлось срочно организовать посольство заморское. Там вроде, в одном царстве-государстве королева тёмными делами занималась. Она, правда, говорят, сначала мужа сгубила. А потом дочку его в лес с охотником отправила. Велела убить. Но дочка тоже не дура оказалась. С гномами спуталась. В общем, не в этом суть.