Никто не спрашивал меня, хочу ли я быть здесь? Эти посторонние, они твердят, что я теперь обязана. Так кто мне ответит на вопрос, кто же я? Получается, что я стала чьей-то прихотью без шанса выбора. Да, можно сказать, что спросить никак не получится, но если ты заводишь ребёнка; если хочешь его вот так приобрести для себя, то хотя бы удосужься сделать так, чтобы эта новая (навязанная только твоим желанием) жизнь, могла получить нужный минимум.
Я говорю спасибо маме и папе. Спасибо, что вы пытались мне дать всё, что только можно. Но я также с полным правом говорю вам своё «не спасибо» за все разы, когда вы пытались сделать из меня собственность. Не спасибо вам за каждый раз, когда вы говорите, что я должна родить, должна выйти замуж, должна носить красивые платья, а ещё должна гулять со стольки и до стольки, и только по причине того, что на улице выплодилась целая куча маньяков, которых тоже когда-то родили. Не дали уверенности в себе, не дали понимания личных границ, а ещё той нужной обеспеченности, без которой нищее, обветшалое тело сломило и дух, сделав нравы не животными, а самыми ЧЕЛОВЕЧЕСКИМИ в полном маразме этого слова.
Сейчас я иду по безлюдной улице. Мне немного страшно вот из-за таких несчастных, которые могут повстречаться на пути. Но в тоже время мне приятно чувствовать своё нескованное тело. Пока я иду — я живу… и вопрос: «кто же я?» остаётся с маленькой надеждой на возможность найти ответ.
Неумение жить тесно связано с этим вопросом. Много свободного времени создаёт большой поток мыслей, а они, в свою очередь, пытаются проникнуть в каждую клеточку имеющегося эмоционального опыта. Мы — люди, не можем постоянно быть счастливыми, а тем более несчастными. Нервная система не рассчитана на такие перегрузы. И вот свободное время как раз и становится площадкой, где весь эмоциональный опыт начинает кружить, завывать, создавая впечатление переполненной черепушки.
Неподготовленное «Я» в первую очередь очень болезненно чувствует негативные, упаднические мысли, олицетворяющие научность и логику. Наука вообще убивает наивную романтику, которая так необходима каждому. Под своим утверждением я могу смело расписаться и взять всю ответственность, ведь я человек, который потерял эту беспечность, наивность и светлую глупость, которые защищали меня.
Остаться с Миром вот так обнаженной — значит в первую очередь почувствовать свою уязвимость. Поначалу, когда я раздевалась, я думала, что моя нагота покажет истинную кожу человека. Тогда я наивно считала, что отсутствие стеснения станет заразительным! Что сначала близкие, а потом их друзья, а затем друзья друзей начнут подхватывать эти нотки чистого и понятного. Ведь если посмотреть на это гипотетически, то честность во всём и везде, открытость и помощь во всём, и даже принятие скопившегося неизбежного абсурда, то есть, нашего существования — уже могло бы значить утопию, победу над всем плохим. Но вот я открываюсь людям, отбрасываю ради них романтические маски, показываю себя настоящей. А все эти некогда друзья, родственники, возлюбленные начинают просто ненавидеть меня.
Моя открытость видится им пошлостью. Моя честность выглядит для них как снобизм и дань современной моде. А моё обнаженное тело вызывает у них стыд. Со всех сторон сначала появляются возмущенные косые взгляды, а ближе к вечеру, когда эти ЛЮДИ имеют возможность скрыть своё социально-приемлемое лицо, тогда уже в мой адрес летят оскорбительные слова: «Ты шлюха!». После слов в голову запускается мелкий щебень, а после и вовсе особо жестокие и закомплексованные люди вываливают булыжник, раздрабливающий мои кости.
Поначалу я много плакала. Погружалась в страдание с головой. Такая несправедливость больше всего уничтожала во мне желание. Боль физическая же оставалась падающей тенью от моральной жестокости.
Что я смогла понять? Что рая на Земле никогда не будет; что весь ад мы возводим собственными руками, а попытка одного стать открытой дверью — заканчивается полным его уничтожением.
Этап выживания — самый интересный. Когда я поняла, что не быть мне мною, я попыталась закрыться, стать снова не человеком, а девушкой. Той самой, которая любит готовить, постоянно обсуждает чужие отношения и всё мечтает о крепкой семье.
Признаюсь, в какой-то момент меня чуть ли не стошнило… Какая мерзкая и фальшивая я виделась самой себе. Это невыносимое чувство, каждый день притворяться! Ведь в действительности, всё никогда не может стать как прежде.
Изменивший однажды — снова изменит. Ударивший — снова ударит. А потерявший хоть раз наивность на свой счёт и эту Землю, всегда останется с оголёнными нервами. Мои нервы оголены. Я сильно чувствую навалившуюся беду, но в тоже время вижу в ней и спасение.
Главный проводник через страх — искусство. Или творчество. Каждый называет изрыгание нутра с учётом уровня самомнения. Я никак не называю те полотна, что смею пачкать краской. Иногда мне кажется, что это мои дети, а иногда, когда изображенные образы вызывают животный страх, я начинаю считать их язвой. Неизменная проблема «неумения жить» тесно начинает сплетаться с вопросом: «кто я?» Ведь за неимением вариантов получше, этот кажется самым логичным. Хотелось бы в это верить, но шансы, как и во всём, крайне малы.
Из-за угла переулка появляется Миша. Он начинает идти справа от Даши.
МИША: Когда я впервые взял кисть в руки — я был счастлив. Мне хотелось рисовать натуралистичные пейзажи, а ещё портреты. Удивительна история мастеров, что растянулись своими творениями на многие века, и вот теперь, когда уже не осталось внутренней культуры — эти личности всё ещё висят в музеях, собирая большим дядям монеты.
Утверждать, что ты рисуешь для себя — значит нагло врать. Не важно, что по итогу ты начинаешь иллюстрировать собственное безумие. Каждое вложенное усилие хочет продаться, хочет своего зрителя. И тогда возникает закономерный вопрос: «А тот ли я, кем хочу казаться?» или «я хочу казаться больше, чем быть?» Быть просто собой — уникальная вещь, но только из собственных глаз, ведь для других…
ДАША: я не значу ровным счётом ничего! Наверно, поэтому, стать популярным — одно из ключевых условий для освобождения себя. А кто меня осудит, кто скажет, что семья, что любовь благодарного ребёнка — важнее, тот будет ещё большим эгоистом, чем люди, усомнившиеся в честности такого пути.
Давайте начистоту. Семья — это доступный вариант только для того, чтобы стать важным для кого-то ещё. Нужным! И тогда спрашивается, а в чём различие? Только в сложности. Каждый выбирает свою иллюзию.
МИША: Поэтому, никогда не осуждай других. Никогда. Я знаю, эта тишина впереди меня всё прекрасно слышит. Любой путь Homo видится мне именно в поиске ответа: «Кто же этот я?»
Формулы для счастливой жизни просто не существует. Кто-то заводит большую семью. Кто-то всю жизнь гонится за деньгами. Третий находит наслаждение в извращениях, запрещённых веществах, ничегонеделанье, искусстве, музыке, стихах отдельно, в одиноких прогулках по выходным, в конце концов. Но разве перечисленное не разрушение?
ДАША: Вид постоянно бегающих людей вызывает головокружение. В час пик, когда я спешу на работу, становится очень страшно. Столько биологических машин куда-то спешат, о чём-то думают. И вот я — одна из этих машин, и может быть, именно сейчас кто-то думает про меня ровно то же самое. Мне хочется поговорить об этом несвязанном шквале вещей, но с кем?
МИША: Почему люди так закрыты? Страх, который из поколения в поколение навязывают каждому новому сосуду? Иногда я думаю о том, что отдал бы всё на свете, лишь бы лишиться своего нынешнего опыта, снова стать чистым листом, и вот тогда, я бы не стал приоткрывать дверь в бездну. Сейчас же поздно отнекиваться. Момент упущен. И теперь я могу…
ДАША: только искать. Ворошить каждый сантиметр пространства в поисках излечения. Можно подумать, что речь моя…