В голову мысли закрадываются странные. Отворачиваюсь, закрываю глаза. Спать. Завтра в школу её утром везти и гнать в академию, а то отец опять будет лекции читать о пользе образования. Без него ведь никто же не знает!

– Расскажи мне про них, – тихо просит Стася.

Очередная годовщина сегодня. Пятнадцать лет прошло с тех пор, как погибли её родители. Она не помнит их конечно же. Откуда? Ей три года едва исполнилось. Но всё равно грустит. Я и в клуб пойти разрешил, чтобы не хандрила, а её всё равно слегка накрыло.

– Ну я же почти ничего не помню, – сам мелкий был. – Поспи, ладно? Это пройдёт к утру. Ты же знаешь, – заправляю ей за ушко прядь волос. Они приятным, лёгким шёлком холодят пальцы.

Подтыкаю ей одеяло получше, чтобы согрелась. Это всё платье то ужасное виновато. Дурёха! Наверняка ещё у клуба замёрзла.

– Чуть-чуть, – не отстаёт Стася.

Прикрыв глаза, начинаю вспоминать, что рассказывал мой отец. Транслирую ей. Её веки тяжелеют. Начинают слипаться. Сестрёнка быстро засыпает под звук моего голоса.

Отворачиваюсь от неё и тоже отрубаюсь. Спать осталось всего ничего, а на физухе всем по хрен, как ты провёл ночь. Если узнают, что нарушил режим, драть будут в два раза жёстче. Показательное выступление, чтоб остальным неповадно было.

Просыпаюсь от того, что мне сопят куда-то в лопатки и худенькая ручка обнимает со спины. Спросонья пытаюсь вспомнить, когда я успел притащить в дом тёлку. Не мог же. Не. Я не пил вчера толком, чтобы вдруг взять и учудить такое. Родители не поймут, а вот утренний стояк радуется, что сейчас его приятно опустят. Но я тут же обламываюсь, вспоминая, что ко мне Стаська ночью прискакала.

Чёрт! И как вставать теперь?

Даже повернуться к ней не комильфо. Сестрёнка лежит слишком близко. Одна надежда на будильник…

– Да, родной! – радуюсь его воплям как никогда.

Стася вздрагивает, снова копошится, убирает от меня руку и отползает подальше.

– Захар, – трясёт за плечо уже с безопасного расстояния. – Захар, вставай. Будильник.

А то я, блин, не слышу!

– Брысь к себе, – хриплю ей.

Прочищаю горло и понимаю, что затёк весь от сна в одной позе. Мне бы размяться.

– Ты не злишься за то, что пришла?

– Если ты сейчас же не уйдешь отсюда, я очень разозлюсь. Брысь, сказал!

Поправляя пижаму, мелкая сбегает из моей комнаты. Слышу командный голос отца в коридоре. Скатываюсь с кровати, встаю на разминку. Растянув и разогрев мышцы, принимаю упор лёжа, отжимаюсь, чередуя кулаки с раскрытыми ладонями. Для утра двадцаточки хватит. Бодрит лучше кофе.

В душ теперь.

Повесив на шею полотенце, выхожу из комнаты. Семья уже на кухне. Там отец что-то рассказывает, а наши женщины, маленькая и большая, звонко смеются.

Автоматом прохожу мимо ванной к ним. Киваю маме, суетящейся у плиты. Отец строго смотрит на мой голый торс, растрёпанный вид и домашние треники, держащиеся низко на косточках бёдер.

Стася улыбается. Лёгкая такая, всегда весенняя. Моё сердце начинает колотиться чуть сильнее. В непонятках торможу его. Бросаю ещё один взгляд на сестрёнку и всё же ухожу смывать с себя пот после утренней разминки.

Возвращаюсь к своим уже в приличном виде. Штаны всё теже, сверху футболка. Стася уплетает омлет, наскоро запивая его соком. Набила полный рот, щёки как у хомяка. Ловит мой взгляд, краснеет и жуёт интенсивнее.

– Ну не торопись ты так. Подождёт тебя Захар, – гладит её по волосам мама. – Он и сам ещё не собрался.

– Я ж как в армии, мам. Пока горит спичка.

– Ну-ну, – хмыкает в густые усы отец. Смотрит на часы. – Ты на развод не опоздаешь? – отрицательно качаю головой. – Где был вчера?

Переглядываемся с мелкой. Я её не сдаю. Говорю только за себя.

– В клубе с парнями встретился.

– А ничего, что ты живёшь по уставу и фактически на казарменном положении, хоть и дома? – строго. – Это залёт, курсант!

– Я ж не в форме, кто меня видит? Тихо посидели, познакомились ближе, разошлись.

– Мать сказала, ты опять в гонки полез. Зачем?

– Ну должно же у меня быть личное. И деньги опять же, – пожимаю плечами.

– Я думал, в твоём возрасте «личное» – это немного другое, – стебёт батя.

– С этим у меня тоже нормально. Не переживай. Я по всем фронтам контролирую.

– Ты бы хоть познакомил с этим «личным», – начинает мама.

Стася насупившись больше не ест. Внимательно вслушивается в разговор.

И чего это?

Смотрит на меня так… странно. Не знай я её с детства, подумал бы, что ревнует.

Играем с ней в гляделки. Я пытаюсь в этих карих глазах разглядеть ответ на ряд своих вопрос, которые меня мучают, но вместо этого улыбаюсь, потому что люди обычно сопят носом, а Стася взглядом. Из него сочится обида, направленная на меня, и я чувствую её кожей.

– Пора, – моя труба разрывается в комнате.

Слетаю с табуретки и собираюсь по-армейски. Сестрёнку жду в коридоре. Мама с заботой поправляет на мне китель. Вздыхает.

– Очень хочу на твою девочку посмотреть. Интересно, какая она, – вздыхает мама.

– Вот когда найду ту, которую буду готов в дом привести, познакомлю. Остальное тебе не надо. И вообще, мне не сорок лет, чтоб ты так за мою личную жизнь переживала.

Я на самом деле знаю, чего она переживает. Но то, что было два года назад я переболел, пережевал и выплюнул. Новый город, новая жизнь.

Малая выходит прямо впритык по времени. И опять этот взгляд обиженный. Что я сделал то?

Стася

Сижу на переднем сиденье его красного Лексуса, бессовестно заглядываю в бардачок и тут же получаю по пальцам. Успеваю увидеть лишь спрятанную на «чёрный день» пачку сигарет, упаковку влажных салфеток для машины и то, от чего у меня внутри опять неприятно зудит – несколько блестящих квадратиков, небрежно валяющихся без коробки прямо с края.

– Ещё раз позволишь всяким упырям лапать себя, – начинает отчитывать Захар, – будешь сидеть дома до конца жизни. И под одеяло не пущу, – заявляет с совершенно серьёзным лицом.

Прыскаю в кулачок от смеха. И он вместе со мной.

Улыбаясь и слушая радио, добираемся до моей новой школы.

– Ты меня заберёшь сегодня? – ёрзаю по кожаному сиденью.

Задумавшись, постукивает пальцами по рулю.

– Заберу, – уверенно кивает.

Тянусь к нему, мажу губами по щеке, оставляя на коже немного блеска. Выбегаю из машины.

Мы рано приезжаем, чтобы брат успел в свою Академию вовремя. Первая смена только-только подтягивается. Ко мне подскакивает Гришка, один из одноклассников. Тянет за лямку рюкзака. Она сползает с плеча вместе с курткой. Дёргаю обратно. Гриша не отпускает. Захар агрессивно сигналит из машины. Синхронно оглядываемся. Брат выворачивает руль и, шлифуя асфальт, уезжает за территорию.

В нарастающем гуле голосов идём на первый урок. Тихо перешёптываемся с Сашей за последней партой. В меня прилетает скомканный лист бумаги. Разворачиваю.

«Пойдём со мной гулять, Дюймовочка» – гласит записка.

Ну да, моего номера, кроме Саши и учителей, ни у кого нет. Ни в какие классные чаты я не вступала. Сама не знаю, почему. Надо вливаться в жизнь коллектива, но я ещё не привыкла. Город чужой, люди все вокруг тоже пока чужие, хоть и неплохие вроде. Как везде.

Привыкну. Это наш второй глобальный переезд. Папа на повышение, и мы за ним, как его самая верная гвардия.

Гриша возмущённо смотрит в ожидании ответа. Отрицательно кручу головой. Раздражённо закатывает глаза, выдирает из тетради ещё один листок и снова что-то строчит.

– Соловьёв, я, конечно, рада, что один из древних способов передачи информации ещё не вымер во времена гаджетов, но обрати свой взгляд на доску, будь добр, иначе эта записка будет передана на пару инстанций выше – директору, – коварно улыбается Жанна Каримовна, наша биологичка.

Гриша бросает на меня ещё один взгляд. В этот раз многообещающий. И послушно смотрит на доску до конца урока.