У Ленки в глазах стояли слезы. Думаю, она не осталась бы сидеть со мной, если бы в этот момент в класс не вошел директор школы, наша классная руководительница Екатерина Николаевна Максимова и старший лейтенант Харлампиев в парадной форме с орденом Красной Звезды и двумя медалями «За отвагу» на груди. Но это были не все гости. Чуть погодя в класс вошел командир бригады полковник Савенков Артем Владимирович. А с ним мужчина с серьезным брюшком и неприятным взглядом.
– Садитесь, ребята, – сказал Семен Абрамович. – Сегодня необычный день для нашей школы. Мы проводим урок мужества не на примерах ВОВ или других войн, где наши воины героически защищали и защищают идеалы социализма и коммунистической идеи. Примером для нас сегодня является человек, который учится в вашем классе, все вы его знаете – это Растислав Гаврилевский, совершивший геройский поступок в мирное время: спасший тридцать одного человека из каменной ловушки после землетрясения.
Я стоял и чувствовал на себе только один взгляд – Ленки. Ради этого я и решил идти в пещеру, чего уж греха таить. Это потом я захотел спасти людей, а сначала было только желание доказать, что я тоже что могу.
Хотел было ляпнуть это в ответ на дифирамбы, которые мне пели, но, слава Богу, удержался. Ко мне подошел мужчина в костюме и с брюшком и, пожав руку, повесил на левую сторону груди какую медаль. Обдумывая участие Ленки в спасении ребят из пещеры, я пропустил несколько речей, в том числе этого серьезного дяди.
После вручения мне коробочки и удостоверения серьезный дядя и командир бригады, который тоже долго что говорил, а потом жал мне руку, боясь повредить мои сорванные мозоли, помахали рукой и вышли из класса. Мне, наконец, разрешили сесть и я, усевшись за парту, от ощущения, что рядом сидит Лена, чуть не свалился со стула. Поймал себя, восстановил равновесие и ушел в нирвану, обдумывая первую фразу, которую должен буду сказать ей после этого абсолютно ненужного урока. Фраза не придумывалась.
Владимир Петрович, видимо, в красках рассказывал про меня и про пещеру, потому что все девочки в классе рассматривали меня совсем по-другому. Да и мальчишки многие, за исключением галерки во главе с Лелей Генешвили, смотрели с неприкрытым уважением.
– Нужно было послушать, что говорили, – подумал я, как всегда, поздно, поднимаясь из-за парты после звонка и собираясь проводить Харлампиева.
– Растислав, жду вечером в спортзале, – громко сказал Владимир Петрович.
– А чего ему там делать? – поинтересовался громко с галерки Леля. – На гитаре брынькать?
– Генешвили, – грозно произнесла Екатерина Николаевна, – ну-ка, замолчи. Как тебе не стыдно?
– А чего стыдиться? – продолжил Леля. – Придумали какую ерунду, медаль еще дали этому толстяку. Да я в жизни не поверю, что все так было. Небось папаша его попросил кого сделать из его сыночка героя. Им, офицерам, все можно. Вот и подмазал – где надо и чего надо. Он же у него шишка. И мамаша тоже.
Я не помню, что было дальше и как я это сделал. Раньше Леля позволял себе оскорблять только меня, не переходя на родителей. Только я стоял возле второй парты – и уже стою возле последней, а Леля Генешвили лежит в груде завалившегося шкафа, который раньше стоял возле стены. Рядом возвышался старший лейтенант Харлампиев и странным голосом нараспев гортанно говорил:
– Медленно выпусти из себя воздух через зубы, освобождаясь от ярости. Расслабь кулаки, отпусти кровавый туман из глаз, пусть летит. Все. Дыши глубоко, Воин. Дыши и выдыхай через зубы.
Воздух с шипением выходил через стиснутые зубы.
– Владимир Петрович, что это? – хрипло спросил я. – Что со мной было?
– Это, братец, называется слияние с вихревым потоком, пока спонтанное и недолгое, но теперь уже достаточное для тебя. А для меня гордость, что я буду учить вихревика. Как же здорово! Сегодня Учителю позвоню, расскажу. Может, он сам приедет на тебя посмотреть.
– А с Лелей что? – спросил я растерянно.
– Да все в норме. Живой. Дышит. Зубов передних лишился. Ну и без сознания пока. Придет в себя, я еще с ним поговорю, а ты иди. Тебя ждет девочка, с которой ты сидел и млел весь урок, – улыбаясь, заявил он. – Да не бойся ты. Один в пещеру не боялся, и к девушке не бойся. Все хорошо будет.
Он приподнял шкаф одной рукой, а второй вытащил шевелящегося Лелю.
– Жив, чудище? Ну-ка, на меня посмотри. Не дай тебе Бог еще раз в офицерском слове усомниться. В следующий раз будешь иметь дело не с моим учеником, а со мной. И с отцом я твоим обязательно поговорю по поводу твоего воспитания. Готовь свой глупый зад к встрече с ремнем. Наслышан я, как ты по вечерам верещишь – как девчонка, – жестко и громко, чтобы все услышали, сказал Харлампиев. – Растислав, поручаю тебе этого чуду, проследи, чтобы вел себя хорошо, или можешь поучить его хорошим манерам чуть-чуть. Ему не помешает.
– Есть. Принял, – ответил я, как меня уже научили. – Есть обучить хорошим манерам, товарищ старший лейтенант.
Вечером, уставшие после посещения специализированного магазина «Белая Березка» в Симферополе и покупки всего, что только можно было представить, наевшиеся от пуза пиццы с разными начинками в старинной и единственной на весь город пиццерии, мы приехали домой. Возле подъезда стояла черная «Волга», а возле нее – мужчина с козлиной бородкой, одетый дорого и, на мой взгляд, строго. Он сделал несколько шагов в нашу сторону и, чуть приподняв шляпу правой рукой, заговорил с папой:
– Виктор Александрович Гаврилевский, я не ошибся?
– Здравствуйте. Вы не ошиблись. Это я.
– Можно мне с вами поговорить пару минут?
– Пожалуйста. Секунду, – и, обратившись ко мне: – Растислав, начинай носить тяжелое, что не сможешь, оставь – вместе перенесем.
Из тяжелого были стиральная машина и телевизор. Все остальное перенести я мог, тем более что вещи в двух больших чемоданах и двух сумках мама с Ириной понесли сами. Судя по их виду, они не доверили бы это богатство никому.
Папа разговаривал со странным вечерним визитером долго. Я перенес все, что мог, и подумывал попросить водителя буханки, в которой мы все это привезли, помочь отнести телевизор, когда папа позвал меня к себе.
– Расть. Это Вениамин Геннадьевич, коллега Агея Ниловича по географическому обществу. Он просит взглянуть на дневник, который тебе оставил Агей Нилович.
– Пап, а ты разве его не забрал? Я после переезда искал и подумал, что это ты взял, а потом закрутился и забыл спросить. Ну а сегодня, сам знаешь, не до того было.
– Нет, Расти, я не брал. Ты хорошо посмотри везде. Товарищ специально из Москвы прилетел. В этом дневнике сокрыто множество разгадок тайн, над которыми бьются уже долгое время ученые разных стран. Нельзя, чтобы дневник попал в другие руки. О том, что Агей Нилович жил здесь, оказывается, никто не знал. Все думали, что он или на острове Пасхи, или исследует гроты в Перу, а узнали о нем из статьи о тебе в «Комсомольской Правде». Там он дважды упоминался.
– Правда? Обо мне в «Комсомольской Правде»? Вот здорово! Почитал бы.
– Подожди, Расть, с «Комсомолкой». Вопрос серьезный. Вспоминай, когда ты последний раз видел дневник. Как он выглядит?
– Выглядит как толстая амбарная тетрадь в кожаной обложке. С внешней стороны выбит иероглиф по типу тех, что я видел в пещере. Видел я дневник перед тем, как уйти к тебе. Еще хотел сразу забрать, но он бы не уместился в сумку, и я решил забрать его вместе с книгами. А потом его не стало. Я перерыл весь стол и все шкафы. Говорю же – думал, ты забрал почитать.
– Растислав, Виктор Александрович, я чувствую, когда говорят правду. Вы не обманываете. Но мне бы хотелось поговорить со всеми, кто участвовал в переезде. Для начала с Людмилой Федоровной и Ириной Викторовной. Это необходимо сделать сегодня – ведь после всех бесед мне нужно будет позвонить в Москву, чтобы организовать поиск и не позволить вывезти столь ценные документы за пределы страны.
Поговорил с мамой и сестрой и, даже не прощаясь, сел на заднее сиденье «Волги» и уехал. Папа пожал плечами – дескать, одежка хороша, а манеры быдла и, подхватив коробку от телевизора, пошел домой, а стиральную машинку нам помог донести дядя Кирилл, сосед по площадке.
